Книга Кулинарная книга - Ринат Валиуллин

— Пусть кто-то тащится с тебя, а я — домой, — буркнул я вполголоса.

— Простите, я не расслышала?

— Я говорю, дома всегда лучше, чем в баре.

Разговор оказался короче, чем предполагал. Не найдя больше слов, полез в карман и достал свой телефон. На экране высвечивался номер Леры и надпись: «Позвонить». «Рановато», — подумал я. Видимо, подсознательно схватился за ту удачу, чтобы не получить травму от этого фиаско. Когда человек не решается позвонить, он пишет. Я отправил ей короткое предложение: «Замуж пойдете?» — «А это далеко?» — получил молниеносный ответ. Острая штучка, подумал про себя, оставив вопрос открытым. Рассчитался с барменом и вышел.

Когда я выплыл из бара, почувствовал, что жизнь — это река, в которую не только дважды не войти, но и не выйти, можно лишь плыть, пока не прибьет к какому-нибудь островку, где есть вероятность поправить запасы эмоций или бросить кости.

* * *

По экрану бежали люди и громко кричали. Мы поднимались по ступенькам на ощупь, пока не добрались до самой середины. Там и утонули в мягких креслах. Народу в кино оказалось немного. Я достал бутылку шампанского, стал осторожно открывать, но в самый решающий момент рука соскользнула и пробка под взрывы на экране вылетела в первые ряды. Леру разорвало смехом.

— Что ты ржешь?

— Извини, я так плачу.

— Я вижу, слезы счастья. Есть повод? — стряхнул с себя пролитое вино, отхлебнул и передал ей сосуд.

— Слезам повод не нужен, слезам нужны глаза. — Она сделала два небольших глотка.

Пузырьки приятно щекотали внутренний мир. Кино было паршивое, зато ее поцелуи восхитительны. Я всегда был уверен в том, что кино — лучшее из искусств, потому что в его темноте можно исчезнуть, заблудиться, заплакать, заняться еще черт знает чем. Оторвав руку от ее спелой груди, поднял с пола бутылку, сделал очередные пару глотков, протянул Лере. Она тоже набрала полный рот вина и неожиданно прилипла своими губами к моим. Я почувствовал, как ее вино потекло по моим деснам. Мы выпили половину и уже не пытались вникнуть в суть картины.

— Где ты так научилась целоваться?

— В кружок ходила.

— Я тоже хочу в этот кружок.

— Тебя не возьмут.

— Почему?

— Потому что ты мне нравишься, — повернулась она ко мне.

— Ты серьезно? — спросил я ее в самое ушко.

— А разве не видно?

— Нет, темно.

— Тогда потрогай.

В

Я ласкал шелковый штрих-код ее лобка, когда она открыла глаза.

— Вероника, ты можешь пообещать мне одну вещь? — произнес тихо, поцеловав ее в живот.

— В постели можно пообещать все что угодно.

— Когда я умру, обещай, что будешь приходить на могилку.

— Ага, с цветами?

— Нет. Цветов не надо. Просто присядь помочиться, чтобы я даже оттуда мог видеть прелести этой жизни.

— Ууу, как грустно. Ты же говорил, что твоя любовь бессмертна.

— Я не за любовь пекусь, я за себя. Ты когда-нибудь изменяла?

— А я что сейчас по-твоему делаю? — потянулась Вероника за телефоном к столику.

— Раньше ты была только моей. — Мне стало не по себе.

— А сейчас?

— А сейчас я даже знать не хочу… Ну чья ты теперь? Чья?

— Я снова стала своей. Ладно, вставай, утро уже.

— Ты уверена?

— Да, я чувствую это по равнодушию к твоим поцелуям.

* * *

— Ты чего расклеился, мужик? Не надо меня любить! Я знаю, к чему это приведет, ты перестанешь любить себя. Сильный, симпатичный, к тому же препод. Мне, конечно, было приятно твое внимание, но я не та, что нужна тебе. Я с тобой мне совсем не нужна.

— Вот как?

— Ну да, меня грызло любопытство. Ничто не делает женщину такой доступной, как ее любопытство, — посмотрела она мне прямо в глаза. В этот момент поезд остановился. Одни вышли, другие вошли.

— Тебе часто признавались в любви? — спросил я Веронику, как только электричка тронулась.

— Часто.

— И что ты думаешь, когда говорят: «Я тебя люблю».

— Слишком много слов. Помнишь наш первый поцелуй? Когда мы сомкнулись в одну розовую каплю, которая обещала стать дождем, а может даже, ливнем. Так вот, она скатилась в пропасть, упала одеждой, нравами и засохла… Мы разные на вкус, — добавила после небольшой паузы.

— А если я на самом деле тебя люблю, Вероника.

— Есть такие слова, которые созданы, чтобы им не доверять. Будь с ними поосторожнее. Чтобы спать с тобой, мне они не нужны. Более того, они мне мешают. Они заводят чувства, которые лучше не беспокоить без повода. Я даже предполагаю, что у тебя есть жена и дети, и вроде бы все хорошо в вашей жизни, а тут появлюсь я с ворохом своих чувств. Оставь мне возможность быть самой собою. Влюбленность — и точка.

— Прошлая жизнь, как вредная привычка, — отвел я взгляд вниз и пустил его пастись среди чужих ног.

— Не бросить?

— Из всех вредных привычек я не способен бросить одну.

— Какую?

— Думать о тебе, я постоянно думаю о тебе.

— Не надо постоянно думать обо мне, постоянство нас погубит. Зачем тебе это?

— В моей жизни есть все, только тебя не хватает.

— Я не хочу размениваться. Сам представь, что скоро у тебя не останется ничего кроме меня… еще и хватать не будет. Все, мне пора выходить, — поцеловала она мою щеку. — Не звони мне больше, — выскочила она на платформу и исчезла в толпе с картиной в руке, завернутой в белую бумагу.

Передо мной возникла надпись «Не прислоняться». К ней, пожалуй, больше и не придется, — улыбался я себе с сарказмом, в то время как поезд уже тащил меня в недра земли.

Алиса

Впереди себя я приметил девушку. Это был не тот случай, когда мужчина плетется за какой-нибудь хорошенькой задницей, чтобы скоротать свою дорогу. Просто движение этой незнакомки мне показалось странным, скорее даже обреченным. Ее сумочка на длинных ручках царапалась асфальтом, будто пыталась разделить с ней какую-то боль из солидарности. Я уже почти нагнал хрупкую фигурку, когда та рухнула прямо на тротуаре.

— Девушка. Что с вами? — осторожно убрал вьющие пышные волосы с ее лица и посмотрел в большие голубые глаза. — У вас все хорошо?

— Не знаю, — приходила она в себя.

— Давайте я помогу вам встать, — протянул ей руку. Она вложила в нее свою тонкую прохладную ладонь. Поднявшись, улыбнулась мне грустно из-под густой каштановой челки.