Книга Крещенные кровью - Александр Чиченков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Аверьян пожал плечами:
— Не мыслил я как-то насчет жизни новой, што жить буду без себе подобных, — Аверьян попытался выразить спутанный комок своих ощущений, но, не найдя слов, резко заявил: — Я не мыслю, што снова с жаной и детьми жить буду. Не нужон я ей эдакий! И деткам тоже не нужон!
Игнат ощутил острую боль в голосе зятя.
— Не думай о том, башка садовая, — сказал он. — Ты даже эдакий нужон бабе будешь! Скоко мужиков на войне полегло… Тыщи! А у тя и руки, и ноги есть. Так што живи и радуйся!
— А я потому к скопцам и прилип, кады прознал о своем ранении, — вздохнул Аверьян. — Как я мог эдакий в семью возвращаться? Я заставил себя отречься от нее. Вот и все.
Выслушав это, Игнат дружелюбно улыбнулся.
— Я не хочу лезть в твою жизнь, Аверьян, — начал он. — Хочу вот токо упредить, што в ЧК я служу. А борюся я… Одним словом, мы с тобою вместе против влияния на людей церкви и сект сражаться будем!
— Вот значит как, — прошептал удрученно Аверьян. — А для чево с церковью воевать? Разве церковь враг государству?
— Враг! — твердо заявил Игнат. — И не просто враг, а што ни на есть кровный! Религия отравляет умы, а энто недопустимо в нашей рабоче-крестьянской республике.
— Скоко жил, не знал об этом, — изумился Аверьян. — Веруют в Христа люди, ну и пущай себе веруют. Разве батюшка с кадилом и крестом на пузе может быть врагом вооруженной до зубов власти?
— Тем-то религия и коварна, — усмехнулся Игнат. — Вот хто ты? Верующий? А в ково? Ты верил в Христа небеснова, а теперь веришь в Христа земного. А не грех ли это великий, зятек? Ты ведь хуже предателя…
Последовала напряженная пауза, во время которой Аверьян обреченно вздохнул. Ему потребовалось несколько тягостных минут, чтобы восстановить равновесие.
— Ты не веришь мне и хотишь остаться со скопцами? — протянул разочарованно шурин.
— Сам не знаю, — ответил Аверьян. — Запутался я, Игнашка.
— Вот оно и есть влияние сектантов, — ухмыльнулся тот. — Я тоже долго сумлевался, покуда товарищи не убедили меня в том, что нету Бога! Небеса есть, а Бога нету. Тю-тю, понял!
Аверьян не понял. Он хотел солгать, только какой в том смысл? Все, что нужно — это сказать «да». Но у него засосало под ложечкой:
— А што мне надо будет делать, обскажи, Игнашка? — Калачев взглянул на шурина. Не следовало задавать больше вопросов, но он не мог остановиться. — А скопцы? Ты и твое начальство хотите што-то с ними сотворить?
Игнат посмотрел на него с чувством, похожим на жалость. Аверьян стиснул зубы и отвернулся, чувствуя что сморозил глупость и сцепив руки в замок, чтобы унять трясучку. Хорошо, что на улице царила ночь, а не то Игнат увидел бы в его глазах всю боль и отчаяние.
— Не изволь сумлеваться, зятек, — ответил, ухмыльнувшись, Игнат. — Нам не нужны жизни сектантов, нам нужно кое-что существеннее… — Он посмотрел на Аверьяна, а тот внимательно смотрел на него. — Ты доволен моим ответом, сродственник?
Аверьян кивнул.
— Подсобишь по-родственному?
Он не ответил, а снова кивнул.
— А теперь ступай, — велел ему Игнат. — Скопцы не должны больше видеть нас вместе.
Аверьян пожал протянутую руку и повернулся, не предполагая, что шурин ухмыляется ему в спину.
— Браунинг завтра верни, — сказал он на прощание. — О нашем разговоре никому не слова…
Незаметно прошло лето.
Калачев сидел, как обычно в полуденное время, у входа в лавку. Стоял ясный сентябрьский день, но Аверьян занимался далеко не торговлей: он обстругивал ножом говяжью ногу и, густо подсаливая мясо, отправлял его в рот.
Мимо лавки проходили две женщины.
— Ну, кума Марья, — сказала одна, останавливаясь и обращаясь к спутнице, — если бы большевики церквя не позакрывали, то севодня в самый раз Рождество Пресвятой Богородицы мы б праздновали. — И женщина указала на купол церкви, возвышавшийся над домами в центральной части города.
— И я об том самом размышляю, Варька, — сокрушенно вздохнула Марья, перекрестившись.
— А я вот скучаю по праздникам христианским, — сварливо затараторила Варвара и яростно зажестикулировала руками. — Пошто им, нехристям, церкви-то помешали? Молилися люди и молилися себе, а щас што?
— Щас вона сектантам дороженьку порасчистили, — монотонно пробубнила Марья и бросила враждебный взгляд на лавку Аверьяна. — Церквей, стало быть, нам не надо, а скопцам поганым все можно?!
— Ага! Вот видели! — закричала, подбоченясь, Варвара. — Стало быть, скопцы все чисты до единова, бутто голубки, и белы как простыни? Ну? Что на то скажете, люди добрые?
Вокруг них у лавки начала собираться толпа.
— Люди, да што энто творится округ?! — горланила Марья, вдохновляясь вниманием зевак. — Нынче день-то какой, люди?! Рождество Пресвятой Богородицы, а нам сердешным и головы преклонить не перед кем! Скопцы вона што не ночь радеют, подлюги, бутто сам Сатана! И им все зараз пожалуйста! А мы? Пошто нас в храм Божий не пущают, люди-и-и-и!
— А вона на скопца поглядите! — выкрикнул кто-то из толпы, указывая пальцем на Аверьяна. — Нам, православным, жрать нечаво, а энтот пес, поглядите, мосол говяжий обгладывает?!
— Упырь вонючий! — взвизгнула какая-то женщина.
— Глядите, даже не подавится! — подлила масла в огонь Марья.
— Тьфу, тьфу, тьфу! — заплевала Варвара. — И мы, православные горожане, должны все энто терпеть?
— Не станем терпеть! — загорланила разъяренная толпа.
— Кончать их всех за Хоспода нашева!
— Оторвать башку поганцу! — истошно заревела толпа и двинулась на лавку.
Камни, обломки деревьев, комья грязи градом посыпались на дверь. Призывая в помощь «Хоспода», Васька забился в угол под прилавок. Разъяренная толпа была уже готова разнести лавку, и тут…
— А ну назад! — загремел голос Игната Брынцева. — Хто не отойдет, застрелю именем Революции!
Выглядывавший из-за двери Аверьян увидел, что глаза шурина сверкают, как у свирепой рыси, усы топорщатся, грудь вздымается от гнева.
Толпа в нерешительности остановилась, затем отступила.
— Назад, говорю вам! Чтоб всех вас разорвало в клочья! Сами вон на Хоспода уповаете, а што вытворяете? Чево вам надо от энтова горемыки-торгаша, что он вам сделал, чево беситесь? А ну разойдитеся подобру-поздорову, а хто не внял моем увещеваниям, тому душонку вышибу!
Ошеломленные окриком человека с маузером люди на мгновение притихли. Однако при виде спешившего на подмогу вооруженного патруля толпа снова забесновалась и пришла в движение.
— А хто этот хрен в кожанке?
— Долой его!