Книга Они ведь едят щенков, правда? - Кристофер Тейлор Бакли

Несколькими месяцами ранее в лимузине Фа было обнаружено подслушивающее устройство. Величайший конфуз! Последовали срочные совещания, началась суета: на кого-то указали пальцем, кого-то сняли с должности. Но, следуя спокойному и решительному руководству Ло, Четвертое бюро пришло к заключению, что устройство относилось к тому типу, который обычно используют русские, а это почти наверняка означало, что внедрили его американцы, желая скомпрометировать Москву.

Когда Фа сообщили об этом, он спросил Ло:

— Но каким же образом американцам удалось спрятать эту штуковину в моем автомобиле?

Ло, который всегда был начеку, готовый отразить любые нападки и упреки, истолковал его вопрос так: Как случилось, что ваше министерство не сумело оградить мой личный автомобиль от шаловливых американских пальчиков?

Парируя удар, Ло хладнокровно напомнил Фа, что это он сам — а не МГБ — самовольно предложил госсекретарю США, находившейся в Китае с визитом, прокатиться в президентском лимузине от места их встречи в Чжуннаньхае до Дома народных собраний.

Фа принял ответственность на себя, но все-таки спросил:

— Товарищ, вы хотите сказать, что она сама установила там эту штуку? Сама госсекретарь США, лично?

Ло пожал плечами и усмехнулся.

— А какие еще выводы мы можем сделать, товарищ?

Что же, надо быть умней — никогда больше не подвозить голосующих на дороге госсекретарей США.

— Вот что я скажу, — продолжал Ло. — Если все-таки выяснится, что эта история с отравлением Лотоса — действительно дезинформация, запущенная американцами, то это — серьезная провокация. И нам придется как-то ответить на нее.

Ло закурил сигарету. Фа тоже решил выкурить еще одну — уже пятую на сегодня. Ну и дела, ну и дела…

— Разумеется, — согласился Фа. — Конечно же я целиком полагаюсь на вас и ваше министерство.

Некоторое время они курили молча.

Потом Фа сказал:

— Позвольте спросить вас, товарищ: как вы думаете, почему вдруг сейчас могла всплыть такая дезинформация? Именно в данный момент? И если ее запустили американцы, то не связано ли это как-то с моим предстоящим визитом в Вашингтон в следующем месяце?

— Интриганы — они ведь как пауки. Плетут, плетут, плетут свои козни не переставая. Конечно, я не снимаю своих подозрений с американцев, но сейчас мне все-таки кажется, что этот слух пополз из Дарамсалы. Иначе говоря, из города, где живет изгнанный Далай-лама.

Фа кивнул.

— Как-никак, это была индийская газета. А что вы можете мне рассказать об инциденте в Риме?

Фа, говоря с Ло, всегда проявлял осмотрительность и формулировал свои вопросы в виде вежливых просьб, которые Ло мог бы легко отклонить ради соблюдения безопасности.

Ло немного поколебался, желая показать, что он из вежливости снизошел до ответа, делясь с президентом столь конфиденциальной информацией.

— Вы хотите знать всё, товарищ, — или ровно столько, сколько достаточно?

— Расскажите мне то, что сами считаете нужным, — ответил Фа, — и этого будет вполне достаточно.

— Нам повезло. Дело в том, что в этой больнице есть наши люди. — Он выдержал паузу. — Это та самая больница, где лечат Папу.

— Вот как! Но я не стал бы называть это простым везением. Я бы назвал это бдительной работой разведки.

Ло изобразил притворную скромность.

— Когда его госпитализировали, он кашлял, у него было затруднено дыхание. Жар, диарея, хрипы. Врачи проводят множество анализов. Меня информировали, что один из возможных диагнозов — так называемая лихорадка Катаямы.

— Звучит как-то по-японски.

— Я не специалист по инфекционным заболеваниям, но мне дали понять, что это один из видов шистосоматоза. Им можно заразиться, если ходить босиком по дну озера. Его вызывают испражнения улиток. В любом случае у нас будет полный доступ к результатам анализов. Вскоре мы получим самую подробную информацию — во всех деталях — о состоянии здоровья Навозного Лотоса. — Ло усмехнулся. — Будет отличная буддистская зарисовка — не правда ли? — если окажется, что Навозный Лотос подцепил эту хворь, наступив на улиточье дерьмо? — И Ло рассмеялся над собственной шуткой.

Это грубое прозвище всегда заставляло Фа внутренне поморщиться, но он старался скрывать свое смущение. Джетсун Джамфел Нгаванг Ловзанг Даньцзин-Джямцо, Его Святейшество четырнадцатый Далай-лама, имел множество разных имен: Присутствие, Абсолютная Мудрость, Океан, Держатель Белого Лотоса. Однако в органах госбезопасности Китая его называли Навозным Лотосом.

Строго говоря, Фа отнюдь не был «мягкотелым» в своем отношении к тибетцам — вопреки мнению о нем генерала Ханя — да и министра Ло. Будучи партийным боссом в Лхасе, Фа руководил подавлением не менее полудюжины мятежей. Он лично подписал смертный приговор 679 тибетцам, треть из которых были женщинами. А потом начались кошмары.

Дело было вот как. Однажды расстреливали ламу — выстрелом в затылок из винтовки калибра 7,62 мм. Стандартная процедура. Но потом Ган рассказал Фа, что лама шел на казнь, выкрикивая проклятья. «Как-то странно — он ведь все-таки лама?» — спросил Фа. Больше того: этот человек проклял лично секретаря областного комитета Фа Мэнъяо, назвав его имя. Точнее, когда солдаты тащили его к глиняной стене, он громко выкрикнул: «Фа Мэнъяо! Фай ша за мкхан!»

Фа знал лишь азы тибетского языка. Гану явно было неловко.

— Ну, Ган? Что значат его слова?

— Похоже, это традиционное тибетское проклятье, товарищ секретарь облкомитета. Мне доложили, что оно означает…

— Ну же, выкладывайте, Ган.

— Он говорил, что вы — пожиратель плоти собственного отца, — проговорил Ган с некоторым смущением. — Что-то в этом роде.

Фа выдавил из себя сухой смешок.

— Не очень-то буддийское выражение, надо сказать.

Но эти слова запали ему глубоко в душу. В ту же ночь ему приснился первый сон. Фа приснилось, будто он жадно поедает пельмени из большой миски. Но у пельменей был какой-то странный — жуткий вкус. Всмотревшись в миску, он с ужасом увидел лицо своего горячо любимого покойного отца, глядевшего на него. Фа проснулся с криком, весь в холодном поту. И почти тот же самый сон стал являться ему ночь за ночью — с тех пор одна только мысль о том, что ему предстоит лечь в постель, вселяла ужас.

— Что тебе приснилось? — спросила жена Фа после четвертого кошмара.

— Пустяки, — дрожа, ответил Фа. — Будто я съел кое-что. — У него язык не поворачивался пересказать свой сон — даже мадам Фа.

Он стал более внимательно, вдумчиво подходить к подписанию смертных приговоров. Некоторые из них он смягчал или даже с ходу отменял. К некоторым людям он проявлял милосердие — если только можно называть «милосердием» приговор к многолетнему заточению в зловонной тюремной камере.