Книга Рыжая Соня и зов арены - Питер Нейл

Глаза Осуму затуманились, но она все так же пристально смотрела на Алинор.

— А ведь я права, да, Осуму? Мне, пожалуй, лучше не пить это. Может, кто-нибудь попробует это вино за меня, а? — Алинор встала, обошла столик и склонилась над ведьмой, которая неотрывно следила за ней глазами.— Пей, ведьма!

Девушка поднесла чашу к приоткрытым губам колдуньи и наклонила ее. Большая часть вина пролилась, но немного все-таки попало в рот старухи.

Алинор задумчиво взглянула на нее.

— Медленно действует, да, Осуму? А сок дин-га убьет тебя только к вечеру. Будет больно. Но это хорошо, что тебе придется помучиться. В гибели моего отца есть и твоя доля вины. Но я не могу ждать, пока ты умрешь. А что если я плесну немного этого вина тебе в глаза?

Осуму хрипло выдохнула. Будь у старухи возможность кричать, от ее вопля поднялись бы мертвые.

— Да-да. Через глаза яд быстрее попадет в кровь. Нет, прямо в мозг — и будет шипеть на костях. Что скажешь, Осуму?

Ведьма снова выдохнула.

Алинор подняла чашу над головой колдуньи и наклонила ее. Вино закапало вниз, попадая в глаза Осуму, и в них отразился ужас.

Поставив чашу на столик, девушка удовлетворенно кивнула. Она не стала ждать, пока старуха умрет, а, быстро пройдя по комнате, набила кожаный мешок предметами, которые, по ее мнению, могли пригодиться для магических ритуалов. Большая часть вещей оказалась бесполезной: статуэтки, украшения, мелкие безделушки. Травы, благовония, свечи, ножи — это Алинор и сама легко могла найти и затем освятить должным образом. Из дневников и книг отца девушка узнала достаточно, чтобы разбираться, что надо брать те предметы, которые уже наделены темной силой.

Набрав почти полный мешок, Алинор вышла, плотно прикрыла дверь и быстро направилась к лестнице.

Однако внизу она задержалась. За стенкой, которая закрывала коридор первого этажа, домовладелец орал на молодых мужчину и женщину, требуя, чтобы они немедленно убирались из его дома. Алинор осторожно выглянула из-за угла: молодая пара, похоже, выезжала из комнаты, расположенной прямо под комнатой Осуму.

Дождавшись, когда все уйдут, девушка взвалила мешок на спину, вышла в проулок и спокойно, будто ничего не произошло, вернулась к паланкину. Зевак уже не было, городских стражников тоже.

* * *

В таверне «Драконье Семя» шла обычная гулянка. Сэндас ходил сюда каждый вечер и приглашал всех помериться силами в метании ножей — своем недавнем увлечении. Он стоял в углу у дальней стены и то и дело прикладывался к кружке с вином, смеясь над грубыми шутками приятелей, и становился серьезным, лишь когда подходил к линии броска и целился в мишень.

Была середина вечера, и, хотя вино текло рекой, настроение у присутствующих было еще вполне благодушным. Сэндас только что выиграл еще одну кружку и весело поддразнивал своего соперника, когда вдруг увидел свою бывшую возлюбленную.

Улыбка медленно сползла с его лица, кружка выпала, но не разбилась, а вино потекло по столу. Сэндас замер: Алинор показалась ему поразительно красивой — такой она не выглядела даже в мягком свете восковых свечей в своей комнате.

— Ты участвуешь в следующем туре, Сэн? — спросил его один из приятелей.

— Нет, нет. Продолжайте без меня…

Он перешел к другому столу и жестом пригласил девушку. Она подошла и села напротив.

— Что стряслось, Алинор?

— Я просто хочу поговорить с тобой, Сэндас.

— Но ты не будешь больше спрашивать о Хавлате? — шепотом поинтересовался он.

— Нет. О Хавлате больше ни слова.

— Потому что я и так уже провинился перед ним. Мне надо…

— О Хавлате говорить не будем,— заверила его Алинор.

— …Сидеть и не высовываться хотя бы некоторое время. Вчера вечером я…

— Тихо, Сэндас. Я просто хочу попросить об одном маленьком одолжении.

— Вчера вечером… — Сэндас посмотрел Алинор в глаза и вздрогнул: ему показалось, что они излучали сияние.

— Нет, мы не будем говорить о Хавлате,— повторила Алинор и накрыла его руку своей,— хоть мое дело и касается его. Просто я хочу попросить тебя об одном одолжении. Мне надо, чтобы ты…

Сэндас смотрел на нее не мигая. Свет в зале неожиданно показался ему приглушенным, предметы приобрели расплывчатые очертания, голоса посетителей, до этого громкие и ясные, теперь доносились как будто издалека. Сэндасу почудилось, что он медленно погружается в воду, и единственное, что еще сохраняло ему жизнь,— это тепло руки Алинор. Тепло руки да еще странные глаза девушки.

— …Чтобы ты поговорил с Хавлатом кое о чем. Ради меня, Сэндас. Ты это сделаешь?

Ее голос был ласковым и нежным, как и ладонь, и таким же глубоким, как ее глаза. Весь мир сосредоточился в глазах Алинор, а голос невероятным образом, словно обретая плоть, впивался прямо в мозг.

— Я хочу, чтобы ты побеседовал с ним о моем отце, Сэндас,— говорила Алинор — Ты это сделаешь, Сэндас? Ради меня? Ты должен вести себя решительно, иначе Хавлат увильнет от этого разговора. Тебе, пожалуй, придется обнажить меч — просто чтобы показать ему, что ты не шутишь. Понимаешь, возлюбленный мой?

Конечно, ему все было понятно. Об этом он и сам уже не раз думал. Он давно собирался так поступить, причем не только ради Алинор и себя, но и ради всего Аренджуна. Шум таверны постепенно стихал у него в ушах, и теперь он слышал только голос девушки.

— Ты понимаешь, Сэндас, любовь моя?

— Да, конечно…

— Ты сделаешь это прямо сейчас?

— Да, конечно.

— Пошли. Я подвезу тебя в своем паланкине. Хорошо?

— Да. Конечно…

Они встали. Алинор ни на миг не отпускала Сэндаса, и молодому человеку казалось, что если девушка уберет руку, то он задохнется или упадет, не сходя с места — погибнет без ее поддержки.

Когда они подходили к выходу, один из приятелей Сэндаса окликнул его:

— Эй, Сэн! Ты куда? Мы начинаем новый тур!

— Оставь его в покое,— усмехнулся другой.

— Сэндас! Еще один круг!

— Оставь его, Чор. Красивая баба мужика-то уж всегда утащит.

Третий, расхохотавшись, поправил его:

— Богатая и красивая баба, приятель. Да-да, богатая и красивая…

* * *

Даже прохладный вечерний воздух не заставил Сэндаса очнуться. Он шел за Алинор как во сне и даже не заметил, как сел в паланкин.

Он слышал только свои собственные мысли: «Да-да, я поговорю с Хавлатом. Обнажу меч. Я хороший фехтовальщик. Один удар — и все. Но поговорить надо. Эримиор погиб, и в этом виноват Хавлат. Он должен знать, что горожане этого не простят. Надо все объяснить Хавлату».

Когда паланкин остановился, Алинор показал рукой на парадный вход в дом Хавлата: