Книга Восточные постели - Энтони Берджесс

— Двинуть в бодек.

— Эй, — сердито крикнул Хасан Роберту Лоо, — мы хотим расплатиться.

— Восемьдесят центов.

— Слишком много. Пятьдесят.

— Восемьдесят центов.

— Пятьдесят, или мы расколотим твой музыкальный ящик.

Роберт Лоо с улыбкой и силой сказал:

— Хорошо бы.

Неправильный ответ. Все обстоятельства против них оборачиваются. Они угрюмо заплатили, сколько было сказано, угрюмо ушли, Хамза пнул стеклянную витрину, полную буханок хлеба и китайских пирожных.

Приступить к действиям. Ночью, в два тридцать пять, Роберт Лоо, босой, туго завязав на поясе ночной саронг, прокрался мимо храпевшего отца, мимо братьев, сестер, тяжело дышавших в крепком сне, и тихонько спустился вниз. Электрический фонарик выхватывал нити дождя на стене, шмыгавших тараканов, больших, словно мыши; забытые пустые ящики из-под минеральной воды. Войдя в зал, увидел на столах лунный свет, спящего в углу музыкального бога. Он-то ему и нужен. Роберт не шел на убийство, не вооружился смертельным оружием, просто шел покалечить его. Положил фонарик, взял в лунном свете пустую коробку из-под игральных карт, зубами и пальцами придал ей нужную клинообразную форму. Сунул клип в машинную щель для монет, плотно забил, преградив доступ покупающим шум монеткам в десять центов. Надеялся выиграть день тишины, хватит времени написать первую часть концерта. Сейчас он его слышал, скрипку, парившую над глухими духовыми и арфами, видел улыбавшуюся солистку в зеленом. Потом с ошеломлением увидел Розмари и не услышал музыки. Так не пойдет. Дыхание участилось. Снова видя длинную элегантную коричневую руку, он застонал, вспомнив странное слово Краббе «вторгся». Почему его не оставят в покое? Он хочет только одного — сочинять музыку.

Глава 4

Розмари вернулась после выходных в Пинанге, странно выглядя чрезмерно одетой. Такой эффект производило обручальное кольцо с крошечным камешком, Грандиозно плясавшим, сверкавшим в ярком малайском свете, сигнализируя солнечными вспышками массу противоречивой информации: «Я вам нравлюсь, правда, только теперь нельзя, видите, я принадлежу другому; как я прекрасна, правда, кто-нибудь обязательно должен был меня поймать; давайте, берите меня, смелей через огненную преграду; идет аукцион, это только первое предложение; в сущности, я, как видите, приличная девушка». Кольцо казалось вездесущим: сияние его спектра наполняло, как аромат, любое помещение, песня его звучала в городе столь же громко, как ныне починенный музыкальный автомат Лоо. Но на Розмари почему-то выглядело непристойно, как выглядел бы на ней монашеский чепец.

Кольцо навело Краббе на мысль о вечеринке, о вечеринке не просто для Розмари, но и в качестве первого шага к осуществлению своего плана межрасового общения. Кольцо, сулившее супружество, казалось подходящим символом.

— Можешь помочь, будешь хозяйкой.

— Ооооох, Виктор, как прекрасно, какая хорошая мысль, Виктор, ооооох.

— Позовем, разумеется, Ники, нескольких китайцев-ротарианцев, тамилов.

— Ой, нет, Виктор, нет, не выношу прикосновения к темной коже.

— Вечеринка будет не такая.

— А как насчет симпатичных английских мальчиков из Бустеда, и управляющего из поместья Дарьян, и Джерри Фрамвелла из «Сунгай Путе», и…

— Нет. Вечеринка будет не такая. В каком-то смысле будет довольно серьезная вечеринка.

— Как же можно устроить серьезную вечеринку? ~~ удивилась она, сверкая кольцом.

— Увидишь, что я имею в виду.

