Книга Дикая слива - Лора Бекитт

Среди этой кутерьмы князь не то чтобы забыл про сына, просто он был уверен в том, что Киан находится в главном лагере и не подвержен никакой опасности. Когда Юйтан приехал туда, то получил известие, которое едва не свалило его с ног.

Киан покинул лагерь, и его нигде не было. Князь сгоряча срубил несколько голов, а немного остыв, но по-прежнему пребывая диком страхе, приказал позвать всех, кто мог хотя бы что-нибудь сообщить о его сыне.

Он допросил военачальников Ердена и Октая, полагавших, что Киан уехал к отцу и по какой-то причине остался с ним, дрожащих, как осенние листья Дина и Хао, которые при нападении повстанцев ударились в бегство, а теперь пытались выгородить себя. В конце концов, им пришлось рассказать, как было дело. Юйтан хотел казнить обоих, но вспомнив о давней дружбе сына с этими молодыми китайцами, заставил себя повременить с наказанием. Пусть Киан сам решит их судьбу.

Юйтан ждал, что со дня на день мятежники объявят Киана заложником, и выставят свои условия, но этого не последовало. И все же он не мог поверить, что его сын мертв.

Когда подкоп был сделан, маньчжуры приготовились к атаке. Под землей заложили и зажгли порох. Сотни огромных камней взлетели в воздух, пороховой дым затмил глаза, казалось, будто обрушилось небо, и разверзлась земля.

В образовавшийся пролом ринулись конники. Уцелевшие и раненые повстанцы спасались бегством. Уличные бои шли недолго: участь Кантона была решена.

Ворвавшись в город, маньчжуры обыскивали дома, арестовывали укрывшихся мятежников и вешали их на площади. Поисками Киана занимался особый секретный отряд. Они осмотрели сотни трупов, расспросили тысячи живых. Все было тщетно.

Вернувшись домой, Юйтан не находил себе места. Князю казалось, будто ему на грудь положили тяжелый камень. Тому, кто отыщет Киана живым или мертвым, была обещана огромная награда, но дни шли, и его надежда постепенно убывала.

Почти каждый день к нему приводили юношей и мальчиков с родинкой на лице, утверждая, что это Киан, Янчу и надеясь получить вознаграждение. Всякий раз разочарованный князь печалился и негодовал, не подозревая, что много лет назад его вассалы ловко подсунули ему птенца из чужого гнезда.

— Что же мне делать? — в отчаянии спросил он Сарнай. — Я даже обращался к гадателю!

— И что он ответил? — поинтересовалась старуха, перебирая сандаловые четки.

— «Истинные дела скрыты под вымышленным». Так сложились иероглифы.

— Я сказала бы тебе то же самое и без гадателя, — заметила Сарнай.

— Что вы имеете в виду? Воспитывая Киана, я следил за каждым его шагом: он ни разу меня не обманул.

— Ты сам лгал себе, Юйтан.

— Почему вам нравится быть жестокой? Знаю, вы никогда не любили Киана, но я… Когда этот мальчик появился в доме, мне почудилось, будто я нашел утраченное сердце! Готовясь к взятию Кантона, я думал не о долге перед императором, а о судьбе своего сына!

— Я не жестока, а справедлива. В данном случае сердце плохой советчик. Порой в делах семьи, как в делах государства, стоит опираться не на чувства, а на разум.

Юйтан не слушал. Склонив тяжелую голову, закрыв лицо выпростанными из широких рукавов ладонями, он едва сдерживал слезы. Таким его никто никогда не видел.

— Его привели сюда растерянным, жалким, невежественным. Разве вы не видели, что ему пришлось преодолеть, и чего он достиг! А теперь его нет, он исчез! Зачем я отправил его с Ерденом и Октаем!

Сарнай презрительно скривила губы.

— Ты все равно не смог бы всю жизнь держать его при себе и дрожать над ним, как над драгоценной вазой. Ты хотел сделать из него воина или евнуха при твоих наложницах?

— За что вы ненавидите моего сына?!

— Юйтан! Кровь нашего рода кристально чиста, как эликсир бессмертия! Мы пришли в эту страну для того, чтобы повелевать и править, а не затем, чтобы породниться с презренными китайцами.

Всегда почтительно державшийся с матерью князь рассвирепел:

— Вы хотели, чтобы мое имя было восславлено среди потомков или навсегда забыто? Чтобы память о моих делах развеялась по воздуху, как пепел, или протянулась в бесконечность, подобно Небесной Реке?!

Мучительная кара или благое воздаяние за пределами земного пути — имеет ли оно значение для того, кто не оставит после себя ничего живого?! Киан, связывал прошлое с будущим, и когда он исчез, настоящее утратило смысл.

В это же время вдали от княжеского дворца бедная женщина так же вспоминала своего сына с родинкой на лице.

Ветер посвистывал в щелях хижины так, будто в нее слетелись горные духи. Следовало бы замазать трещины, но лень, верная спутница нищеты, прочно поселилась в сердцах и телах обитателей убогого жилища.

Бао перестал выходить в поле. Что толку от работы, если не удается ничего вырастить, а то, что вырастишь, отбирают? Вот и сейчас он съежился на глиняном кане под ветхим тряпьем. Ниу знала, что, проснувшись, он начнет жаловаться, ругаться и ворчать, потому разговаривала с Юном полушепотом.

— Ты совсем не помнишь своего брата?

— Смутно. Он мало бывал дома.

Ниу вздохнула. Кому нужен дом, в котором нет ни тепла, ни уюта? Она знала, что Юн хочет покинуть их с Бао, отправиться на поиски собственной судьбы, и боялась за него. Разожми кулак, отпусти птицу, и она улетит в небеса! Но даже те, кому дарованы крылья, могут не вынести тягот холода, одиночества, человеческой жестокости.

— Я до сих пор не знаю, что с ним случилось. Господин Линг утверждал, будто Куна убили проезжавшие мимо путешественники. Он не выполнил какого-то приказа, и они решили его наказать. Я обшарила весь лес в округе, но не нашла ни тела, ни свежей могилы! Человек, даже самый ничтожный, не исчезает просто так.

— Ты думаешь, он жив?

— Не знаю. Если б я могла заглянуть в Небесную книгу рождений и смертей, но она недоступна никому из живущих на земле! Это самая большая тайна на свете.

Ниу прижала руки к иссохшей груди и раскачивалась в каком-то отупляющем ритме. Она радовалась тому, что у нее больше нет маленьких детей. Правда, младенцы рождались, но ни один из них не дожил до года. Старшую дочь удалось выдать замуж за соседа. О том, какая судьба ждет остальных, Ниу боялась загадывать.

Юн в самом деле плохо помнил Куна, но его тень, сотканная из воспоминаний и чувств матери, постоянно витала в хижине. Хотя со дня исчезновения старшего сына Ниу редко произносила его имя в присутствии домочадцев, и, несмотря на то, что, она любила Юна и заботилась о нем, тот догадывался, что Кун занимает в сердце матери первое место.

Между тем он готов был поверить, что брат просто сбежал. Юн не хотел осуждать Куна, хотя на его месте он непременно навестил бы, родителей невозможно, помог бы им.

Вдохновленный своими мыслями, он собрался с духом и решительно произнес: