Книга Лето разноцветно-косолапое - Павел Калмыков

Рассказчица и сама взяла ветку и с размаха ударила по заросшему трутовиками бревну.

— «Вот тебе, вот тебе! Отпусти сейчас же мою подружку!» Леопард взревел: «У-я-а-у!!» — отпустил панду и бросился теперь на пастушку. Но тут увидел, что на помощь спешат большие люди с большими палками, и убежал в лес.

Маленькая пастушка была сильно поранена, и никто не знал, сможет ли она поправиться. Тогда люди решили, что опасно жить рядом с лесом, и ушли на другое место. А панды очень жалели смелую пастушку. Они пришли на ту лужайку, где всё случилось, и плакали, и посыпали себе уши пеплом того самого костра, и тёрли свои заплаканные глаза…

Панда, рассказывая, тоже тёрла свои глаза — и слёзы у неё были настоящие! Зашмыгали сочувственно и другие медвежата, а Тедди ещё и чихнул, вспомнив едкий запах пепла.

— С тех пор у всех панд чёрные лапы, глаза и уши, — заключила Пай Сюн.

Умка почесал в затылке.

— Однако получается, что панды от умок произошли, — сделал он вывод. — Значит, ты моя дальняя родственница, сестрёнка. Я научу тебя ловить рыбу.

Панда пожала плечами и кивнула — она была не против. Панды вообще-то вегетарианцы, питаются сочными бамбуковыми побегами, но и от рыбки иной раз не откажутся.

Где же рыба?

На ветке сидела сорока и кричала, взволнованно раскачиваясь:

— Рыба на подходе! Рыба идёт! Лосось! Чайки сказали — огромные косяки! Море так и кипит! Уж не знаю, как в реках поместится, того гляди, запрудит!

Медведи, собравшиеся у речки в ожидании, радостно потирали лапы и хлопали друг друга по плечам: будет рыбка!

Сорока в изнеможении отдышалась, взмахнула крыльями и полетела дальше, вверх по течению, делиться новостью.

Сами сороки — не рыболовы, но жить не могут без новостей, страстей и сплетен.

Каких только медведей не было у реки! И молодые, и старые; и долговязые, и коренастые; и тёмные, и блондины, и пепельные, словно бы седые. Были и общительные, приветливые; были и угрюмые, полные решимости с боем захватить лучшее рыболовное место.

Аксинья Потаповна своих подопечных к воде пока не пускала.

— Не спешите, — сказала она им. — Пока ещё косяк сюда дойдёт. Вон наш Беркут парит, он тоже рыбу ждёт. Ему сверху река видна до донышка, до камешка. За Беркутом и надо следить.

— Гром-Птица, — уважительно сказал Тедди, глядя в небо.

К медвежатам подошла красивая медведица по имени Светланка. Она очень гордилась светлым оттенком своей шерсти, часто купалась, чесала спину исключительно о белые стволы берёз и подолгу принимала солнечные ванны, чтобы стать настоящей блондинкой.

Умкина шубка вызвала в ней зависть.

— Откуда ты такой, белый мальчик? — спросила она.

— С острова Врангеля, — ответил Умка.

— А это где?

— Далеко, на севере, — вздохнул Умка и обернулся к вожатой: — Я пойду в реку, поймаю рыбку.

— Не советую, — сказала ему Светланка. — Загрызут. Жди своей третьей очереди.

И ушла себе грациозной походкой. Известие о том, что остров Врангеля от Камчатки далеко, её успокоило.

— Это почему моя очередь — третья? — надулся Умка.

А что тут непонятного? Первыми должны утолить голод самые большие и авторитетные медведи — «гризли», как называл их Тедди. Потом — помоложе и послабее. А потом уж, в третью очередь, маленькие. Правда, есть и четвёртая очередь — вороны, лисицы или те же росомахи, которые сами рыбу ловить не могут, а подъедают всё то, что останется после медвежьего пиршества. Но разве утешит Умку, что его очередь перед Росомахой?

