Книга Чудеса специальным рейсом - Марианна Гончарова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Да-ра-ги-ие гос-сти!
Гости: ах! У них – Стасик!
Грядет юбилей деда.
– Хочу Стасика! – заявляет юбиляр. – У генерала Донца был Стасик, у парикмахеров Бедковских – был. Если я, военный хирург, в свои восемьдесят не заслужил приличного юбилейного вечера со Стасиком, тогда зачем я жил!..
Нечеловеческими усилиями вытаскиваем Стасика из Трускавца, где он поправлял подсевшую на здравицах печень. Стасик капризничает. Мы уговариваем, угрожаем, сулим, заверяем и тащим под локотки на дедушкин юбилей.
Дед, во главе стола, торжественный и радостный: пришли все. Дед плавится от счастья – Стасик!
Великий ресторанный маэстро со сдерживаемой страстью начинает рассказывать биографию юбиляра. Подробно. Гости скучнеют, но держат лицо. Ко времени взятия дедушкой Берлина интонации Стасика крепнут и приобретают левитановский металл.
Ветчина на столах сохнет, сыры скручиваются.
Дойдя до дедушкиной женитьбы, Стасик с игривыми фиоритурами в голосе подробно описывает, как дед волочился за юной целомудренной бабушкой.
Гости, продолжая держать лицо, потихоньку таскают маслинки.
Теплая заученная грусть наваливается на Стасика, когда тот подбирается к выходу деда на пенсию. И вот долгожданное, с надрывом:
– Так выпьем же…
Гости облегченно шумят. Бокалы в руке, вилки хищно целятся в семгу. Но не тут-то было.
– Так выпьем же, да-ра-ги-ие гос-сти!.. Но не сейчас! Потому что я не сказал главного! – интригует Стасик.
«Главное» потянуло еще минут на десять, в течение которых Стасик декламирует стихи собственного сочинения, где навечно зарифмованы «юбилей», «не жалей», «мавзолей» и «поскорей». Гости насторожились – Стасик заголосил, как над телом:
– И в эт-тат юбилей
Так вып-пьем же скор-рей!
Звон бокалов, стук приборов. Банкет продвигается по привычному пути. Ведет его уверенный проводник, дорогу знающий. Хотя банкетный опыт сказывается. К середине вечера маэстро жутко надирается и предлагает выпить за веру, любовь и Наташу в дедушкиной семье. С верой и любовью ясно. Наташи в нашей семье не было никогда. Бабушка обижается и подозревает.
Стасик же в эйфории праздника продолжает резвиться: исполняет с восточными подвывами песню «Мои года – мое богатство» и, панибратски хлопая деда по плечу, провозглашает в микрофон:
– Старый конь не бороздит!
В наступившей тишине тушуется и устало сообщает в микрофон:
– Что-то я напутал с бороздой!
Но это уже неважно… Главное – все как у людей: юбилей, ресторан, банкет и Стасик!
К концу торжества маэстро слабнет. Мы отвозим Стасика домой, где его ждут старенькие мама и собачка неопределенной породы по кличке Алаверды.
Л. К.
Это сейчас наш Лева такая значительная фигура, что на него пишут анонимки только в ООН. Не ближе. А раньше Левик был простым инженером на заводе приборостроения при Минприбор СССР. Да и большего ему тогда было не достичь, хотя мудростью, стремлением к знаниям и невероятной любовью к людям, его окружающим, Левик отличался с детства.
У него была замечательная наследственность. Его троюродная бабушка Роза вставала рано утром и, не причесываясь, не умываясь, а тем более не завтракая, ретиво оббегала весь наш маленький городок, чтобы, как она говорила, «перекусить какую-нибудь мансу», что означало – узнать последние новости. Когда она, поболтав с торговками на рынке, с Нюмой из магазина номер 56, который люди называли «У Нюмы», с Хоной из парикмахерской, со стариком Ионелом из кузни, с Вахтангом из часовой мастерской, узнав все новости, где-то кому-то оказав помощь делом ли, советом ли, взбодренная и ликующая приходила домой, – всем было ясно, что самое главное для нее – просто жизнь: яркая, сочная, необыкновенная жизнь и люди в ней.
Таким был и Лева. Какой же он мудрец, наш Лева!
Как-то вечером, уже сейчас, когда на него пишут анонимки исключительно в ООН, у нас в гостях за ужином Лева произнес, что в Священном Писании сказано: прежде чем есть рыбу, еврей должен трижды прополоскать горло. «Но!» – вскричал Лева и, воздевши к потолку указательный палец, на котором мы все и сосредоточились, медленно и торжественно добавил: «В Священном Писании не сказано, чем полоскать».
Нужно заметить, что Лева полоскал горло не только перед употреблением рыбы. Он всю жизнь беспечно его полоскал: в России – самогоном, в Украине – горилкой, а в Грузии – чачей или вином…
Вдобавок ко всей своей любви к жизни и людям Левик был еще и страстным путешественником. Поэтому, когда он работал на заводе Минприбор СССР и на него писали анонимки лишь в ОБХСС, в командировки и на семинары посылали только его, причем по собственному Левикиному желанию. Ах, какие в то время были семинары инженеров АСУ! О-о-о!!! Однажды такой всесоюзный семинар провели даже у нас в Черновцах. Естественно, его проведение было поручено Леве. А кому же еще?
Лева все продумал досконально. Гостей сразу же по приезде погрузили в «Икарус» и повезли в Яремче, изумительной красоты горный городок, куда стремятся туристы со всего мира. Перед поездкой водитель автобуса Гулин написал в путевом листе:
«Маршрут движения: г. Черновцы – г. Яремче.
Расстояние: 120 км.
Груз…»
Тут водитель Гулин оглянулся в салон, где собирались и рассаживались почтенные гости со всего СССР – инженеры приборостроения, и в графе «Груз» с уважением написал: «Люди».
Семинаристы по дороге в Яремче отметились в городе Снятине, где сняли пробу с копченостей, в том числе и с копченой рыбы, полоща перед этим горло, как всегда и всех учил Лева. Потом в Яремче подышали горным воздухом, посидели в нескольких колыбах, где на открытом огне жарили мясо. А напоследок инженеры были приглашены на торжественный ужин в ресторан «Карпаты» – деревянное уникальное сооружение, выстроенное без единого гвоздя. И когда водитель «Икаруса» Гулин заполнял свою путевку на обратный путь, он написал:
«Маршрут движения: г. Яремче – г. Черновцы.
Километраж: 120 км.
Груз…»
Гулин оглянулся в салон, с сомнением покачал головой и твердой рукой начертал: «Дрова!»
Эту путевку подшили к документам, сдали в архив, а через полгода по анонимке на Левика приехала проверка ОБХСС и про «дрова» узнали в Министерстве приборостроения.
Но в это время Левик только-только прибыл на очередной семинар, который проходил на Сухумском приборостроительном заводе. И как раз он миновал проходную завода, где охранник Автандил в огромной кепке демонстративно сидел спиной к окошку, через которое должен был сурово проверять пропуска. Говорили, что в тот день Автандил обиделся на директора завода, что тот сухо поздоровался и не спросил, как поживает уважаемая мама Автандила, как дети, как внуки, – потому что спешил.
