Книга Тарантул - Герман Матвеев

«Ну что ж, пока все идет хорошо, – думал майор. – Встретили меня сдержанно, но приветливо. Не смутились, не суетились. Коля проводил до бани и ушел в училище, а Аля вечером напоила чаем. Хорошая девочка! Самостоятельная, заботливая. Настоящая хозяйка. Вот если бы и моя была такой, – с грустью подумал Константин Потапыч, невольно сравнивая Алю со своей избалованной, капризной дочерью, которая ничего не умела и не желала делать. Сейчас она эвакуирована со школой и живет за Уралом. – Как-то она там?»

…Миша давно сидит над учебниками. Глаза бегают по строчкам, но из всего прочитанного не запомнилось ни одного слова. Дверь в комнату приоткрыта, и он напрягает слух, чтобы не пропустить момент, когда встанет гость.

Сколько же можно спать?

Томительно тянется время. Наконец скрипнула дверь, и послышалось шарканье ног. Гость прошел в ванную комнату. Плеск воды, фырканье доносились ясно.

«А что он делал в комнате, как одевался, этого было не слышно, – подумал Миша. – Надо, чтобы дверь в его комнату закрывалась неплотно. Петлю, что ли, сломать?»

Через несколько минут раздался голос:

– А дома кто-нибудь есть?

– Есть! – отозвался Миша, выходя в переднюю.

– Такая тишина. Я уж думал, что все ушли, бросили меня одного. Привет моряку! Как успехи?

– Ничего, – сдержанно ответил Миша, здороваясь с гостем. – Проходите в гостиную, Григорий Петрович. Аля там оставила завтрак. Долго вы спали!

– Да-а… Я и сам поразился. Шестнадцать часов спал, как сурок.

Они прошли в гостиную. На столе стоял чайник, накрытый стареньким, но ярко раскрашенным петухом, сшитым из лоскутков и ваты. Нарезанный хлеб и консервированная колбаса были аккуратно разложены на тарелках.

– Смотрите, как она это все заботливо! – похвалил гость. – Прелестная хозяйка… Гордитесь своей сестрой, Коля! А где она сама?

– В школе. Остыл, наверно, – сказал Миша и, подняв «петуха», потрогал чайник.

– Ничего, ничего, – остановил его гость. – Очень горячий я не пью. От горячего чая, говорят, всякие неприятности в желудке развиваются. Язвы, колиты… Вы замечали, Коля, что животные горячего не пьют и не едят? Кошки, например, собаки?

– Да. Это я видел.

– Вот, вот. Кошки очень любопытно обращаются с горячим кусочком мяса или рыбы. Лапкой пробуют, катают его и ждут, пока остынет. А почему? Их ведь никто не учил… Это природа. Природа – великое дело. Человечество оторвалось от природы, и поэтому много всяких неприятностей, – назидательно говорил гость, наливая себе чай и усаживаясь за стол. – Зубы портятся раньше времени, глаза; волосы вылезают… Сколько лысых развелось! Про болезни я уж не говорю. А все дело в том, что от природы оторвались.

Миша, как и в первый раз, слушал Мальцева с некоторым недоверием. Ему казалось, что враг должен говорить и думать как-то иначе.

«До чего хитер! Высказывает дельные вещи, чтобы в доверие войти», – решил он.

Мысли о природе не были новостью для Миши. Николай Васильевич тоже любил говорить о природе и порицал всякие излишества.

– Коля, а трамваи у вас ходят, как и раньше? – спросил гость. – По тем же направлениям?

– Да-а… – неуверенно ответил Миша. – Где можно, там и ходят.

– А где можно?

– Наверно, где не очень опасно. В западном направлении и в северном ходят, как и раньше, а в восточном… Я точно не знаю… Там же фронт.

– Понимаю. Мне нужно кой-куда съездить, кое-кого повидать.

– А куда?

Гость пристально посмотрел на юношу, и, как показалось Мише, глаза у него при этом заблестели. Не то ему стало смешно, не то он рассердился.

– Если хотите, я могу проводить, – предложил Миша. – Вы город совсем не знаете?

– То есть как не знаю? В Ленинграде я бывал много раз.

– А почему же к нам не заходили? Папа говорил, что вы собирались, когда в доме отдыха жили.

– Ну, это вопрос особый, – уклонился от прямого ответа гость. – Расскажи-ка лучше, как Сергей Дмитриевич себя чувствует? Много приходится работать?

– Да. Работы много. Он сейчас какой-то взрыватель изобретает.

– Это хорошо.

– Конечно, неплохо. Сюрприз фашистам будет ой-ой-ой! – сказал злорадно Миша, но этого ему показалось мало, и он прибавил: – Много им таких сюрпризов готовят… Чтобы всякую охоту отбить. В другой раз не полезут к нам.