Аксинья Потаповна только вздохнула:

— Надо ещё немного потерпеть, — и обняла Умку.

И бабушка Коала тоже обняла Умку и слизнула шальную слезу с его глаза.

Но наступал вечер, а рыба всё не шла.

— В чём дело? — роптали медведи. — Неужели и в самом деле рыбы так много, что пробка в реке образовалась?

— Сороку только слушать, она всякого наболтает, — говорили более разумные. — Наверно, просто всю рыбу ниже по течению вылавливают. А может, пойдём и сами к низовьям — тамошним медведям трёпку зададим, чтобы совесть имели?

А Умка всё-таки не утерпел, пробрался к реке и через несколько минут вынырнул с рыбёшкой во рту.

И как раз, откуда ни возьмись, появилась старая знакомая, Маха-Росомаха:

— Смотрите все! — закричала она, показывая на Умку. — Это он всю рыбу съел, белый врангелевец!

Обозлённые ожиданием медведи дружно обернулись к полярному медвежонку. Того гляди, и впрямь разорвут. Аксинья Потаповна ринулась к питомцу, расталкивая мохнатые туши налево и направо:

— Извините!.. Позвольте!.. Пропустите!.. Это мой, мой!

Большой могучий медведь Топтыжка первым приблизился к замершему Умке и пробасил:

— Да бросьте, братва, это ж не рыба — речной голец! Пацан не виноват.

— Как не виноват? А кто? А где же вся рыба? — загомонили медведи. Их терпение было на исходе, так и хотелось уже кого-нибудь разорвать.

— А рыба-то в сетях! — послышался голос с неба. Это был голос Беркута. — Там, у моря, люди-браконьеры устье перегородили, вот рыба и не идёт.

— Ах так?! — взревел Топтыжка.

— АХ ТАК??!! — взревели медведи. — Разорвём!!! Эй, Беркут, слетай ещё к верховьям, зови тамошних на подмогу! Корноуха зови да Сиволапыча!

— Ура!!! — закричал лохматый индийский медвежонок Бхалу. — На битву!

Наконец-то затевается великий медвежий поход, как во времена царя Джамбавана, — может быть, и он, Бхалу, совершит ратные подвиги, о которых сложат мифы и легенды.

— Нет, Бхалу, нет, — обескуражила юного героя вожатая. — Нет, ребята, вы ещё малы на битву. Лучше пойдёмте-ка спать, темнеет уже. Утро вечера мудренее.

На Бхалу жалко было смотреть — губки дудочкой, бровки домиком, мохнатые уши обвисли по сторонам: у-у-у, как же так, все — на подвиг, а он — спать?!

— Моя бы воля, — сказала Аксинья Потаповна, — я бы и взрослых не пустила: чем с людьми связываться, проще себе другую реку найти…

Рыба!

Что бы там Бхалу ни ворчал, спал он всю ночь крепко, в обнимку с остальными медвежатами, и все свои геройские подвиги совершил во сне. Зато Аксинья Потаповна спала плохо — слышала вдали выстрелы и свистящий рокот вертолёта… «Что там? Как там наши?» — думала она.

А наутро… наутро на реке вовсю шла рыбалка!

Рыба, много рыбы, просто полчища рыб безумной гурьбой мчались против течения, не боясь ни камней, ни коряг, ни порогов, исступлённо молотили хвостами, взлетая вверх по водопадам. Спины рыб были горбаты и красны, носы крючковаты и сизы, в глазах — одно стремление: вверх, вверх, к родным заводям! Там отметать икру, облить её дымной молокой, а после и помереть не стыдно. Из икры народятся миллионы мальков, выйдут в море многие тысячи юных лососей — гулять, резвиться, жировать на приволье… Чтобы в назначенный год повторить героический путь предков на родину и дать жизнь новым поколениям.