Книга Здесь обитают призраки - Джон Бойн

— Это верно, — согласился он, — я ими занимаюсь. — Тут он резко выпрямился. — А, полагаю, я понял. Вас беспокоит ваше жалованье? У вас нет причин для тревог, мисс Кейн. Вы можете забирать ваше недельное содержание у меня в конторе, по вторникам утром. Крэтчетт все вам приготовит. Бухгалтерские книги у нас в полнейшем порядке.

— Меня беспокоит не жалованье, — сказала я, хотя, должна признаться, этот вопрос у меня тоже возникал; в конце концов, сбережений у меня почти не имелось, лишь то немногое, что удавалось откладывать из жалованья в Святой Елизавете, и несколько сотен фунтов, оставленных мне по завещанию папенькой, а я намеревалась не прикасаться к этому капиталу, дабы получать проценты. Чтобы выжить, мне требовалось постоянное содержание.

— Что до прочих хозяйственных расходов, — продолжал мистер Рейзен, — можете выкинуть их из головы. Провизию в Годлин-холл доставляет местный бакалейщик. Все счета от торговцев поступают непосредственно ко мне и незамедлительно оплачиваются. Жалованье Хеклинга и миссис… — Он кашлянул и поправился: — Все жалованья, какие потребно платить. Этим занимаемся мы. Вам решительно не о чем тревожиться, помимо очевидного.

— Очевидного? — переспросила я. — Это какого очевидного?

— Ну как же, — улыбнулся он мне, словно безнадежной дурочке. — Помимо заботы о детях, разумеется. Кому еще этим заниматься, как не гувернантке?

— Родителям? — предположила я. — Надо полагать, я не останусь с Изабеллой и Юстасом одна на веки вечные? Их родители скоро прибудут?

Мистер Рейзен отвел глаза, и чело его омрачилось.

— Мисс Беннет указала это в своем объявлении? — спросил он.

— Вообще-то, нет, — признала я. — Но я, естественно, думала…

— Говоря по чести, мисс Беннет не имела права размещать это объявление, не посоветовавшись со мною. Я не поверил своим глазам, когда раскрыл «Морнинг пост» в то утро. Не скрою, мисс Кейн, мы с нею побеседовали на сей предмет. И то была жаркая беседа. Однако мисс Беннет желала уехать во что бы то ни стало. Пожалуй, в некотором смысле я не могу ее винить, Но…

— Почему? — спросила я, подавшись вперед. — Почему вы не можете ее винить?

— Ну… — произнес он, с трудом подыскивая слова, — она здесь не прижилась, только и всего. Не была счастлива. Не была местной, — с нажимом прибавил он.

— Мистер Рейзен, я тожене местная.

— Это так, но, быть может, вы приживетесь лучше. — Он глянул на часы: — О небо, это ж надо, который уже час! Извините, что приходится вас выпроваживать, мисс Кейн, — сказал он, поднявшись и протянув мне руку. — Но, как я уже говорил, у меня назначено.

— Разумеется, — отвечала я. Эти увертки меня рассердили, но я позволила ему подвести меня к двери. — Однако вы так и не ответили на мой вопрос. Касательно родителей Изабеллы и Юстаса. Когда мне их ожидать?

Он посмотрел мне в глаза и в смятении наморщил лоб. Повисла продолжительная пауза, но я поклялась себе дождаться ответа — будь я проклята, если заговорю первой.

— Вы одна приехали в Годлин? — спросил он, и я вздернула бровь, удивленная резкой переменою предмета беседы.

— Простите?

— Я лишь интересуюсь, не привезли ли вы с собою компаньонку. Или, быть может, родителя? Старшего брата?

— У меня нет ни братьев, ни сестер, мистер Рейзен, у меня нет друзей, моя мать умерла, когда я была маленькой, а отец мой отправился на небеса чуть более недели назад. Почему вы спросили?

— Мне так ужасно жаль, — произнес он и коснулся моего локтя. То был жест столь откровенно задушевный, что у меня оборвалось сердце. — Что ваш отец скончался, — пояснил он. — Потеря близкого — страшная трагедия.

