Книга Сорные травы - Наталья Шнейдер

– Брешешь, – не удержалась я.

– Они так говорят. А «скорая» вообще твердит, что у них чуть ли не половины нет.

– Брешут.

Потому что поверить в это – проще сразу застрелиться. Современный город без полиции и «скорой»…

Шеф подтвердил – преувеличивают. Но ненамного. Так называемые помогающие службы пострадали от неведомой напасти куда сильнее, чем в среднем по популяции. Впрочем, официальной статистики до сих пор нет.

Трупы везли.

Студенты по расписанию не появились. Вадим позвонил в деканат – оказалось, старшие курсы сняли с учебы в поликлиники и на «скорую». Раньше так делали на пике эпидемии гриппа, и то не каждый год. Сейчас, похоже, работать действительно некому.

Судя по крикам из дальних помещений, среди посетителей то и дело начинались скандалы. Посовещавшись, мы решили: экспертам к родственникам не ходить. Некогда. Раз уж санитары в любом случае будут с ними общаться, пусть они и отдуваются. Им тоже некогда, но младший медицинский персонал имеет право сделать лицо кирпичом, мол, ничего не знаю, от меня ничего не зависит. К обеду даже непробиваемый, казалось бы, Михалыч начал смолить одну сигарету за другой и огрызаться.

Какая-то бойкая тетка умудрилась неведомым образом прорваться в секционный зал – и кулем осела у стеночки. Нянчиться с ней никто не стал: положили на каталку, вывезли в помещения для посетителей и сдали на руки мужичку, назвавшемуся мужем. Тот, вместо того чтобы лупить супругу по щекам, или что там делают граждане, приводя в чувство бессознательного родича, начал хватать санитаров за рукава и громким шепотом предлагать деньги. Чтобы кого-то там, фамилию санитар не запомнил, вскрыли без очереди. Санитар послал мужичка по всем известному адресу, правда, вернувшись, про предложение рассказал. Маршрут путешествия мы одобрили. Было дело, я и сама за такие вещи деньги брала, не стесняясь, – коль уж родственникам горит похоронить тело непременно на третий день после смерти или вообще в те же сутки до восхода солнца, пусть оплачивают сверхурочную работу. Да и коллеги подобным не брезговали, если уж начистоту. Но сейчас выбирать между богом и маммоной банально нет времени. Поди найди в этом бардаке «внеочередной» труп. Они сейчас все «внеочередные».

Санитара отправили обратно, оторвать со стены прейскурант на дополнительные услуги – жаль, что поздно сообразили, надо было еще вчера это сделать. Через полчаса примчался директор агентства, размахивая пачкой квитанций. Его вежливо послали возвращать деньги. Никто из нас не бессребреник, но некому и некогда заниматься мытьем и укладкой волос, посмертным макияжем и прочим и прочим.

– Конвейер, мать его всяко-разно, – проворчал Вадим, наблюдая, как один труп на секционном столе заменяет другой. – Я-то, дурак, думал, что все повидал.

Шеф оторвался от протокола, в который раз помассировал левое плечо. Не нравился мне этот недавно появившийся жест, совсем не нравился.

– Главное, совершенно бессмысленный. Не исследование, а профанация.

– По официальным каналам ничего не слышно?

– Пока нет.

А интересно, только ли людей задело? На животных до сих пор никто внимания не обращал, не до них. Но если окажется, что не было ни массового падежа скота, ни заметного количества трупов диких животных, то выходит совсем странно. Дохлых кошек и собак я на улицах не видела. Значит ли это, что их нет? Надо выйти в Сеть с кафедрального компьютера, поискать информацию о животных…

– Маш, тебе плохо?

– А? – Нашла время про Интернет думать. Работать надо.

Михалыч оперся о стол, подавшись в мою сторону.

– Я несколько раз повторил, что все готово, можешь начинать, а ты стоишь со стеклянным взглядом и ножом в руке и молчишь.

– Задумалась, извини. – Так, крышка черепа вскрыта, мозг вынут, органокомплекс подготовлен, и в самом деле можно работать. Если бы не санитары, которые делают черновую работу, возиться бы с каждым трупом вдвое дольше.

– Точно все нормально? Я пошел? – Он мотнул головой в сторону подсобных помещений, где тела приводили в божеский вид и уносили родственникам.

– Да, спасибо.

Работаем. Там, в городе, еще тысячи трупов, которые вот-вот начнут разлагаться. И которые нельзя похоронить без свидетельства о смерти, а свидетельство не выдадут без исследования. Невозможно вычерпать море чайной ложкой, но придется. Скажи кто пару дней назад: судебный медик будет вкалывать сутками, словно врач фронтового госпиталя, – посмеялась бы от души. Сейчас было не до смеха.

Ближе к ночи шеф разогнал по домам всех, кроме дежурных, иначе, по его словам, назавтра мы будем никуда не годны. Возражать никто не стал, даже для приличия. Все равно трупы везли быстрее, чем мы работали.

Я ехала в полупустом – как всегда в это время – автобусе стоя, чтобы не заснуть. Радио у водителя вместо традиционного «шансона» издавало какое-то монотонное бухтение. Я прислушалась: речь патриарха. Складно говорит. Година тяжелых испытаний, благодать во Христе, утешение в вере для тех, кто остался, смирение и покаяние. И еще много таких же выспренних, но на самом деле ничего не значащих слов. Не нужно мне такое утешение, засуньте его себе куда подальше. Мне нужны силы и трезвый разум. Мне, Иву с коллегами, безымянным ментам, разрывающимся между вызовами – нервы у людей на пределе и там, где раньше бы все ограничилось обычным скандалом, сейчас доходило до убийства. Не думаю, что скорбящих утешит призрачное обещание лучшей доли на небесах для тех, кто ушел. Впрочем, кто их поймет, этих верующих. Ив называл себя православным, но на моей памяти в церкви он бывал от силы раза три, и то во время сессии, так что не считается.

Человек слаб, ему хочется верить в справедливого всемогущего и мудрого отца. Только во все времена боги у человечества получались под стать самим людям. Олимпийцы были жестоки, эгоистичны, коварны и проявляли внимание к смертным разве что из-за нелепого каприза или похоти. И чаще всего то внимание самим смертным выходило боком. Бог Ветхого Завета, на мой взгляд, смахивал на параноика, начисто лишенного этических ориентиров. Добро – это когда я угоню чужих коров, зло – когда угонят у меня. Бога Нового Завета я откровенно не понимала. Не люблю насилья и бессилья, как пел теперь уже классик. А то, что люди творили его именем, и вовсе выходит за пределы разумного. Верьте, во что хотите. Но не лезьте со своей верой к непричастным.

– Недоговаривает Святейший Владыка, – сказала сидящая рядом женщина. – Жалеет нас, грешных. А надо бы без жалости сказать, что кара это за грехи.

Я окинула ее взглядом: длинная юбка в катышках, годная разве что на половую тряпку, платок по брови. Все понятно. Странно – молодая, не старше меня.

– А как Господь длань карающую простер, сразу в церковь побежали – не протолкнуться. Раньше надо было думать.

Ну да, четырехмесячный Кирюша, несомненно, успел нагрешить в этой жизни так, что ничего, кроме смерти, не заслужил.