Книга И снова о любви - Лорейн Заго Розенталь

Он улыбнулся. Глаза его на этот раз показались мне еще более зелеными. До того мгновения я не замечала, что нос у него немного крючком. Красотой Дэл уступал своему отцу, но нравился мне гораздо больше.

— Дамы, хотите выпить? — предложил он.

Я покачала головой. Я никогда не пила ничего крепче «Будвайзера», и сегодня было не время начинать: чего доброго потеряю голову и совершу какую-нибудь глупость.

Ли скрестила руки на груди.

— Мы несовершеннолетние! Не все нарушают законы, Дэл, — съязвила она, и я вспомнила о студенте-технаре с выбитым зубом.

— Смешно, — сказал Дэл.

Она оперлась на стол и улыбнулась:

— Где твой брат?

Дел взболтал ром в бокале.

— Блейк наверху. Готовится к экзаменам, как прилежный ученик.

На фуршете Блейк так и не появился. Каждый накладывал еду себе на тарелку из выставленных на обеденном столе блюд с подогревом. Ли нашла свободное местечко на мягком кожаном диване, я устроилась между ней и Дэлом, но почти ничего не ела — боялась, что шпинат застрянет между зубов или соус маринара капнет на подбородок. Я не могла позволить себе опозориться, особенно когда Дэл сидел так близко, что моя коленка касалась его ноги.

Брюки у него были гладкие. На руке золотой браслет, на мизинце — кольцо с бриллиантом. Дважды он уходил взять еще еды и три раза за напитками, и каждый раз я волновалась, что ему больше не захочется скучать рядом со мной. Но он возвращался.

— В новогоднюю ночь открывается мой клуб, — обратился он ко мне. — Приходи.

— Вряд ли меня пропустят, — ответила я, ведь в такие заведения до двадцати одного года вход закрыт, а фальшивых документов у меня нет.

Дэл засмеялся, а я почувствовала, как по спине катится капля пота.

— Шутишь? Не волнуйся, я тебя проведу.

Я улыбнулась. Мы болтали, пока Рейчел не сказала, что пора по домам. Вызвав лифт, она взглянула на Дэла, вышедшего проводить нас в фойе, и попросила:

— Поцелуй на прощание меня и свою кузину, разбойник.

Улыбнувшись, он подчинился. А когда приехал лифт, незаметно для Рейчел и Ли приблизился ко мне, что-то прошептал на ухо, кажется, «С Рождеством!», и поцеловал в щеку, слегка коснувшись щетинистым подбородком. Это был обычный поцелуй — такой же, какой достался его тете и кузине. Какими обменивались между собой гости. Но Дэл сжал мне плечо и положил руку на талию, и мое дыхание участилось: никто так ко мне не прикасался после того случая в горах Катскилл.

— Ли, ты сегодня видела Блейка? — спросила Рейчел, когда мы уселись в машину.

Ли покачала головой:

— Дэл сказал, он занимается.

— Скорее, прячется. Стэн говорит, он до сих пор переживает из-за той девчонки.

«Из-за какой девчонки?» — пронеслось у меня в голове. Рейчел и Ли затихли, а я, прижавшись лбом кокну, смотрела на мелькающие городские огни и все еще чувствовала на щеке поцелуй Дэла.

Отец уже спал, а мама сидела в гостиной, курила «Пэлл-Мэлл» и что-то быстро писала в блокноте.

— Работаешь над романом? — спросила я.

— Как всегда. — Она вырвала и скомкала три страницы, а затем усадила меня рядом с собой. — Принесу чего-нибудь перекусить, и ты мне все расскажешь.

Она сходила в кухню, вернулась с тарелкой сандвичей и стаканом теплого молока. Отказываться было бесполезно. Мама всегда заставляла нас с Эвелин пить молоко, ведь оно укрепляет кости.

— Я подогрела, — сказала она. — Это поможет тебе уснуть.

Спать совсем не хотелось — я была слишком возбуждена. Скинув туфли, мы с мамой забрались с ногами на диван, и я рассказала ей о шикарном лифте и о пентхаусе. Упомянула о Стэнфорде Эллисе, потому что могла вести о нем разговор, как о любом солидном человеке — например, как о Доне Джонсоне или Томе Селлеке. А о Дэле умолчала. Ему было двадцать четыре — столько же, сколько Патрику, когда Эвелин «влипла».

Глава 8

На следующее утро я проснулась поздно. Проспала бы и дольше, если бы отец не стал карабкаться по лестнице на крышу, чтобы украсить дом рождественскими гирляндами. Выглянув из окна, я увидела на перекладинах его ноги. А еще я заметила, что бесстрастное лицо святой Анны припорошило снегом. Рядом со статуей мама что-то искала в коробке с надписью «Удлинители».

В гостиной пахло свечами и аэрозолем, которым мама брызгала искусственную елку, чтобы придать ей аромат хвои. Рождественские запахи еще сильнее подняли мне настроение, которое и без того было хорошим, потому что я все еще чувствовала на щеке поцелуй Дэла. Я ощущала его, когда мать с отцом громко спорили, какими огоньками украшать изгородь — белыми или цветными, и когда поджаривала тост, и даже когда раздался телефонный звонок и я услышала голос Патрика.

— У Эвелин грипп, — сообщил он, — а мне надо на работу.

Итак, нам пришлось срочно ехать в Куинс, где я увиделась с Патриком только на минутку. Он ждал нас у входной двери и умчался, едва поздоровавшись, потому что опаздывал на дежурство.

Это была первая неприятность. За ней последовали и другие: в ванной рвало Эвелин, на столике в гостиной лежала гора использованных бумажных носовых платков, которые моя сестра не удосужилась выкинуть, раковина в кухне ломилась от немытой посуды. Довершила весь этот ужас уродливая синяя кукла из телепрограммы, которую смотрел Киран. У меня разболелась голова, таблеток от мигрени с собой не было, и я попросила его переключить канал, но он и ухом не повел.

— Киран, — повторила я, — пожалуйста, переключи канал.

Отец на кухне читал газету, мама занялась посудой. Эвелин сидела на диване и чихала, вытирая нос платком, хотя при этом не слишком-то усердствовала: когда она посмотрела на меня, под носом у нее что-то отвратительно поблескивало.

— Он обожает эту программу! — бросила она.

— У меня от нее мигрень, Эвелин.

С полной глоткой мокроты она проговорила, как умирающая от пневмонии старуха:

— Ой, бедненькая. Кати обратно в Бруклин, если у тебя такие нежные ушки.

Она добавила звук и принялась расчесывать свою экзему. Меня так и подмывало сгрести со стола платки и заткнуть ей глотку. Сказать, что она ведет себя грубо и невежливо, ведь я приехала ей помочь, хотя с удовольствием осталась бы дома. Порисовала или почитала что-нибудь и не слушала бы, как какая-то кукла распевает глупую песню. Но я промолчала. Просто пошла на кухню и пожаловалась маме.

— Понимаю, — ответила мама. — Но мы должны беречь Эвелин.

Мы должны ее беречь. Убить сестру я не могла. Оставалось только поставить раскладушку в детской, лечь в темноте рядом с кроваткой Шейна и ждать, пока мама съездит в аптеку за аспирином. Эвелин тем временем ушла спать, а папа играл с Кираном в гостиной.