— Ооооох, Виктор, мне в Пинанге мужчины просто не давали покоя, я почти не осмеливалась выйти из спальни, а один с виду очень достойный мужчина, знаете, с седеющими волосами, с целой кучей денег, хотел на мне жениться, а я говорю ему, уже слишком поздно, потом Джалиль приревновал, попытался в три часа утра войти ко мне в комнату. Ох, Виктор, это было ужасно, ужасно…

— Лим Чень По тебе там не встречался?

Она надула губы.

— Встречался. Был один раз в баре вечером. Ох, я его ненавижу, Виктор, ненавижу. Такой вежливый, сдержанный, ох, Виктор, какой у него дивный голос, а он просто угостил меня выпивкой и ушел.

— Ну, ведь на самом деле ты азиатов не любишь, правда? — сказал Краббе. — Не выносишь прикосновения к…

— Ох, не знаю, не знаю, Виктор. Он ведь не настоящий азиат, правда? Такой дивный голос. Ох, Виктор, Виктор, почему жизнь такая трудная?

— Больше уже не трудная, Розмари. Ты обручена.

— Да, обручена. С Джо.

— Ты обручилась с Джо.

Это имя на миг зависло в воздухе, как привычный легкий запах. Вроде бы выходило, что после решительного сакраментального обручения Джо — инструмент — вполне можно отбросить. Розмари с Краббе обсуждали приготовления к вечеринке.

— Чень По будет здесь в среду. Тогда можно и вечеринку устроить.

— О да, Виктор, какая хорошая мысль, правда, в самом деле хорошая мысль.

— А я думал, ты его ненавидишь.

— Ооооох, Виктор, я никогда этого не говорила. Никогда не говорила ничего подобного. Как вы могли подумать, будто я скажу подобную вещь?

Все было продумано довольно тщательно. Множество канапе[18]— никакой говядины, чтоб не смутить индуса, никакой свинины, чтобы не разъярить мусульманина, — разнообразная выпивка, включая безобидные жуткого цвета напитки, лежавшие звонким рифом в ведерке со льдом. Розмари с коричневой кожей, в огненном платье, со сверкавшим кольцом, энергично стучала высокими каблуками по большой гостиной Краббе на заходе солнца, расставляла орешки, сухарики, поправляла поникшие цветы. В конце концов, это, с одной стороны, ее вечеринка.

К изумлению Краббе, Ник Хасан прибыл в сопровождении своей жены, чи Асмы. Это была крупная женщина в саронге из шотландки и зеленом кардигане, которая, по малайскому обычаю, сбросила в дверях сандалии и протопала на больших загрубевших ступнях к простому стулу в углу. Вытащила из сумочки сирех, принялась смачно жевать, игнорируя хозяина, презирая хозяйку с голыми плечами, женщину легкого поведения, ожидая прибытия еще каких-нибудь малайских жен. Но никаких малайских жен не приглашали. У чи Асмы было безобразное проницательное лицо, явно лучше всего смотревшееся в движении. Она кратко отвергла апельсиновый сок, лаймовый сок, лимонад и заказала у Розмари кофе. Значит, пришлось варить кофе.

— Я не меньше вас удивлен, Вики, — признался Ник Хасан, красивый в сером тропическом костюме, с красивыми карими мрачными глазами. — Но она настояла, что тоже пойдет, говорит, я ее никогда никуда не вожу. Молю Бога, чтоб вела себя прилично.

— Нечего беспокоиться. Выпейте, Ники.

— Думаю, — сказал Ник Хасан, — лучше мне притвориться, будто имбирный эль пью. Старик, она за мной смотрит, как чертов ястреб. Эй, — подозвал он боя Краббе, проворного китайца, любившего вечеринки, быстро поговорил с ним по-малайски. — Порядок, — объявил он. — Знает, что имбирный эль — кодовое название бренди с имбирным элем. Имбирный эль, пожалуйста, — громко заказал он.