Книга Колдовская компания - Ольга Баумгертнер

– Ретч здесь?

– Нет, но должен скоро приехать, господин, – он поклонился.

– А кто в замке?

– Несколько господ, но их сейчас нет – они уехали на рудники.

– Когда вернутся?

– Обычно к полуночи. Вас проводить, господин?

– Нет, я хорошо помню замок.

Лицо горца выразило изумление.

– Но я никогда не видел вас, господин… – невольно сорвалось с его губ.

– Да? – я перешел на его родной язык, который к собственному удивлению не забыл за двенадцать лет, и указал на белый рубец, пересекающий всю его скулу. – Разве этот шрам не напоминание обо мне, как и те, что украшают твою спину, Арош?

Арош застыл пораженный, с щек схлынула кровь, сделав его мертвенно-бледным, потом он спешно склонился передо мной.

– Простите меня, господин.

Я лишь нахмурился.

– Распорядись об ужине.

– Ваш конь… – едва слышно произнес он.

– Я сам позабочусь о нем.

Он поспешил к замку, я а завел Шэда в конюшню. Расседлывать не стал. Лишь ослабил подпруги – вдруг придется скоро уносить ноги. Насыпал еды в кормушку и ласково потрепал Шэда напоследок, а жеребец, уже жуя, ткнулся носом в ладони. Поеживаясь в студеном вечернем воздухе, я пересек небольшой внутренний двор и, толкнув тяжелую дверь, зашел в замок. Миновал несколько переходов, поднялся по лестнице и оказался в трапезном зале. Арош дожидался меня здесь.

– Ужин почти готов, – сообщил он, старательно избегая моего взгляда. – Господин может пока принять ванну. Если господин не возражает, мы подготовили его прежнюю комнату.

– Она сохранилась? – изумился я.

– Там никто никогда не жил после вашего отъезда.

– Хорошо – ты пока мне не нужен.

Я поднялся еще на пару этажей, прошел по длинному коридору и оказался в левом крыле замка. Одна из дверей была приоткрыта: оттуда шел неяркий свет и дохнуло теплом. Я на миг застыл на пороге, и детские воспоминания, пробуждающиеся при каждом взгляде на внутренние покои, нахлынули ярким, тревожащим потоком. Я шагнул внутрь. Горел растопленный камин, а на столе трепетало пламя коротких свечей, вставленных в причудливый подсвечник – выкованный в виде дерева лишенного листьев, на конце каждой ветви которого полыхало по огоньку. Все здесь осталось так, как и в тот день, когда я покину Брингольд. На столе – книги с цветными, казавшимися мне удивительными картинками, несколько сложенных из бумаги фигурок тех самых ястребков, которые послужили причиной возникновения моего имени, карандаши, перья, чернила, свернутые в трубочку листы чистой, исписанной или изрисованной бумаги. Я улыбнулся, глядя на свои ранние «творенья» – замок, скалы, горцы, рисунок колдуна с воздетыми руками, и гнущиеся перед ним деревья. Это, конечно, был Ретч. Черноволосый, высокий, с темно-синими глазами и сетью морщинок вокруг них – он все время прищуривал глаза, а с губ почти никогда не исчезала полуулыбка-полуусмешка, но при этом взор никогда не утрачивал своей проницательности. И если Ретч улыбался, несколько отстранено, словно приятному давнему воспоминанию, это не означало, что при этом он внимательно не наблюдает, а ум его холодно не оценивает происходящее. Я против воли вздрогнул, вспомнив, каков хозяин этого замка, и решил, что задерживаться здесь не стоит. Хотя отказать себе в горячей ванне после долгого пути я не смог. Как в каждом нашем замке, здесь имелась система водопровода, и вода, поднимающаяся сюда из горячих источников, обладала лечебными свойствами и особенно хорошо снимала усталость. Поэтому я без колебаний залез в мраморную ванну, наполненную голубоватой и немного пахнущей солью водой.

На какое-то время я вновь ощутил себя маленьким мальчиком. Вспомнил, как Ретч возился со мной, пытаясь найти общий язык, когда мать оставила меня у него по каким-то неотложным обстоятельствам. Мне тогда не исполнилось еще и двух лет. Ретча вряд ли радовало свалившееся на него опекунство, однако он взялся за меня с завидным упорством. В два года я уже мог читать. В четыре – знаком с колдовством и мог свободно изъясняться на языке горцев, из-за чего и произошли события, ставшие причиной появления у Ароша и еще нескольких местных мальчишек шрамов. Обычно все мое время занимала учеба, а на редкие прогулки вне замка я отправлялся только вместе с его владельцем. В этот период, после небольшого затишья, опять началась война со светлыми колдунами, и Ретч был вынужден на какое-то время уехать. Я вдруг остался предоставленным самому себе. Конечно, за мной следили, кормили и отправляли спать в одно и то же время, но никто из оставшихся колдунов не продолжил вместо Ретча мое обучение. Первое время я сам ходил в библиотеку, что-то читал, рисовал, но потом меня привлекло происходящее за окном – я обнаружил горских мальчишек, игравших во внутреннем дворе замка. Недолго думая, я присоединился к ним. Они приняли меня несколько настороженно, однако через час мы уже стали лучшими друзьями. Я показал кое-что из магии, что поразило и позабавило их, а они научили меня, как ходить по горным тропам, узнавать животных по следам, кидать дротики и плавать в горной реке…

