Книга Вилла в Италии - Элизабет Эдмондсон

— Я не заметила этого вчера вечером. — Делия подошла ближе.

— А я подумала, что это часть настенной росписи, — развела руками Джессика. — Перспектива и обилие деталей создает оптический обман.

— Какое огромное кольцо, — подивилась Делия.

— А, это кардинальское кольцо,[15]— пояснил адвокат. — Великое сокровище. Синьора Маласпина очень им дорожила. Оно принадлежало кардиналу Сарачено, который построил эту виллу. Хотя, естественно, она сильно изменилась с тех времен. В доме также имеется его прекрасный портрет. Кольцо отравителя, — добавил юрист как бы между прочим. — Не атрибут его сана.

— Кольцо отравителя? — переспросила Джессика. — Принадлежавшее кардиналу?

— Это был очень порочный кардинал.

Это отлично вписывается во все стародавние предубеждения ее отца, подумала Делия. Тот считал, что ни один католический священник не заслуживает доверия, не говоря уже о кардинале.

Она рассмеялась:

— Значит, дом принадлежал князю церкви, который травил людей. Я так и знала, что «Вилла Данте» — нечто выдающееся. Поняла это в тот самый момент, как мы сюда попали.

— Вам здесь будет очень удобно, — отозвался Кальдерини. — Люди всегда чувствуют себя безмятежно и счастливо на «Вилле Данте», даже в нынешние беспокойные времена. А Бенедетта позаботится о вас. Если потребуется, она запросит помощь из города. Ну а теперь разрешите откланяться.

— Погодите, — остановила его Делия. — Вы ничего не забыли? Я имею в виду, мы хотим узнать, зачем нас сюда позвали.

Лицо адвоката превратилось в трагическую маску сожаления.

— Как мне жаль, как прискорбно, что приходится быть неучтивым! Но указания синьоры Маласпины сформулированы в высшей степени определенно. Я не имею права сообщать вам что-либо, пока все четверо не соберутся на «Вилле Данте», что, уверен, произойдет очень скоро. А до тех пор на моих устах печать. Так что, — кланяясь и улыбаясь, подвел он итог, направляясь к ступеням крыльца, — наслаждайтесь гостеприимством этой виллы, как того желала синьора Маласпина. Вам надлежит чувствовать себя абсолютно как дома. Когда прибудет четвертый, я вернусь — и все прояснится.

И, сказав несколько прощальных слов Бенедетте, он удалился.

Делия обратилась к Марджори:

— Вы с доктором Хельзингером… я хотела сказать — с Джорджем, ехали вместе? Вы давние друзья?

— Мы познакомились в поезде. Я никогда прежде его не видела.

— А вы знали Беатриче Маласпину? Можете что-нибудь рассказать нам о ней?

— Никогда не была с ней знакома и совершенно ничего о ней не знаю; вся эта история была для меня как гром средь ясного неба. Понятия не имею, кто это, и, рискну заверить, Джордж тоже не знает. Мы говорили об этом в поезде. Вы хотите сказать, что тоже не представляете, по какой причине вас сюда вызвали?

— Нет. Знаю только, что есть завещание.

— Наверное, четвертый наследник сможет просветить нас на этот счет. Если только приедет. А пока я просто ошеломлена тем, что здесь вижу, и намерена извлечь максимальную пользу из каждой минуты пребывания вдали от Англии!

Делия удивилась, что сонаследница говорит с таким жаром, но ей не удалось узнать о собеседнице ничего больше, поскольку в этот момент появилась Бенедетта и принялась нетерпеливо кудахтать, желая увести вновь прибывших в отведенные им комнаты.

— Ну, — промолвила Джессика, когда подруги, оставшись одни, присели на изогнутые каменные скамьи под фресками в ожидании остальных, — каково твое мнение о сотоварищах?

— Скажу, что меня все больше и больше поражает эта Беатриче Маласпина.

— Жаль, что им понадобилось приехать именно сегодня утром. Теперь нам придется быть компанейскими и вести вежливые разговоры. Не представляю, чтобы у нас оказалось много общего хоть с кем-то из них.

— Мне кажется, они производят довольно любопытное впечатление. У Джорджа Хельзингера — кстати, может ли он при таком имени быть англичанином? — умное интересное лицо. Я не знаю, что сказать о Марджори, — ужасная одежда и лицо, по которому ничего не прочтешь. Тем не менее, у меня чувство, что она отнюдь не так заурядна, как можно подумать.

— Тип старой девы из «Женского института»,[16]— усмехнулась Джессика. — Помоги нам Бог!

Знали они о том или нет, но Марджори тем временем точно так же оценивала их самих. Джордж ее не беспокоил — добрый интеллигентный человек с измученной душой. Что, интересно, так сильно его гнетет? Неудавшийся эксперимент? Или, может, за ним охотятся иностранные агенты, стремящиеся выведать атомные секреты? В воображении мгновенно нарисовались типы в подпоясанных плащах и надвинутых на глаза шляпах, таящиеся в подворотнях.

В поезде они не особенно много говорили, просто обменивались репликами насчет того, как странно и непонятно это дело, связанное с Беатриче Маласпиной. Потом Свифт вернулась в свое купе, сидела у окна и любовалась морской синевой, пока поезд змеился вдоль причудливо изрезанного берега.

Вновь попутчики встретились уже в Ла-Специи, где пересели на местный поезд с деревянными сиденьями и древним двигателем, что напомнило им обоим английскую железную дорогу военных времен. Сошли они на захолустного вида станции. Как же низко расположены в Италии платформы, подумала Марджори, протягивая руки к чемодану, который передавал ей сверху Джордж.

— Итак, как нам лучше всего поступить? — спросил Хельзингер, оказавшись рядом с ней на платформе. — От этой станции порядочное расстояние до города, который, сами видите, находится на холме. Может, здесь окажется такси?

На миг воображение писательницы опять разбушевалось. Вся эта история — ловушка, не существует никакой «Виллы Данте», никакого завещания и никакой Беатриче Маласпины; их просто заманили сюда, чтобы похитить и убить, предварительно пытая, чтобы выведать секретную информацию. По крайней мере, они могли бы вытянуть научные секреты из доктора Хельзингера. Перед мысленным взором прошла череда строк на белой бумаге… уединенные итальянские замки в духе Анны Радклиф[17]… Найдется ли круг читателей для современной готики? Во время войны людям хотелось успокоительного чтения: Джейн Остен, например, — такого рода литература. Но гангстерские фильмы тоже были популярны, так что…

Свифт вернул к реальности голос Джорджа:

— Я слышал звук машины и вижу, что к нам идет какой-то человек. Думаю, нас встречают.

…Сейчас, после того как Бенедетта метнулась вон, оставив ее одну в комнате, Марджори нащупала на дне чемодана и извлекла на свет записную книжку, точнее тетрадь — красивую тетрадь в твердом переплете, которую купила в Париже, не устояв перед соблазном. Конечно, ей не стоило бы тратить выданные адвокатом деньги на такую вещь, но она воздержалась от ленча, утолив голод багетом с ветчиной. Разница в стоимости, безусловно, покрывала цену тетради.