Книга Украденная невеста - Бренда Джойс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Ты не сможешь меня обидеть. Я знаю тебя лучше, чем ты сам себя знаешь.
Он отодвинулся, ее рука бессильно упала.
— Ты снова… плачешь.
Она и не заметила, что слезы катятся по ее щекам.
— Ты страдаешь, и я страдаю, глядя на тебя, — ответила она.
— Я не нуждаюсь в жалости!
— Я тебя не жалею. Я страдаю, и мне больно знать, что ты перенес. И если позволишь, я постараюсь облегчить твою боль.
— Я уезжаю.
Она заглянула осторожно в его глаза. Как ей достучаться до его сердца?
— Помнишь, как я свалилась со своего толстого старичка пони?
И снова искорка промелькнула в его глазах, взгляд посветлел, утратил жесткость. Он помнит. И она поспешно продолжала:
— Я сердилась и хотела заставить его перепрыгнуть упавшее дерево. Хотела показать всем, что я хорошая наездница.
Он отвернулся, глаза снова потухли.
— Я не помню.
Но он помнил, она видела это.
— Он не хотел прыгать, остановился, и я перелетела через его голову.
Шон пошел от нее прочь, и она, расстроенная, смотрела в его спину.
И вдруг услышала:
— Я помню этого пони. Он был слишком стар, чтобы взять даже такое незначительное препятствие.
Она засмеялась:
— Он был такой славный, я его обожала.
Он обернулся, лицо стало проясняться, губы сложились в подобие улыбки. Потом сказал:
— Нет смысла вспоминать прошлое.
Но ведь она заставила его улыбаться, если не непослушным ртом, то хотя бы в душе.
— Ты звал меня Липучкой, и я ненавидела прозвище, и еще крутил мое ухо, если удавалось меня догнать.
— Не помню. — Он отвернулся, пряча лицо.
— Однажды я спряталась от тебя на чердаке. Ты не мог меня найти. Настало время ужина, и внизу началась суматоха. Папа был вне себя, он был разъярен, и тебя наказали из-за меня. Он лишил тебя охоты на неделю. А когда я наконец появилась из своего укрытия, все обрадовались и целовали меня.
— Тебе было всего шесть, и ты всех заставляла плясать под свою дудку.
— Ты все-таки помнишь.
— Но не хочу вспоминать. — Кажется, он снова рассердился, слова давались ему с трудом.
— Позволь тебе помочь.
Невыносимо было видеть, как он мучается.
— Ты помогла. Ты принесла еду и одежду.
— Сейчас я нужна тебе, как никогда не была нужна. И я не оставлю тебя в беде.
Кажется, он истолковал ее слова по-своему. Она поняла это по тому взгляду, который он украдкой бросил на нее. Она не была наивной в таких вопросах, потому что выросла среди мальчиков. У них были свои, особенные потребности, они становились настойчивыми и неуправляемыми, когда ими овладевали необузданные желания. И знала, что ему нужно, как все его мысли сейчас подчиняются инстинкту, и бесполезно взывать к его рассудку. Постепенно у нее созрел план.
— Может быть, я помню, что называл тебя Липучкой. И еще отродьем.
— Не удаляйся от темы. Воспоминания мы с тобой сможем продолжить вечером. И я буду ждать тебя. А теперь я пойду, пока меня не хватились.
Он снова замкнулся.
— Мне не нравится твоя идея. Я лучше останусь в лесу. И ночью уйду.
Она испугалась.
— Нет! Шон, мне так много надо с тобой обсудить. Рассказать тебе. Разве ты не хочешь знать, что случилось за эти годы? Например, что Тирелл женился. И потом тебе надо принять ванну, горячую, с мыльной пеной. И я распоряжусь насчет ужина, легкого и приятного — фазан, лосось, ветчина и жареная индейка. И бургундское, которое ты так любил.
Он побледнел:
— Ты хочешь меня подкупить?
— Да, если это поможет.
— Я испытываю сильное искушение, но ответ — нет. Я ухожу отсюда и больше не вернусь.
Она решительно взяла его за руку. Он вздрогнул, но не сопротивлялся.
— Ты действительно два года не видел женщины? — мягко произнесла она.
Он дернулся, но руки не отнял.
— Слушай, какого дьявола!
Она волновалась, ощущала впервые всю себя женщиной, и навстречу его страсти в ней поднималась горячая волна ответного желания. Она была готова на безрассудство, хотелось одного — очутиться в его полной власти и испытать блаженство, которое ее ждет.
— Кажется, тебе было четырнадцать, когда ты впервые познал женщину. Я знаю — я шпионила.
— Ты шпионила… как всегда…
— А потом их было так много, легких и податливых. Два года? — Медленно продолжала, теперь играя с огнем: — Я представляю, что ты должен был испытывать. — Теперь в ней проснулся древний инстинкт, она откровенно соблазняла, манила, искушала.
— Зачем ты это делаешь? — хрипло и невнятно шептал он.
— Как ты вынес? Мечтал о ней? — Она уже не понимала, что говорит, но упорно добивалась своей цели. — По ночам ты грезил о женском теле… — Взгляд его теперь был страшен. — Может быть, даже видел мое тело, чувствовал мои прикосновения… Ты знаешь, я всегда мечтала о тебе. Я жду тебя сегодня ночью, и я оправдаю твои ожидания.
И поняла, что победила, потому что теперь голод его станет невыносимым и он никуда не уйдет, пока не утолит его. Пока не получит от нее обещанного.
Этот сон снился ему почти каждую ночь, но он не смог привыкнуть к нему, и каждый раз его охватывал ледяной ужас. Он ничего не мог сделать, не мог проснуться, только смотрел, как начинает раскручиваться лента прошлого. Он смотрел на события той кровавой ночи, не в силах предотвратить их. Снова и снова видел кровавую резню в деревне, гибель жены и ее ребенка.
Пег улыбалась ему, но, как всегда, в ее глазах был вопрос. Почему ты не любишь меня, Шон?
Ему хотелось умолять ее о прощении, сказать ей, что любит ее, хотя это было бы ложью. Обстоятельства сложились таким образом, что он вынужден был на ней жениться, и оба это знали.
— Когда ты отдашь обратно мою лодку? — появлялся Майкл, его кожа была серого цвета, а волосы темные, а на самом деле они были ярко-рыжими.
Шон наказал его накануне вечером за то, что мальчик нагрубил матери, забрав его любимую игрушку. Это был подарок его отца, моряка, пропавшего в море. Маленькая, вырезанная из дерева лодка, и теперь она была в кармане Шона, когда он спал, но он не мог ответить Майклу.
Вот появилась толпа разъяренных крестьян, он пытался их остановить от похода на имение лорда Дерби. Он знал, что последует, когда они появятся у железных ворот имения. Он знал, потому что уже был там, не три года назад, а ребенком, когда его отец повел такую же толпу против англичан. Он пробовал убедить людей, что у них ничего не выйдет, но не мог произнести ни слова, схватил за руку Бойла, отца Пег, но тот, кажется, не заметил. Он пытался остановить Флинна, но тот вдруг исчез прямо перед его глазами. И вот уже горит имение, появились солдаты, и он был там, и нож торчит из живота солдата в красном мундире, почти мальчика, и тот смотрит на него, и вопрос застыл в его глазах — за что? И Шон поднял голову и увиделсверкающие глаза британского офицера. Это полковник Рид смотрел на него с ненавистью.