Книга Чингисхан. Повелители стрел - Конн Иггульден
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Беги туда, проверь, может, они там прохлаждаются, пока мы ждем! — крикнул Хасар Субудаю.
Юноша кивнул и поспешил к своим людям. Проскочив полосу тени, он очутился в пятне яркого солнечного света, увидел вражеских лучников, которые, не отводя холодных глаз от тесного пространства между воротами, пускали туда одну стрелу за другой.
Субудай едва успел укрыться за куском дощатого щита. Стрела вскользь задела его руку, и он громко выругался. Только один человек из его десятка был еще жив.
В крошечном закутке между воротами могло поместиться не больше дюжины воинов. Несколько человек отчаянно колотили молотами в створки ворот, остальные держали над головами импровизированные деревянные щиты, тесно прижимаясь друг к другу. Песок под ногами густо ощетинился стрелами, стал гуще, чем собачья шерсть. Еще больше стрел летело со стен. Субудай слышал отрывистые приказы на чужом языке. Если сверху сбросят камни, атака захлебнется еще до того, как сломают внутренние ворота, подумал он, с трудом подавляя страх. Субудаю казалось, что он в ловушке. У воина рядом не было шлема — потерял в бою. Вдруг он громко охнул и упал ничком, из его горла торчала стрела, выпущенная почти отвесно. Субудай подхватил его обломок щита и поднял, вздрагивая каждый раз, когда стрела ударяла в доски. Молоты били ужасающе медленно. Вдруг Субудай услышал, как один из воинов испустил радостный крик, и монотонный гул ударов сменился другим звуком: воины начали крушить треснувшие доски ногами.
Ворота распахнулись так резко, что несколько человек рухнули наземь. Самые первые погибли почти сразу, встреченные залпом арбалетных стрел. Следом в крепость ворвались люди Хасара, яростно крича в предвкушении битвы. Они наступали, теснились в воротах, спотыкаясь о тела убитых.
Субудай не мог поверить, что еще жив. Вытащил подаренный Чингисом меч и побежал вперед с толпой воинов, радуясь, что выбрался на свободу из смертоносного пространства между воротами. Арбалетчики не успели перезарядить оружие, и Субудай убил первого врага прямым ударом в горло, пока тот стоял, растерянный от ужаса. Многие из монголов, ворвавшихся в крепость, были ранены и истекали кровью, но они выжили и теперь с ликованием бросились на тангутов. Те, кто бежал впереди, поднимались по деревянным лестницам и довольно ухмылялись при виде вражеских лучников, по-прежнему целившихся в проем между стенами. Монгольские луки били без промаха, защитники крепости падали, словно под ударами молота.
Войско Чингиса начало просачиваться через ворота, заполнять крепость. Первая волна атакующих шла беспорядочно, не подчиняясь ничьим приказам. Субудай знал: пока старшие военачальники вроде Хасара или Арслана не возьмут командование на себя, он волен убивать сколько сможет. Из горла юноши вырвался неистовый крик восторга.
Без Лю Кена, который мог бы организовать оборону, тангуты отступили и в панике разбежались перед вражеским войском. Оставив коня в ущелье, Чингис вошел во внешние ворота и пролез, нагнувшись, в разбитые внутренние. Он видел, как его воины сокрушают защитников крепости, и его лицо светилось гордостью и торжеством. Впервые за время своего существования племена смогли нанести ответный удар тем, кто так долго держал их под пятой. Для Чингиса не имело значения, что воины Западного Ся не считали себя цзиньцами. Для его народа они принадлежали к одной древней, ненавистной монголам расе. Хан увидел, что некоторые из вражеских воинов побросали оружие, покачал головой и окликнул случившегося поблизости Арслана.
— Арслан, пленных не брать! — велел Чингис. Темник послушно кивнул.
