Книга Поверженный Рим - Сергей Шведов

— Мне почему-то кажется, комит, что Меровлад не станет терпеть рядом с собой сильного человека, — пристально глянул на собеседника корректор.

— И что с того? — нахмурился Андрогаст.

— Ничего, — пожал плечами Пордака. — Просто я хочу знать, зачем ты затеял этот мятеж, комит? Зачем возвысил до императорского звания полное ничтожество? Я дукса Максима имею в виду. Или ты собираешься устранить его так же, как устранил Грациана? Я не могу понять твоих целей, высокородный Андрогаст.

— Ты кому служишь, Пордака? — спросил руг. — Руфину или Феодосию?

— Прежде всего я служу себе, — честно признался корректор. — Однако устранением Грациана я угодил обоим своим хозяевам. Он мешал и Руфину, и Феодосию.

— А Феодосию почему?

— Пока был жив Грациан, Феодосий был всего лишь соправителем, а теперь у него появилась возможность прибрать к рукам всю империю.

— Ты, кажется, собираешься мне что-то предложить, светлейший Пордака? — спросил Андрогаст.

— Я предлагаю тебе помочь божественному Максиму устранить сиятельного Меровлада. А потом мы с тобой поможем императору Феодосию устранить самозванца Магнума Максима.

— Ты в своем уме, корректор? — зло ощерился Андрогаст.

— Разумеется, — ласково улыбнулся собеседнику Пордака. — Безумец предложил бы тебе провозгласить себя императором. Я же предлагаю тебе реальный путь к власти. Ибо только Феодосий может сделать тебя опекуном императора Валентиниана, а меня — комитом финансов западной части империи.

— Почему я должен тебе верить, Пордака?

— А ты не верь, Андрогаст, ни мне, ни Феодосию, — усмехнулся корректор. — Если у нас с императором будет возможность тебя обмануть, мы непременно обманем. Так не дай нам эту возможность. Договорись с варварами.

— С Руфином?

— Нет, комит, — возразил Пордака. — Нельзя позволить варварам объединяться. Отдай Верхнюю Панонию рексу Верену, а Нижнюю — древингам Придияра Гаста.

— И Феодосий согласится с таким раскладом?

— А если и не согласится, что с того? — ухмыльнулся Пордака. — Ты обретешь союзников, Андрогаст, и Феодосию придется с тобой считаться. Так же как и русам Кия, к слову говоря.

Андрогаст довольно долго и пристально смотрел на гостя. Пордака хранил на лице полнейшую невозмутимость, хотя внутри у него все кипело. Шутка ли, решалась судьба не только империи, но и самого Пордаки. Ибо у него вдруг появился шанс не только вернуться в Рим, но и занять очень высокое и выгодное положение. У Пордаки даже слегка закружилась голова от перспективы, открывшейся вдруг его мысленному взору. Многое, если не все, зависело сейчас от человека с жестким, словно из дерева вырезанным лицом. От его способности верно просчитать ситуацию. От его честолюбия, наконец.

— Я подумаю, Пордака, — сухо сказал Андрогаст. — И дам тебе ответ через месяц.

— А почему так долго? — удивился корректор.

— Такие дела не решаются в один день.

Дукса Магнума Максима комит Меровлад не опасался. Он считал Максима неплохим полководцем, но абсолютно неискушенным в политике человеком. Однако самозванный император очень скоро опроверг это весьма нелестное о себе мнение. По сведениям трибуна Себастиана, верного сподвижника Меровлада с юных лет, посланец Максима уже навестил епископа Амвросия Медиоланского и имел с ним продолжительную беседу.

— Как зовут этого посланца? — спросил Меровлад, в задумчивости прохаживаясь по атриуму.

— Ректор Феон, — с усмешкой отозвался Себастиан. — На редкость расторопный человек. Он успел повидаться не только с епископом, но и с префектом Рима Никомахом.

— Что еще?