Я открыла было рот, но слов не нашла. Я посмотрела, как его ладонь лежит на моем локте, и, к своему изумлению, в этой нежности обрела безграничное утешение. Он перехватил мой взгляд, отдернул руку, закашлялся и отвернулся. Наконец, пытаясь собраться с мыслями, я вновь осведомилась о местонахождении родителей Уэстерли.

— Не могу вам сказать, — как ни прискорбно, отвечал он. — Мисс Кейн, вы же любите детей?

— Что? — изумленно переспросила я. — Ну разумеется, я люблю детей. Я учила маленьких девочек в Лондоне.

— И вам понравились Уэстерли? Я понимаю, что вы едва познакомились, но они вам понравились?

Я задумалась.

— Они довольно необычные, — сказала я. — Но очень смышленые. Девочка непроста. Мальчик прелестен. Я уверена, что со временем мы замечательно поладим.

— В таком разе я лишь умоляю вас о них заботиться, мисс Кейн. Вас для этого и наняли. Заботиться о них, по необходимости отчасти их обучать. Хотя бы мальчика. Что же до всего прочего… — И тут он широко развел руками, словно подразумевая, что все прочее не в его власти. На миг мне почудилось, будто он ожидает, что сейчас я паду в его объятия. (И, как ни абсурдно, меня подмывало именно так и поступить.)

Я вздохнула. Беседа вышла совершенно неудовлетворительная, а положение мое не прояснилось ни на гран. Но, должно быть, выбора у меня не было, и сейчас надлежало уйти. За дверьми на меня накатило великое разочарование, но на обратном пути в Годлин-холл оно слегка рассеялось; я сказала себе, что все это неважно, я познакомилась с мистером Рейзеном, позднее могу снова нанести ему визит, а затем и снова, если потребуется, и подробнее расспросить о своих обязанностях. Назначу ему встречу. Если назначить, скажем, встречу на полчаса, едва ли он сможет выгнать меня из кабинета спустя пять минут.

Альфред Рейзен. Какое красивое имя.

Обратный путь показался мне труднее, нежели дорога в деревню, — удивительно, поскольку ни туда, ни обратно не приходилось ехать ни в гору, ни с горы; дорога по большей части вилась совершенно плоско, как едва ли не повсюду в сельском Норфолке. Я миновала огромные ворота, отмечавшие границу поместных земель; вечером накануне Хеклинг задержался там, дабы сквозь деревья я впервые узрела Годлин-холл. Утро по-прежнему было солнечное, и однако же внезапно поднялся сильный ветер. Чем ближе я подъезжала к дому, тем сильнее этот ветер дул, отталкивая меня; наконец я капитулировала, слезла с костотряса и зашагала к дверям, ведя его рядом.

Насилу раскрыв сощуренные глаза на ужасном ветру, со двора я заметила щель приоткрытой парадной двери. Я зашагала туда, борясь с ураганом, как будто не желавшим моего прибытия в дом; едва я преодолела три парадные ступени, дверь захлопнулась у меня перед носом. Я вскрикнула. Быть может, кто-то за нею стоял — кто-нибудь из детей, скажем, шутки со мною шутит? Юстас вечером прятался за дверью — не он ли опять валяет дурака?

Я потянулась к колокольчику, но рука моя не умела обороть силу ветра. Как это возможно, недоумевала я, если я стою прямо под стеною? Стена должна укрывать меня от ветра, однако тот по-прежнему немилосердно меня трепал. Я снова потянулась к колокольчику, но ветер был слишком силен — словно разозлившись, он вовсе сбил меня с ног, толкая прочь от дома, я стала клониться спиною вперед, запнулась о ступеньку и едва удержалась от падения. А ветер все толкал, толкал и толкал меня, я еле стояла на ногах, и тут он поднял меня над землею, я покатилась кувырком, ссаживая правую ногу о камни, и почувствовала, как с колена сдирается кожа; я пронзительно закричала, завопила, и в тот же миг парадная дверь открылась, а ветер рассеялся, стих, замер — столь же внезапно, сколь и начался.