Книга "Волкодавы" Берии в Чечне. Против Абвера и абреков - Юлия Нестеренко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— К середине сентября стало ясно, что сроки, поставленные гитлеровским командованием для взятия Кавказа, невыполнимы. Шестого сентября планировалось взять Грозный, шестнадцатого — Махачкалу. Но вермахт увяз в тяжелых боях под Моздоком и Малгобеком. Ежедневно мы собирались у плоской черной тарелки репродуктора и, затаив дыхание, слушали очередную сводку Совинформбюро. Сообщения внушали надежду и вселяли гордость за беспримерный героизм наших солдат.
— В середине сентября германские войска начали наступление на Эльхотовском направлении, стремясь пробиться через так называемые Эльхотовы ворота и по долине реки Сунжа выйти к Грозному. Эти ворота — долина шириной 4–5 километров между двумя тянущимися параллельно реке Терек грядами невысоких лесистых гор, обильно изрезанных ущельями и оврагами. По правому берегу текущего по долине Терека расположено чеченское селение Эльхотово, через него проходят несколько автомобильных дорог и железная дорога Прохладный — Грозный. Бои в этом районе шли примерно до конца сентября, но гитлеровцы успехов не добились.
Полковник пока держит пленных фрицев у себя в старой казачьей крепости под предлогом того, что двое из них нуждаются в медицинской помощи.
Наша крепость очень похожа на ту, что описывал Лермонтов в бессмертном «Герое нашего времени». Правда, еврей-энкавэдэшник мало напоминает добрейшего Максима Максимыча, а я еще менее похож на Печорина. Впрочем, абреков, претендующих на роль Казбича, в горах хоть отбавляй.
Радист Гроне уже передал несколько радиограмм. Чтобы родные не волновались. Но без всякой дезы. Пишет: «Отряд преследуется частями НКВД, с трудом вырвались из окружения. Двое ранены. Вынуждены скрываться в горах. Работаем с местным населением. Пока нет возможности проводить диверсии».
Как говорится, пишет правду, одну только правду и ничего, кроме правды. Отряд действительно окружен НКВД: по приказу полковника Лагодинского мы окружили их «трогательной заботой». Я даже таскаю Гюнтеру в госпиталь сигареты и выпивку, хотя врач запрещает. И работу фрицы с местным населением действительно проводят. Особенно с нашими медсестрами. Те поначалу их чурались, а теперь глазки строят. А что, все они ребята симпатичные. Особой популярностью пользуются Крис со своей гитарой и бравый казак Ростоцкий. Забавно, что Кристиан ради прекрасных глаз медсестрички мгновенно перекрасился в русского. По маме нацию стал считать. Мол, по-настоящему меня не Димпером, а Костей Шаламовым надо звать. И немецкий акцент полностью исчез, и даже рыжая веснушачатая морда стала какой-то рязанской.
За каждую радиограмму фрицы торгуются как цыгане на базаре, до хрипоты оспаривая каждое слово. Наивные! Сначала Пауль даже шифр не выдавал.
Для зашифровки и расшифровки радиограмм Паулю служит специальная бумага в клеточку по горизонтали и вертикали. На первой строчке листа клетчатой бумаги размещаются строчки слова ключа полностью — они занимают по вертикали 31 клетку. Во второй строчке слова ключа повторяются с первой клетки и далее через одну клетку до 31-й клетки включительно. Таким образом, размещаем 16 знаков, оставшиеся 15 знаков начинаем размещать на этой же строчке также через одну клетку, но с той клетки по счету, в который месяц будем работать, указывая тем самым цифрой название месяца. На третьей строчке пишутся цифры под буквами, начиная с буквы «А». Таким образом, зашифровываются буквы цифрами — в порядке алфавита. Название местности и имена собственные абвер велит шифровать дважды.
Знаю, что Лагодинский не сразу выпускает тексты в эфир, а записывает на пленку и как-то колдует с ними, умудряясь добавлять что-то свое. Но ему этого мало, ведь на этот раз идет охота на дичь покрупнее, чем Абдулла.
