Книга Когда прольется кровь - Томаш Колодзейчак

— Здесь он! Здесь! — крикнул Позм.

Магвер свернул вправо. Оскользнулся на склоне, ударился о камень, зашипел от боли.

— Я вижу его! — Теперь кричал Вагран.

«Земля, Земля, чего они хотят? Я же ничего не сделал. Земля, почему Острый, откуда эти слова, зачем? Земля, почему они так говорят, я не предатель, я же не предатель!»

Он метнулся к кустам, покрывающим дно яра. Заполз в них, сжался, обхватил колени руками.

«Земля, не позволь им, ведь я ничего плохого не сделал, я служил верой и правдой, ничего не сделал, так почему, почему?!»

Хруст ломаемых башмаками прутиков. Кто-то идет. Он все ближе, ближе. Если он увидит Магвера, то кликнет остальных, а они наверняка недалеко, совсем рядом, рядом…

«Тише, это должно произойти без шума».

Позм, да, это он, это его шаги, и его силуэт маячит в темноте. Белизна его костяного кинжала…

Магвер сильнее стиснул пальцами рукоятку своего ножа, присел, опираясь сжатым кулаком о землю.

Позм был в двух шагах. Он шел прямо на Магвера.

Магвер вскочил. Выбросил руки вперед, толкнул Позма в грудь, ударил кулаком по лицу. Прижал к земле, левой ладонью зажал рот.

Позм смотрел на острие, приближающееся к горлу, на лицо Магвера.

— Слушай, Позм, это не я, правда, поверь мне, я не предавал никого, ведь мы были вместе столько времени, почему?.. — Магвер отпустил Позма. Встал. Принялся снова объяснять, говорил шепотом, едва слышным в шуме разбуженных человеческим волнением деревьев. — Ну скажи…

Позм медленно поднялся, глядя то на лицо Магвера, то на зажатый в его руке нож.

— Скажи…

— Здесь! — крикнул Позм, отскакивая. — Здесь он!

Магвер выпустил нож. Он уже не хотел бежать, не мог. Зачем убегать, о Земля, если слово ничего не значит, а самый близкий друг в одночасье становится врагом, зачем?

Он видел, как они подходят, смотрел на опускающуюся палицу, видел мир, который неожиданно сделался темнее, чем самая темная тьма.

Но не чувствовал боли. Не чувствовал ничего.

* * *

Те трое вернулись. Увидели, что Лист один, но в темноте наверняка не распознали его. Значит, вернулись, чтобы убрать свидетеля совершенного ранее убийства. В руках — острые стеклянные шипы, вроде стилетов, отлитых из увегненского стекла.

Дорон крикнул. Боевой клич Листа обрушился на них, как рысь, нападающая на кролика, неожиданно и неотвратимо. Дорон уже налетел на первого, острие карогги угодило прямо в глаз бойца. Второй сделал еще шаг вперед, когда черенок карогги достиг его лица, разворотив челюсть. Он упал на колени. Третий уже понял, кто стоит перед ним. Дорон воспользовался его замешательством. Палица пробила ему грудь.

Двое еще были живы.

Первый стоял на коленях, правой рукой прикрывая залитое кровью лицо, левой опираясь о землю. Дорон повалил его одним пинком.

— Кто вас прислал?

Боец икнул.

Свистнула карогга. Четыре пальца правой руки перестали принадлежать его телу.

Боец крикнул.

— Кто?

Он прижал беспалую руку к груди и ползал по траве, воя от боли.

Дорон снова пнул его ногой, прижал ступней к земле.

— Ты умрешь. Ты в любом случае умрешь. Но если не скажешь, то Роза Смерти коснется тебя, когда ты уже перестанешь быть мужчиной.

Острие карогги опустилось к низу живота раненого.

— Говори.

Тело бойца сотрясала дрожь, большой палец правой руки спазматически согнулся, четыре раны пульсировали кровью. Широко раскрытые глаза смотрели в небо.

— Кто?!

— Не-е-е-ет…

Дорон нажал кароггу, почувствовал мягкое сопротивление и в тот же момент услышал шепот.

— Бан… Бан велел живого… — Кровь хлынула у него изо рта, вымывая выбитые зубы.

— Ты сохранил себя в целости, — сказал Дорон, и одним тычком карогги пробил ему сердце. Потом подошел к другому. Тот неподвижно лежал на земле, только его руки судорожно хватали траву. Дорон приложил кароггу к его груди и нажал.

Затем пробил ему глаз, вырвал язык и отрезал руки. А потом, глядя на луну, окровавленный, поклялся мстить.

Бан должен умереть.

Должен.

* * *

Собралась, пожалуй, вся деревня. Люди толпились, толкались, дети раскрывали рты, женщины усмехались. Разговаривали возбужденными голосами мужчины.

У него начали болеть руки, только теперь он почувствовал шершавость веревок, связывающих кисти.

Его тошнило, в носу стояла резкая вонь падали, во рту — странный привкус, соленый и сладкий одновременно. Болело все: и шея, по которой ударили палицей, и стертые до крови руки, и ноги, и голова. Он проспал целую ночь и половину дня — сейчас солнце уже спускалось к подножию Горы. Его прикрутили к жерди, как убитую козу, и принесли сюда. О Земля…

Он хотел что-то сказать, но язык даже не шевельнулся во рту. Он не мог говорить.

Глаза закрылись сами. Да, уснуть, спать, как можно скорее, отдохнуть, наконец отдохнуть. Только что тут делают эти люди? И какое-то странное ощущение, что что-то не так. Не так… Нет!

Чувства Магвера вдруг очнулись после долгой дремы.

О Земля…

Его притащили сюда, на край какой-то деревни. Привязали к стволу дерева, растянули руки и ноги. Созвали людей. Пусть крестьяне посмотрят, как Шепчущий карает предателя. И какая у него сила.

Магвер рванулся раз, другой, но веревки не пустили. Он хотел что-то сказать — из горла вырвался не то скрип, не то стон.

Он рванулся сильнее. О Земля… Они отняли у него речь, он не может сказать ни слова, защититься, а ведь он ни в чем не виноват!

Люди зашевелились. Он повернул голову и увидел своих товарищей, выходящих из-за деревьев. Как всегда, встречаясь с людьми, они накинули на одежду плащи из шершавого серого сукна, такие же платки закрывали им рты и носы, капюшоны опускались на глаза.

Никто чужой не распознал бы их. Но Магвер сразу различил знакомые фигуры друзей…

Теперь они идут, чтобы убить его.

Они остановились около дерева, на котором висел Магвер. Вагран сделал шаг вперед. Люди утихли.

— Слушайте! Слушайте! Это мы обучаем вас. Это в нас сила людей древности. Слушайте! Слушайте! — Он указал на Острого.

Шепчущий не сдвинулся с места, просто заговорил своим спокойным, но жестким голосом.

— Вот выродок! Вот человек, который готов был за крохотную оплату кинуть своих друзей и выдать их в руки бановым палачам. Да будет он проклят!

— Проклят! — подхватила толпа.