После ханского приказа тангутов стали уничтожать методично и размеренно. Их отыскивали в подвалах крепости и волокли на расправу. К концу дня трупы вражеских воинов свалили в огромные кучи на обагренных кровью камнях внутреннего двора. Колодец стал местом всеобщего притяжения, каждый измученный монгол находил время утолить жажду, ведрами лил воду в пересохшее горло, пока наконец все не напились вдоволь и не вымокли. Они победили пустыню!
На закате Чингис сам подошел к колодцу, переступая через скрюченные тела. При его приближении воины замолчали, а один наполнил кожаное ведро водой и подал хану. Когда Чингис наконец утолил жажду и улыбнулся, монголы громко закричали, заулюлюкали, и эхо отражало их голоса от стен, разносило далеко вокруг. Воины бродили по лабиринту комнат и залов, галерей и коридоров, столь непривычных их взгляду. Как стая диких псов, они добрались до дальнего конца крепости, оставляя черные камни на своем пути залитыми кровью.
Начальника крепости нашли в покоях, увешанных шелковыми занавесями и бесценными гобеленами. Потребовалось трое крепких воинов, чтобы выбить окованную железом дубовую дверь в комнату, где прятался Шен Ти с дюжиной дрожащих от страха женщин. При появлении Хасара Шен Ти попытался заколоть себя кинжалом. Толстяк был так напуган, что клинок дрогнул во вспотевшей ладони, лишь слегка поцарапав кожу. Хасар вложил меч в ножны, взял пухлую руку Шен Ти, державшую кинжал, и направил оружие к горлу тангута. Шен Ти, утратив самообладание, стал сопротивляться. Ханский брат оказался сильнее и точно нанес удар, отступив на шаг прежде, чем брызнула кровь, и тангут забился в предсмертной агонии.
— Это был последний! — произнес Хасар.
Он бросил взгляд на женщин и прищелкнул языком. Странные создания, кожа выбелена так, что цветом напоминает кобылье молоко, но до чего же хороши! Аромат жасмина смешивался с запахом крови, и Хасар хищно улыбнулся. Его брат Хачиун взял в жены девушку из племени олхунутов, в его юрте уже подрастали двое ребятишек. Первая жена Хасара умерла, и он сейчас был одинок. Интересно, разрешит ли ему Чингис жениться на двух или трех иноземках? Мысль Хасару понравилась. Он подошел к дальнему окну, чтобы посмотреть на земли Си Ся.
Крепость стояла высоко в горах. Хасару открылись два скалистых хребта, простирающихся в туманную даль, а между ними — широкая долина. Далеко внизу зеленели поля, виднелись многочисленные деревни и усадьбы. Хасар удовлетворенно вздохнул.
— Все равно что сорвать спелый плод, — сказал он и повернулся к Арслану, который только что шагнул в покои. — Пошли кого-нибудь за моими братьями. Хочу, чтобы они тоже это увидели.
Правитель сидел в самой верхней комнате дворца и смотрел на плоскую равнину Западного Ся. Вид полей в утренней дымке был невыразимо прекрасен. Если бы государь не знал о вражеском войске, вторгшемся в пределы страны, все вокруг выглядело бы совершенно мирным, как в самый обычный день. Каналы сверкали на солнце золотыми нитями, неся посевам драгоценную воду. Вдалеке виднелись крошечные фигурки крестьян — знай себе трудятся и не думают о кочевниках, что пришли в их страну из северной пустыни.
Ань Цюань поправил одежду из зеленого шелка, расшитого золотом. Внешне правитель казался спокойным, однако чем дольше он вглядывался в рассвет, тем усерднее его пальцы теребили нить, дергали до тех пор, пока она не зацепилась за ноготь и не порвалась. Ань Цюань нахмурился и опустил взгляд, оценивая ущерб. Ткань для халата выделали в Цзинь, и сегодня Ань Цюань облачился в него на счастье — надеялся получить подкрепление. Едва услышав о вражеском вторжении, он послал в Цзинь двух самых быстрых гонцов с письмом. Прошло уже много времени, а ответа все не было.