Книга Бизнес - Иэн Бэнкс

— Нет, Кейт, не могу — и все тут, — произнес он без улыбки, вроде как поставив печать.

Мы достигли промежуточного финиша, но не сошли с дистанции. Можно было бы на этом не останавливаться, но я рисковала его разозлить.

— Встроенный счетчик. — Я покачала головой. — Ну и ну.

— Ты прекрасно понимаешь, что я хочу сказать.

— Понимаю, — вздохнула я. — Надо думать, понимаю.

Он поежился — ему было неуютно без пиджака, в одной белой рубашке.

— Холодает, чувствуешь?

— Чувствую. Давай вернемся.

— Мне хотелось искупаться перед сном.

— Не возражаешь, если я на тебя посмотрю с бортика?

— Нисколько.

Своими размерами бассейн в Блискрэге лишь немногим уступал олимпийскому. Он находился глубоко под землей, среди путаницы коридоров, и найти его можно было разве что по запаху. Мы со Стивеном под руку шли по мягким коврам. В бассейне было темно, и нам пришлось обшаривать стены в поисках выключателей. Свет вспыхнул не только на потолке, но и под гладью воды. Стены были расписаны панорамными изображениями идиллических сцен на фоне сельской местности, менее холмистой, нежели Блискрэг; через каждые несколько метров роспись заслоняли белые дорические колонны. Вдоль стен во множестве стояли столики, стулья, шезлонги и вазоны с пальмами, под ногами зеленела искусственная трава, а где-то вдалеке виднелась стойка бара. Голубой сводчатый потолок украшали пышные белые облачка.

Стивен скрылся в раздевалке, а я остановилась над синей водной гладью. До нашего прихода бассейн не пустовал: на кафельном полу остались мокрые пятна, кое-где валялись полотенца и купальные принадлежности, а на столиках поблескивали ведерки для льда в окружении небьющихся бокалов для шампанского, поставленных на столешницы или брошенных в искусственную траву. Сейчас, когда все ушли, тут царила тишина; воду не тревожила даже малейшая рябь, поскольку рециркуляционные насосы были выключены.

Я посмотрела на часы. Они показывали четверть шестого. В мои планы не входило оставаться на ногах до такого времени. Ну что поделаешь.

Стивен появился в просторных купальных шортах, сверкнул улыбкой в мою сторону и нырнул в бассейн. Нырял он классно: брызг почти не было, голубизну дорожки нарушила только мелкая рябь, да еще одна-единственная ленивая волна покатилась от того места, где он скрылся под водой. Я неотрывно следила, как его высокая, загорелая фигура скользит на фоне лазурного кафельного дна. Вскоре он вынырнул на поверхность, тряхнул головой и легко поплыл кролем, мощно разрезая воду.

Присев у бортика, я подтянула к себе одно колено, опустила на него подбородок и просто смотрела. Стивен отмахал двенадцать дорожек, а потом, наперерез волнам, подплыл ко мне и уперся локтями в желоб на внутренней стороне кромки.

— Ну как? — спросила я.

— Отлично. Правда, бассейн медленный.

— Медленный? В каком смысле? Напустили тяжелой воды?

— Нет, просто здесь ни к чему эта стенка, — объяснил он, похлопав по кафельным плиткам над желобом. — От нее отражаются волны, с которыми приходится бороться. В современных бассейнах стенок нет, там вода доходит до пола и стекает в зарешеченные люки.

Я задумалась. Конечно, он был прав.

— Энергия волн в значительной степени нейтрализуется, — продолжал он. — Поверхность остается гладкой. Вот тогда получается быстрый бассейн.

— Ясно.

Он бросил на меня недоуменный взгляд:

— По-твоему, в тяжелой воде можно плавать?

— В «аш-два о-два»? Почему бы и нет? Бойко, как буек.

— Так-так. Ну ладно, пора закругляться.

— Я тебя подожду.

Он подплыл к хромированным ступеням, одним точным, плавным движением подтянулся на поручнях и скрылся в раздевалке, оставив на полу дорожку мокрых следов.

Под гул кондиционера я разглядывала блики, которые вода бросала на потолок и стены. Длинные, ломкие золотые лучи играли на обманном небосводе и на белых рифленых боках колонн. Шорох волн заставил меня вспомнить безмятежную тишину, которая встретила нас в этом месте.

Каждый всплеск, каждый гребешок водной ряби, каждый пляшущий блик в фальшивом небе с пышными облаками был вызван к жизни его присутствием, его плотью. Его мускулы, приводившие в движение форму, тяжесть и всю поверхность его тела, оставили отпечаток своей красоты и мощи на дорожках бассейна, направили бег света в нарисованные облака и небеса. Я подалась вперед и опустила руку в воду, чтобы ощутить, как легкая, трепетная зыбь, подобная биению неверного сердца, ласкает мою раскрытую ладонь.

Поверхность воды мало-помалу разгладилась, волны улеглись. Танец лучей сделался ленивым и плавным, как течение реки в низине у моря. Над ухом жужжал кондиционер.

— Идем? — спросил Стивен. Я подняла на него взгляд.

Невесть откуда возникло желание сказать, чтобы он возвращался без меня, а самой остаться в одиночестве и смотреть, как вода убаюкивает себя под это тихое жужжание, но улыбка на усталом веснушчатом лице была такой теплой и открытой, что я не смогла противиться. Он протянул руку, чтобы помочь мне встать, мы выключили свет и вернулись в жилые покои замка.

Дойдя со мной до дверей моей спальни, он легко поцеловал меня в щеку и пожелал спокойного сна, который не заставил себя долго ждать.

— Ммм… Да?.. Алло!

— Катрин?

— Ох… Слушаю. Да. Кто говорит?

— Я… это я. Я.

— Принц? Сувиндер?

— Точно. Катрин.

— Сувиндер, сейчас очень поздно.

— А… ничего подобного.

— Что?

— Не согласен… не согласен, Катрин. Сейчас не поздно, нет-нет.

— Принц, сейчас… подождите… Сейчас половина седьмого утра.

— Вот именно! Я прав.

— Сувиндер, за окном тьма-тьмущая. Я легла час назад и не собиралась просыпаться еще часов пять-шесть. Для меня сейчас глубокая ночь. Если у вас ничего срочного…

— Катрин.

— Что, Сувиндер?

— Катрин.

— …Ну?

— Катрин.

— Принц, вы совершенно пьяны.

— Это так, Катрин. Я сильно пьян, но это от горя.

— В чем же причина, Сувиндер?

— Я тебе изменил.

— В каком смысле?

— Эти две красотки. Они меня сорва… совратили.

— Вас?

— Катрин, я распутник.

— Не вы один. Я за вас очень рада, принц. Надеюсь, эти дамочки вас полностью ублажили, и вы тоже не ударили в грязь лицом. Успокойтесь. Вы при всем желании не способны мне изменить: я вам не жена и не подруга. Мы не давали никаких обещаний, поэтому об измене и речи нет. Понимаете?