— Нас пока еще держат порознь и взаперти, даже еду носят с «доставкой на дом». «На прогулку» — на окруженный высокой стеной внутренний двор — моих камерадов выводят по очереди и только с конвоиром. Общение между нами невозможно, вижу друзей только издали. Но радуюсь, что все они живы, а раненые быстро выздоравливают.
И еще одно скрашивает мою серую жизнь: еду мне носит очень симпатичная девочка Наташа. Она маленькая и юркая как воробей, из-под красноармейской пилотки торчат в стороны две русые косички, у нее курносый нос на круглом лице и неизменная задорная улыбка на пухлых губах.
Но мы с ней не сразу так подружились. Видели бы вы, как она в первый раз вошла в мою комнату, где я лежал после ранения. Наташа молча поставила на табуретку перед моей кроватью красноармейский котелок с супом, ломоть черного хлеба и жестяную кружку с чаем, затем отошла подальше и стала в углу, насупившись и скрестив руки на груди. Я медленно зачерпывал ложкой густой жирный суп, а девчонка смотрела на меня с какой-то напряженностью и неприязнью, но в то же время с острым любопытством, которое тщательно старалась скрыть под маской безразличия. Ей-богу, так смотрят на диких зверей в клетке!
Внезапно я понял причину такого поведения, и мне стало так смешно, что я не удержался и тихонько рассмеялся.
— Еще и смеется, — пробормотала девчонка себе под нос и еще сильнее нахмурила свои бровки-ниточки. — Чего смешного-то увидел?!
— Да я просто подумал, что ты в первый раз видишь живого пленного немца, ведь я прав?
— А ты откуда догадался? — Наташа даже немного растерялась.
— Ну, ты так смотришь на меня, словно удивляешься, что у меня нет ни рогов, ни хвоста, как у черта. А когда я заговорил по-русски, у тебя глаза такие огромные и удивленные стали, как… как будто с тобой вдруг волк из клетки в зоопарке заговорил человеческим голосом.
Девчонка невольно прыснула со смеху, ледяная корка взаимной напряженности дала первую трещину.
— А ты хорошо говоришь по-русски, — отсмеявшись, сказала она. — Где так научился?
Я рассказал, что провел детство в Грозном, надеясь, что медсестричка тоже оттуда и мне легче будет завести с ней разговор. Но Наташа оказалась из эвакуированных, из-под Минска. Она вместе с матерью и старшей сестрой ехали в поезде подальше от фронта, на Кавказ. Эшелон разбомбили, осиротевшую девочку хотели отправить в детдом, но она соврала, что ей уже 16 лет. Тогда ее послали работать в госпиталь.
Наташа должна была не только приносить мне еду, но и делать перевязки. Рана располагалась довольно высоко на внутренней части бедра, почти в паховой области. В первый раз юная медсестра сама очень сильно стеснялась и, возможно, именно от этого была намеренно грубовата со мной, а я изо всех сил старался держаться перед ней и не показывать свою слабость. Она отдирала от раны присохшие бинты, а я, крепко вцепившись в железную спинку кровати, весь сжимался от боли, но старался, чтобы даже тени страдания не было на лице, я изо всех сил старался держаться достойно! Правда, когда Наташа особенно резко рванула сильно присохший бинт, я не выдержал и вскрикнул, и… «Ну потерпи, миленький», — прошептала она, как, видимо, привыкла говорить своим, русским раненым солдатам, и нежно погладила меня по руке. Мы оба опешили от этой неожиданной ласки, ее глаза на секунду встретились с моими. Потом, поняв, что именно и как она сказала врагу, Наташа вновь надела свою маску суровой тюремщицы и пробормотала сквозь зубы: «Ничего, фашист, потерпишь как-нибудь!» Я покорно отвернулся к стенке и, закусив губу, приготовился терпеть. Но как ни странно, ее руки стали мягче, и перевязка закончилась без лишних мучений.