Тепло воды разморило меня. Вспомнилось здешнее лето, воздух со смесью терпких запахов – горького полыни и пижмы, пряного тимьяна, нагревшейся смолы сосен и сухой земли, – когда все застывало в полуденном зное, и лишь легкое дуновение ветерка, принесенного со снежных гор, белевших за зеленой цепью пологих предгорий, отгоняло безмятежное оцепенение и сонливость. Над холмами повисало марево, стихали кузнечики и цикады в траве, лишь лениво и густо гудел пролетевший мимо огромный черный с синевой жук. Потом исчезал и он, и оставался лишь перепелятник, кружащий в бледном и выцветшим под солнцем небе. Ошалевшие от жары мы спускались к реке, приглушенно шумевшей в ущелье, окунались с головой в запруде и тут же выскакивали обратно из бирюзовых и холодных до ломоты вод. Стуча зубами, бросались на горячий прибрежный песок, лежали, согреваясь, потом вставали и брели по самой кромке воды вдоль берега к зарослям малинника, где, позабыв о колючих стеблях, тянулись за спелыми огромными ягодами. Покидали малинник, чтобы вернуться к нему на следующий день, когда созреют новые ягоды. Пробирались через камыши, обрывая острые, жесткие листья, делали на ходу кораблики и опускали в воду. А потом, застыв, следили, чей дольше всех останется на плаву и сколько пройдет бурунов. Шли дальше вниз по реке, стремительно уносившей из виду камышовые листья – наш потопленный флот, – шли под сенью раскинувшегося бесконечным зеленым шатром ивняка. С реки от пенных шапок перекатов веяло свежестью, и мы, подражая волнам, перепрыгивали через корни, торчавшие из размытых берегов. И замирали, когда в зеленых живых сводах раздавалось пение иволги. Долго старались разглядеть птицу, но она была слишком осторожна, и даже ярко-желтое оперение не выдавало ее. Ниже по течению открывалась подтопленная поляна, и мы обходили ее – здесь водились ядовитые змеи. Потом мы сворачивали к вливающемуся в реку прозрачному мелкому ручью, утоляли жажду вкуснейшей водой и шли вверх по течению, высматривая на дне красивые сверкающие камушки. Чаще всего слюду, манившую своим обманным золотым блеском. Скрывалось здесь и золото – мелкие невзрачные песчинки, на которые никто не обращал внимания. Мальчишек привлекали кристаллы кварца и хризопразы, изредка попадающиеся среди обычных речных галек. Поднимались вновь выше в горы, в солнце, в зной. Делали из ивовых ветвей луки, а из прутьев – стрелы и, играя в охотников, преследовали всех, кто попадался нам. Спаслась, скользнув в щель между камнями, ящурка, сбросив извивающийся червем хвост. Упорхнул в заросли вспугнутый вяхирь, оставив в память о себе сизое перо. Уж оказался менее проворным, попытавшись скрыться в прозрачном ручье, и тут же был пойман. Бедняге не повезло. Спустя несколько минут мы жарили на костре кусочки сочного мяса, нанизанного на прутики. Шли дальше и выше к нашей пещере, по пути ненадолго останавливаясь, обрывая черные ягоды барбариса, кислые и чуть вяжущие, тянулись за желто-рыжими плодами боярышника, взбирались на корявые низкорослые деревца миндаля, сдирали мягкую бархатную шкурку, кололи косточку на камнях и ели еще недоспелый орех. В «пещере» – на самом деле неглубокой вымоине в скалах – мы вновь разводили костер, жарили наловленных жирных кузнечиком и мелкую рыбешку, выуженную в запруде. Грели воду в старом небольшом котелке, заваривали там синие цветки чабреца и мяты и пили по очереди из одной не слишком чистой кружки освежающий горьковатый чай. В это время солнце начинало садиться, заливая пещерку оранжевым светом. Пора было возвращаться. Мы бросали все, затаптывали костер, шли обратно к замку по краю нового, еще неглубокого оврага – новой морщины гор…