Книга Англия и Уэльс. Прогулки по Британии - Генри Воллам Мортон

— Не желаете ли омара, сэр? — спросила она.

Я внимательно присмотрелся и обнаружил, что она не шутит. За спиной девушки на фоне розовых кустов стоял стол, на котором в художественном беспорядке красовались дюжины омаров. Я бросил взгляд на часы: они показывали половину пятого. Вот уж никак не подозревал, что можно есть омаров на полдник. Скажу больше: по-моему, в этом ощущается нечто непристойное. От неожиданности я совсем растерялся и ответил: «Да, пожалуй». Девушка тут же, не оставив мне времени на размышления — сугубо женская черта, — подхватила одну из этих тварей (большую, красную!) и скрылась за дверями своего заведения. Я обречено последовал за нею, шлепнулся в обтянутое коленкором кресло и приготовился к худшему — меня терзали ужасные предчувствия.

— Чаю? — раздался мелодичный голосок.

На моем лице отразился слабый протест, но девушка уверила меня, что китайский чай «прекрасно подходит к омару». Я собирался было поинтересоваться: а проделывал ли кто-либо прежде подобный эксперимент, но мне не оставили на это времени. Когда панцирь лобстера опустел, в меня словно вселился бес, который заставлял отвечать «да» на все, что предлагала девушка (а она была чертовски разговорчивой). В результате на столе передо мной скопились плошки с дорсетскими сливками, горшочки с джемом, пышные кексы, источающие умопомрачительные ароматы, и целые бастионы из булочек и хрустящих рогаликов. Единственное, чего не хватало моему чаепитию, — так это Безумного Шляпника.

Лондонцы любят рассказывать истории об излишествах Западной страны[16], о сливочных рассветах и джемовых закатах. Может быть, размышлял я, таково неофициальное гостеприимство Дорсета и Девона? Я хотел получить подтверждение своим догадкам у любезной хозяйки, но она уже снова была на своем посту — искушала проходившего мимо викария лангустом.

Тяжело поднявшись из-за стола, я медленно зашагал по зеленой улочке, ведущей к древнему монастырю. Сказать по правде, я стыдился самого себя.

Омары и дорсетские сливки — не слишком подходящая еда для пилигримов. По моему глубокому убеждению, крестовым походам пришел бы конец, если бы крестоносцев подвергли испытанию дорсетширским чаепитием. Некоторое время я бесцельно бродил по монастырю аббатства, гадая про себя, почему его норманнский неф удостоился звания «богатейшего» — ну что за нелепое слово — в Англии.

В одном из трансептов — на мой взгляд, беднейшей части этого прелестного здания — я столкнулся с престарелым мистером Хайдом, который уже на протяжении тридцати семи лет исполнял функции смотрителя Крайстчерча. Общение с ним позволило мне освободиться от гнетущих воспоминаний о постыдной оргии на подступах к монастырю. Во время совместной прогулки мистер Хайд (дай Бог ему здоровья) вернул мне вкус к жизни. Он поведал, что долгие годы своей службы при церкви посвятил составлению, так сказать, своеобразной коллекции из знаменитостей и коронованных особ. Дело в том, что половина представителей правящих фамилий Европы перебывала в этом отдаленном уголке Гемпшира. В доказательство мне была продемонстрирована старая книга отзывов для посетителей монастыря, где подпись кайзера Вильгельма II, выполненная двухдюймовыми буквами, фигурирует рядом с именем карикатуриста Луиса Рэймэйкерса. Интересное соседство. Как, во имя всего святого на земле, могло такое случиться — чтобы воинственный император и человек, который изо всех сил старался ему навредить своими язвительными карикатурами, расписались на одной и той же странице?

