Книга Четвертый тоннель - Игорь Андреев

На строительный факультет техникума, где учились одни парни, я пришел новичком, из другого города, и мне пришлось подраться с самым главным. Он сам наехал, демонстративно, на глазах у всех. Я не мог избежать столкновения, потому что там, как в армии или тюрьме, новичка заставляют пройти тест на выживание, не спрашивая согласия. Незатейливая драка показала, что я не слабее этого «альфа-самца». Не имея возможности сбежать от насилия, я просто ударил первым и бил его ровно до того момента, пока ему не надоело надеяться на победу… Открытия, сделанные в том столкновении, меня потрясли. Этот самый крутой парень не умел драться. Я даже опешил, увидев его манеру ведения боя. Несколько лет в юности я занимался каратэ и таэквондо, а также видел уличные драки. Ни спортсмены, ни обычные драчуны-самоучки никогда не допускают фатальной ошибки, которую сразу же сделал мой соперник. Никогда, ни при каких обстоятельствах нельзя опускать голову — чтобы противник не потерялся из вида. «Альфа-самец» бил меня вслепую, низко пригнув голову. Когда я пару раз врезал ему снизу вверх, прямо в склоненную ко мне голову, она взлетала маятником вверх, открывая его испуганное лицо с кровью вокруг рта. Он вообще не умел драться, да и физически был развит не очень. А ведь лидер, сумевший подчинить себе остальных… После финала нашей драки лица всех ребят были очень задумчивые. Я много раз потом думал об удивительном факте: все они терпели унижения с его стороны совершенно добровольно. Каждый из них сам сделал выбор (хотя и продиктованный страхом) — подчиниться. Никто не сопротивлялся. Вся его власть в рамках этого мужского коллектива держалась только на его наглости и их трусости.

В общем, вышло так, что мы вроде бы подрались, но никто не остался лежать в луже крови, с моей стороны не прозвучало оскорблений, и мы оба «сохранили лицо». После этого меня все автоматически стали уважать, никто никогда не задевал, но я все равно не в полной мере вписался в группу. В соответствии с негласными правилами те, кто выше в иерархии, задирали тех, кто ниже. Меня после успешного прохождения теста, естественно, никто не трогал — но и я никого не задевал. И вовсе не в силу благородства, гуманизма и чего-то еще в таком роде, а просто потому, что по-прежнему боялся грубого физического насилия, в каком бы контексте оно ни возникало. Никого из тех, кто «ниже», я ни разу не ударил и не унизил.

Оглядываясь на те события, сегодня я понимаю, как легко могут совмещаться в одном человеке понятия «сильный» и «трус», «хулиган» и «хороший мальчик»…

Когда в юности работал на стройке, вокруг была травмировавшая меня своей грубостью среда обитания. Мат-перемат. Изнурительная, отупляющая физическая работа. Лизание начальственных задниц. Стремление свалить более трудную работу на других. Колкие грубые шутки, ложь, мелкие интриги. А еще старшие мужики, как выпьют, начинали хвастать своими подвигами с женщинами так, что мне казалось, что вокруг сплошь сексуальные герои, и только один я — Чебурашка. Там я тоже принял внешне грубые очертания.

Работая в маленьком частном банке, который принимал депозиты под 250 % и выдавал кредиты под 380 % годовых, я много общался с бандитами. Они были в банке почти кадровыми сотрудниками, потому что многие заемщики имели странное свойство брать кредиты, не возвращать в срок, а потом надеяться, что это сойдет с рук, ведь «меня с семьей из квартиры выкинуть не посмеют, а так что с меня возьмешь». Будучи мальчиком в галстуке и экономистом по должности, я узнал очень много о том, что такое понты, стволы и перья, разборки, терки и стрелки, и какое все это имеет отношение к недобросовестному заемщику, который только потому и не возвращает кредит, что совсем не разбирается в жизни. Наверное, у этих братков я и смоделировал стихийно элементы их поведения… Где-то в те годы, работая в рекламном агентстве, инвестиционной компании и двух банках, я развил в себе вежливость, корректность, учтивое внимание к собеседнику, которые странным образом переплелись с внешними элементами среднерусского бандита.

С другой стороны, воспитание насчеттого, как обращаться с женщинами, в моей жизни отсутствовало. Кино, книжки и прочий никчемный мусор из масс-медиа, конечно, поступали мне в голову. Но главного — влияния отца — не было. Я должен был видеть его пример, слышать его правильные суждения, иметь возможность обратиться к нему за советом, но ничего этого не было. Он не обсуждал со мной мои личные, интимные дела. И вообще мужские темы. Избегал. Будто такое общение могло ему как-то навредить. Унизить, может быть, или поставить в затруднительное положение… Ханжество — такая подлая штука: человек избегает думать и говорить о деликатных вещах, которые очень важны, потому что боится или не знает, что сказать. Или искренне думает, что это «плохо» и «не нужно». В результате отец не может сформировать у своего сына здоровое отношение к разным сферам жизни, в частности, к женщинам и собственной сексуальности.

От детских лет до без малого тридцати мне думалось, натурально, что придет время и у меня в личной жизни все построится само собой. Как — я не знал. По ходу делал удивительные наблюдения. Например, бывает, какой-то мужик буквально топчет свою женщину, бьет и унижает ее, не работает, пропивает ее деньги, а она его — ах, любит. Пожалуй, это крайний, слишком брутальный пример. Но есть множество банальных из той же серии. Они никак не вязались с моей логикой справедливости в отношениях и откуда-то взявшимися во мне стереотипами о джентльменском поведении.

В моменты депрессии, связанной с одиночеством, я думал: а может быть, я пидорас? Ну, есть ведь люди, которым природа дала тело мужчины и сознание женщины — у таких с женщинами ничего получаться не может априори. Но мой член не проявлял признаков жизни в связи с какими угодно мужчинами в каких бы то ни было обстоятельствах. Ни в кино, ни в общественной бане, ни при общении с харизматичными парнями из моего круга общения. Глядя на целующихся мужчин (в центре Москвы такое не редкость), я испытывал только недоумение или легкое отвращение. Женщины, наоборот, всегда привлекали и отвлекали от остальных вещей, и вызывали сильное сердцебиение. Ну что ж, значит, я не пидорас, хорошо… Но быть мужчиной — не только значит иметь мужские половые органы и интересоваться женскими. Нужно иметь еще кое-что внутри себя. Стержень. У меня его не было. Наверное, потому что его не было и у моего папы…

В какой-то момент я осознал, что в отношениях с женщинами я пассивен. Я сам как женщина. Я как будто чего-то жду. Так женщины ждут инициативы от мужчины, от других людей, от обстоятельств внешнего мира. Не я выбираю — меня выбирают. Я не причина, а эффект. Я не управляю своей жизнью, живу в каком-то генераторе случайных событий.

Психологи говорят, у нас самую сильную негативную реакцию вызывают люди, обладающие свойствами, которые есть у нас самих и которые мы в себе ненавидим и тщательно от себя скрываем. Меня почему-то всегда приводил в состояние бешенства актер по имени Николас Кейдж. Воплощение немужественности. Тихое, чистоплотное, безопасное животное с жалобными глазами. Наверное, я его ненавидел, потому что в его облике узнавал себя. Я знал, что я сильный мужчина, потому что в соответствующих обстоятельствах я проявлял себя сильным. Я был сильным даже когда меня избивали. А вот в части менталитета, связанной с женщинами, я был не я, а какой-то Николас Кейдж. В целом по жизни у меня получалась странная смесь: мое поведение зачастую было по форме мужским, а по содержанию женским. Пассивное.