– А ты, я вижу, очень сердит на фашистов! – с усмешкой заметил гость.

– Конечно, сердит. Я же не маленький, кое-что понимаю. Мы их не трогали. Верно? Они, как бандиты, ворвались. А теперь, наверно, каются. Ворвались, да нарвались…

Заговорив о фашистах, Миша изменил своей сдержанности и не скрывал ненависти. Да и как тут удержаться! Гибель матери, ранения отца, коварные обстрелы, бомбежки города, жестокая блокада, голод… Обо всем этом хотелось напомнить Мальцеву. Пускай знает, что наступают дни расплаты и нечего теперь скулить да жаловаться.

«Кто сеет ветер, тот пожинает бурю»*. Эту фразу любил повторять Сысоев, слушая громовые раскаты советской артиллерии, которые с каждым днем становились все более мощными и грозными.

– Н-да… Ворвались, да нарвались, – задумчиво повторил гость. – Перелом в войне явный… Думаю, что скоро и на нашем фронте начнется наступление.

– На каком на нашем? – удивился Миша.

– На нашем. На Ленинградском, – пояснил гость.

Миша насторожился. Ответ Мальцева сильно его озадачил.

«О ком он говорит? Как это понимать? Неужели фашисты собираются штурмовать Ленинград? А может быть, он имел в виду Красную Армию? Но он сказал «на нашем фронте».

– Ну спасибо, Коля, – поблагодарил гость, поднимаясь из-за стола. – Сейчас я должен кой-куда сходить. Приду вечером.

– Григорий Петрович, если вы нас не застанете, я вам дам ключ.

– Прекрасно!

– Вообще-то по вечерам Аля дома, но вдруг уйдет в магазин или куда…

Получив ключ, гость еще раз поблагодарил «молодого хозяина» и направился в свою комнату. Миша остался в гостиной. С нетерпением поглядывая на телефон, он думал о том, что нужно как можно скорее позвонить Ивану Васильевичу и сообщить новости.

Ждать пришлось недолго. Тихо напевая, Мальцев вышел в прихожую. Было слышно, как, одеваясь, он что-то бормотал, кашлял и шумно вздыхал. Наконец щелкнул замок выходной двери.

Спрятавшись за портьерой, Миша наблюдал. Вот Мальцев появился во дворе, неуклюже перебираясь через груды кирпича… Ушел. Теперь можно звонить.

Иван Васильевич оказался на месте.

– Дядя Ваня, это я, Коля… Конечно, ушел. Я видел, как он через двор проходил. Спал он долго. Около двенадцати часов встал. Оделся, умылся, позавтракал. У нас был разговор. Вам сообщил Бураков насчет какого-то Васи?.. Нет, это я вчера узнал. А сегодня другое. Он сказал, что фашисты собираются наступать на Ленинградском фронте… Нет. Насчет этого я сам сделал вывод, а он сказал «на нашем фронте». «На нашем»! Дядя Ваня, он же фашист… То есть как что? Значит, ясно, что на их фронте. А точно он сказал так: «Думаю, что скоро и на нашем фронте начнется наступление»… Хорошо. Делайте сами выводы. А сейчас ушел… Куда? Не сказал. Я ему предлагал, что, если он Ленинград плохо знает, могу проводить. А он говорит, что бывал здесь много раз. Про папу спрашивал. Про природу говорил… Ну про то, что горячий чай вредно пить. Учитель какой нашелся!.. Нет, я с ним не спорил. Теперь всё. А вчера я в училище не ходил. Был у Васьки Кожуха. Он в лазарете… Как почему? Я бы двоек нахватал. Факт! Она начнет диктовать какую-нибудь муру. Мы во вторник два часа возились с одной фразой. Я наизусть запомнил. «На пути попадались навстречу извозчичьи пролетки, но такую слабость, как езда на извозчиках, дядя позволял себе только в исключительных случаях и по большим праздникам»*, – продиктовал Миша и, услышав смех Ивана Васильевича, развеселился сам. – Нет, верно! Тут снаряды рвутся, самолеты летают, танки ходят, а она про извозчиков заладила и всякие исключения из грамматики… Я понимаю, дядя Ваня. Сегодня я пойду. Или еще нет… Она нисколько не теряется. Сначала я тоже боялся. Девочки – они же хитрей нашего брата. И врут лучше. Факт! Это я по школе знаю… Нет, верно, дядя Ваня. Если девчонка врет, ни за что не узнать. Она и глазом не моргнет. А насчет телефона она говорит, что опасно разговаривать. Могут подслушать. Я объяснил, что это не полевой телефон. Здесь в городе подземный кабель и никак не включиться… Что? Ну, на станции, конечно, можно. Есть!