— Дело было так, — начал рассказывать мистер Хайд. — В 1907 году экс-кайзер, который находился неподалеку отсюда, в замке Хайклифф, явился со свитой на экскурсию. Разгуливая по монастырю, он время от времени отпускал какие-то замечания и всякий раз интересовался мнением кого-нибудь из сопровождающих лиц — согласен тот или нет. Естественно, никто не смел ему перечить, ответ был один: «Так точно, ваше величество». В какой-то момент кайзер заинтересовался необычным резным орнаментом, красовавшимся на хорах церкви под строками мизерере[17]. В одной части орнамента изображен Ричард III в короне, а в другой — дьявол, причем на традиционном мешке с шерстью в палате лордов. Я объяснил ему, что это сатира на тогдашнего английского лорда-канцлера. Кайзер обернулся к принцу фон Бюлову (на ту пору занимавшему пост канцлера Германии), перевел ему мои слова и что-то добавил от себя. После чего они оба громко, от души рассмеялись. Перед уходом кайзер расписался в книге посетителей и сказал, что надеется снова вернуться сюда.

(В этом месте мистер Хайд сделал паузу и добавил с лукавой усмешкой: «Очень интересно, в каком качестве он собирался это сделать. Принимая во внимание, что расписался-то он по-английски!»)

— Ну так вот, произошло это в 1907 году, — продолжал он. — А во время войны сюда зашел один человек и увидел подпись кайзера. Он тут же вынул ручку со словами: «Если можно, я хотел бы расписаться рядом. Ведь кайзер меня хорошо знает, мы, можно сказать, с ним близкие друзья!» Честно говоря, я был заинтригован. В то время не многие люди претендовали на дружбу с немецким кайзером. Так что я не стал возражать. Он усмехнулся и написал «Луис Рэймэйкерс», именно эту подпись вы и видите…

Затем мы осмотрели в маленькой часовне «глазок прокаженных»: в Средние века такие небольшие отверстия специально проделывали в стене церкви, чтобы дать возможность несчастным отверженным снаружи наблюдать за службой (в том числе за причащением), не подвергая риску остальных прихожан.

— Король и королева Норвегии очень заинтересовались этим приспособлением, — сообщил мистер Хайд, — во время посещения монастыря в 1887 году. Король предположил, что, возможно, проказа была вовсе и не проказа. Он рассказал, что в его стране существует заболевание с похожими симптомами. Ни для кого не секрет, что Крайстчерч славится своим лососем, и наверняка в Средние века люди активно употребляли его в пищу. А переизбыток рыбы в рационе вызывает кожное заболевание, внешне смахивающее на проказу…

Выйдя из монастыря, я решил немного прогуляться в окрестностях. Направляясь к реке Стаур, я наткнулся на один из самых очаровательных переулочков, какие только видел в Гемпшире. Представьте себе серые, истертые от времени камни, густую высокую траву и зеленую арку, образованную ветвями деревьев…

На обратном пути я снова был вынужден пройти по улочке, где давеча предавался позорному обжорству. Продавщица с самыми прекрасными в мире глазами стояла перед своим магазинчиком. При виде меня она любезно предложила:

— Не желаете ли омара, сэр?

Выглядела она по-прежнему абсолютно серьезной. Но и мне на сей раз было не до шуток… Поэтому я молча прошел по улице, оставив без внимания и сливки, и соблазнительный джем.

3

Холодным неприветливым утром я поднялся незадолго до восхода солнца и выехал из Солсбери в Стоунхендж. Вскоре на горизонте выросло древнее сооружение. Таинственные колоссальные камни громоздились в тусклом полумраке, который нельзя было назвать светом ни солнца, ни луны. Скорее, это было то призрачное свечение, что всегда предваряет рассвет. Мне живо припомнился Египет. В этом доисторическом каменном круге чувствовалось то же пренебрежение к человеческому труду, которое отличает монументальные египетские изваяния. Мы до сих пор не знаем, ни каким образом, ни с какой целью наши далекие предки возвели Стоунхендак. Точно так же достоверно не установлено, откуда они привозили гигантские валуны — из Уэльса или из Бретани. Но все эти вопросы и загадки ни в коей мере не умаляют величия их трудов; вдумайтесь: все это было построено буквально голыми руками.