— Феон протоптал тропинку к сердцу трибуна конюшни Цериалия. Младший брат императрицы не только встретился с Феоном, но и обещал ему содействие.

— Содействие в чем? — насторожился Меровлад.

— Речь идет о браке Максима с Юстиной, после чего император собирается усыновить Валентиниана.

— И кто, по-твоему, стоит во главе заговора? — резко обернулся к трибуну Меровлад. Трибун Себастиан красотой не блистал даже в молодости, а с годами и вовсе стал все более походить на сатира, чему способствовало и пристрастие к горячительным напиткам. Однако, справедливости ради следует отметить Себастиан никогда не терял ни ума, ни самообладания, вне зависимости от количества выпитого.

— Заговора против кого?

— Против меня, разумеется, — усмехнулся Меровлад.

— Думаю, здесь не обошлось без фламина Паулина.

Видимо, Меровлад допустил ошибку, когда спас от верной гибели верховного жреца Юпитера. Паулин прогневил божественного Грациана. Конечно, казнить публично его бы не стали, но и в живых бы не оставили. Тому порукой была ненависть епископа Амвросия к одному из самых умных и коварных языческих жрецов. Меровлад был абсолютно уверен, что эти двое, фламин и епископ, никогда не придут к соглашению. Но, видимо, бывают обстоятельства, когда даже смертельные враги готовы сделать необходимые шаги навстречу друг другу. Скорее всего, их объединила ненависть к ругу Меровладу. Впервые в истории Рима реальную власть в империи мог захватить варвар, и этого оказалось достаточно, чтобы новые и старые жрецы не только протянули друг другу руки, но и привлекли на свою сторону одного из самых влиятельных людей империи, префекта Вечного города Никомаха.

— Пока жив Феодосий, — сказал Себастиан, — он не допустит возрождения языческих культов.

— Ты в этом уверен? — резко обернулся к подручному Меровлад.

Глава 7 Роковая ошибка

Для корректора Пордаки появление императора Феодосия в Панонии стало большим сюрпризом. Но еще большей неожиданностью оно явилось для самозванца Максима, не успевшего собрать в кулак свои легионы и обратиться за помощью к своим союзникам-варварам. Впрочем, Феодосий с военными действиями не спешил, не желая проливать кровь римлян. Во всяком случае, так он говорил своим чиновникам. Но, скорее всего, Феодосий просто выжидал удобный случай, чтобы расправиться с мятежным дуксом Максимом одним ударом. Магнум Максим допустил одну, но, пожалуй, фатальную ошибку: он слишком засиделся в Лионе, а когда наконец двинул свои легионы в Медиолан, то ни императрицы Юстины, ни юного императора Валентиниана там уже не было. Корректор Пордака первым сообразил, что после смерти Меровлада божественного Валентиниана защитить некому, а потому уговорил напуганную Юстину обратиться за помощью к императору Феодосию. И пока комит Перразий с епископом Амвросием советовались, кем заменить убитого префекта претория, шустрый Пордака переправил юного Валентиниана в Нижнюю Панонию, прямо в ставку императора Феодосия. Это был гениальный ход, который сразу же изменил ситуацию в выгодную для Феодосия сторону. Теперь он мог выступать не только от своего имени, но и от имени юного Валентиниана.

Все обвинения с Пордаки были сняты, и он получил возможность спокойно пересчитать барыши, приобретенные в результате героических действий по спасению империи. Комит Гайана во всеуслышание заявил, что доносов он не писал, ни в чем корректора не подозревал и что расценивает обвинения против светлейшего Пордаки как провокацию против одного из самых преданных божественному Феодосию чиновников империи. Столь горячая защита гота обошлась Пордаке в очень приличную сумму. Правда, выплатил он ее не из собственной мошны, а из средств покойного руга Меровлада, но все равно потерянных трехсот пятидесяти тысяч денариев жаль было почти до слез.