Книга Опрокинутый рейд - Аскольд Шейкин

— Да, да, — отвечал Калиновский. — Я с вами совершенно согласен. В отличие от Мамонтова, он чувствовал себя ошеломленным. Еще

бы вчера он сказал: «Невозможно. Так города не берут. Азбука военной тактики не позволяет». И вот позволила…

Мамонтов остановился в шаге от Калиновского, дружески улыбнулся ему, проговорил:

— Сегодняшний день был занят текущими делами. Но завтрашний — заря нового русского государства. Для нас с вами новые заботы, конечно. Отдыхайте. Уже почти полночь. Как летит время!

— До завтра, Константин Константинович, — сказал Калиновский.

— До завтра, — Мамонтов доверительно тронул его за локоть. — Мы с вами счастливые люди, не так ли?

— Ода!

— И вот что еще. Ко мне обращаются командиры дивизий. И тех, чьи полки в городе, и других. Возможно, они будутобращаться и к вам. Просят: «Надо погулять казакам. Хотя бы денек. Это в старинных традициях». Я отказал. Во-первых, вообще даже мельчайшие эксцессы сейчас нежелательны, а при этом они, увы, неизбежны. На нас глядит вся Россия. Во-вторых, и тут самое главное. Если объявить город вне закона хотя бы на какое-то время, значит, на столько же отдалить создание в нем гражданской власти, чего делать не стоит ни в коем случае. И в-третьих, едва эта власть возникнет, она-то первым своим высокоторжественным актом и должна будет возблагодарить своих освободителей. Не мы с вами, а новая власть. Уже власть. Понимаете? Щедро, но в формах, которые она сама изберет, завоевывая этим умы и сердца сограждан… На пути к Тамбову мы себе некоторые вольности позволяли. Станции Терновая, Есипово. Сколько там было захвачено, сожжено! Но тогда мы шли походным порядком. Это оправдывало. А здесь уже начинаем творить государственную политику. Так и будем считать.

• •

Дверь за Калиновским закрылась.

Мамонтов еще раз прошелся по комнате. Никакой усталости! А позади почти сутки в седле. Впрочем, понятно: вдруг да такое! Сколько болтовни было у него за спиной! «Авантюра! Беспочвенные мечтанья! Поход без цели и средств!» И он слышал. И выдержал. Поставил по-своему. И вот уже — в губернском городе! И какой губернии! В хлебном сердце России!

Из-за портьеры выглянул личный адъютант:

— К вам Игнатий Михайлович. Бросил, не оборачиваясь:

— Да-да, пусть войдет. Начальника контрразведывательного отдела штаба корпуса полковника Родионова Мамонтов недолюбливал, был в общении с ним весьма сдержан. В самой неброской внешности этого полковника: пехотная форма, прямой пробор, русые коротко подстриженные усы, — чудился ему укор. Мол, мы, контрразведчики, во всем не такие, как прочие. По-особому скромны, непритязательны. Мамонтову виделся в этом некоторый вызов, заносчивость, в том числе и по отношению к нему лично.

Но сегодня он приветствовал Родионова, широко разведя руки:

— Наконец!

— Простите, — сказал Родионов с явным смущением. — Час поздний. Но — дело.

— Ну что вы! — подбодрил его Мамонтов. — Я вас ждал. И как там? Сколько?

— Уже около четырех сотен.

— И это для первого дня! Неплохо.

— Однако не самых главных. — Но все же…

Они говорили о расстрелянных советских и партийных работниках.

— Прекрасно, Игнатий Михайлович. Хорошо бы не только нашими руками. Само население…

— Это несомненно. Но таких случаев пока еще нет. Прежде должны осмелеть. Способствуем. Вопрос не дней-часов.

— Ваша епархия. Не буду мешать. Заранее за все благодарен… Благодарен, — повторил Мамонтов, показывая этим, что считает разговор завершенным и Родионов может уйти.

Тот, однако, продолжал стоять. Мамонтов обеспокоено взглянул на него:

— Что еще у вас?

— Есть одна новость.

— Может, отложим на завтра?

— Дело спешное. Прибыл курьер. Деликатное сообщение. Сегодня из Новочеркасска должен выехать некий господин Мануков. Намерен прибыть в местности, освобождаемые корпусом.

— И кто он?

— Именует себя представителем торговых кругов.

— А на самом деле?

— Так и на самом деле. Но это… Если коротко — Запад.

— Британец? Француз?

— Равновероятно то и другое. Есть уровни, на которых конкретность в таком вопросе уже не имеет значения.

— Вот как? И притом — Мануков?

— Ну… Что в наше время фамилия!.. Прекрасно говорит по-русски, неотличим от любого из русских по внешности. Тем более что Мануковы в Ростове фамилия известная. Хлеботорговцы. Для многих звучит привычно.

— Так что же он? Выдает себя за одного из них?

— Во всяком случае, родства своего не отрицает.

— И что ему надо? Мне-то какое до него дело?

— Его цель — инспекция. Теперь это модно.

— И кого сей господин намерен инспектировать?

— Его интересует обстановка в освобождаемых губерниях.

— Любопытно… Как же он думает по этим губерниям ехать?

— Строгое инкогнито. В компании донских купцов, намеренных экономически те местности осваивать.

— Уже осваивать?

— Такова заявленная ими цель.

— И что знают об этой поездке в Новочеркасске?

— Едут купцы, надо оказать содействие. Есть солидные рекомендации. Но и только.

— А в ставке?

— Там — ничего. Собственно, потому и инкогнито. И полагаю, не в наших расчетах его раскрывать. «Хотите, западные господа, объективности? Пожалуйста!»

Мамонтов опустился в кресло.

Как стремительно все происходит! Для Европы, Америки он уже в том ряду, что и Колчак, Деникин. «Александр Васильевич», «Антон Иванович» и тем более «Верховный правитель Российского государства», «Главнокомандующий вооруженными силами Юга России» он как-то не смог произнести даже мысленно, настолько далеко теперь они от него отстояли, или, вернее, настолько вровень с ними он уже видел себя. Выясняют, на кого именно из них троих делать ставку. Только так это инкогнито можно понять. Но и с какою же быстротой реагирует Запад!

— Что требуется от меня? — спросил он.

— Указание, чтобы командиры частей, в расположении которых окажутся эти господа, всячески им содействовали.

— Да, но кто-то из надежных людей должен оберегать их и на всей прочей территории.

— Это наша задача.

— Кто еще в штабе корпуса знает либо может знать об истинной роли этого господина?

— Вы, ваше превосходительство, начальник штаба и, простите, я.

— Тайна, которая известна троим, уже не тайна, — снисходительно улыбнулся Мамонтов.

— Не троим, а четверым, — поправил его Родионов.