Книга Алмаз раздора. До и после Шерлока Холмса - Артур Конан Дойл

Миссис Гаррис и Роберт Кокс, которым смертная казнь была заменена пожизненной каторгой, были отправлены в Австралию, где провели недолгий остаток дней своих в мрачных застенках для особо опасных преступников, располагавшихся там, где ныне раскинулся прекрасный город Сидней. После того как со злодейской шайкой было покончено, воздух шропширских холмов вновь обрел свою прежнюю свежесть. Доподлинно известно, что это громкое дело явило собой наглядный пример и преподало всем без исключения предметный и назидательный урок в несокрушимом главенстве закона, а также в том, что с чисто коммерческой точки зрения ремесло наемного убийцы никогда не станет процветать на земле Британии.

ДЖЕНТЛЬМЕН

ДЖО

Именно так его прозвали в банковском доме «Дукат, Гульден и Дукат». В любом случае именно это прозвище он получил в процветавшем филиале солидного банка, расположенном в большом торговом городе Берчиспуле. Однако любому непосвященному хватило бы и нескольких минут, чтобы понять, что пятеро его коллег дали мистеру Джозефу Смиту сию на первый взгляд, безусловно, лестную характеристику скорее из иронии, нежели в качестве признания исключительно благородного происхождения и безукоризненных манер своего сослуживца. Даже обычный клиент, увидев его самодовольную ухмылку и чудовищных размеров цепочку для часов или же наблюдая, с какой напыщенной важностью он слюнявил большой палец и перелистывал гроссбух, понимал, сколь разительно данное ему определение не соответствовало действительности. Для нас же, кто, так сказать, сидел у его ног и наблюдал его войну за независимость с аристократическим произношением — сражения с придыхательными согласными и стычки с твердым «г», — для нас это странное прозвище являлось воплощением сарказма в чистом виде. Если что и могло нас еще больше позабавить, так это то, с какой искренней и наивной серьезностью наш коллега принял сей сомнительный титул и после недолгих увещеваний раз и навсегда стал считать его принадлежащим ему по полному праву.

Обстоятельства присвоения этого титула заслуживают того, чтобы быть изложенными подробно. До появления мистера Джозефа Смита, прибывшего прямо из отцовской конюшни (его папаша, некогда удачливый скаковой «жучок», сумел выбиться в инструкторы по верховой езде), наш филиал блистал аристократизмом и изысканностью манер. Уэлстед, старший делопроизводитель, приятный молодой человек двадцати шести лет, происходил из старинного шотландского рода. Он время от времени туманно намекал на некогда существовавшее графство Стерлинг. Даллан и Морби окончили Оксфорд, где получили превосходное образование и обзавелись широкими связями. Спаркинс был сыном одного из иерархов Англиканской Церкви, я же вел свою родословную от древней валлийской аристократии. Поэтому легко понять наше уязвленное самолюбие, когда в конторе появился сей крикливо одетый, худощавый и импульсивный молодой субъект небольшого роста с галстуком, демонстрирующим самые фантастические цвета спектра, да в придачу еще прихваченным булавкой в виде подковы. К тому же он устроился на конторском табурете, где совсем недавно сидел мой старый университетский товарищ Вернон Хокинс — само воплощение благородства и доброты.

Первые несколько дней мы присматривались к поведению и привычкам этого молодого человека. Его вульгарность граничила с дерзостью, к тому же он обладал поразительной невосприимчивостью ко всякого рода намекам, так что все наши деликатные критические замечания пропадали втуне. Но когда он начал называть нас «ребятами» и дошел до того, что весьма бестактно разыграл Спаркинса, наше терпение стало иссякать, и Уэлстед, как всегда, выступил выразителем общего мнения.

— Видите ли, Смит, — заметил он нейтральным тоном, — вы у нас в конторе сравнительно недавно, но мы уже успели почерпнуть от вас много нового и интересного. Ваша природная жизнерадостность свидетельствует о том, что вам надлежит блистать в самых избранных кругах. До вашего появления мы понятия не имели, что дам, оказывается, следует называть «кобылками». Мы также не имели чести слышать об «истинных джентльменах», посещающих заведение вашего отца. Все это чрезвычайно интересно и доставляет нам огромное удовольствие. Позвольте же нам в знак признательности за ту честь, что вы оказываете нам своим присутствием, наречь вас Джентльменом Джо, заранее прося прощения за вольное обращение с вашим именем в угоду благозвучию.

Очевидно, что мистер Джозеф Смит большей частью не понял содержавшихся в этой речи язвительных намеков в свой адрес, но никогда еще убийственный сарказм не производил столь парадоксального эффекта. Вместо того чтобы оскорбиться, на что мы наивно надеялись, он громко расхохотался, в восторге хлопнув себя по колену линейкой из слоновой кости.

— Ха, ха! — загрохотал он, ерзая на высоком конторском табурете. — Отец-то что скажет, ха! Боже, подумать только! Джентльмен Джо, а? Хотя вы правы, сто раз правы и не стыдитесь в этом признаться. Когда я сюда устраивался, я сказал: «Отец, я их там научу уму — разуму». И ведь научил, верно же? Конечно, тут мы все джентльмены, клерков всегда за таких держат, но есть ведь разница, когда встречаешь истинного джентльмена из высшего общества. Пожалуйста, зовите меня Джентльмен Джо, с великим моим удовольствием, только не думайте, что все остальные здесь не такие. Хотя, может, вы и не видали, как аристократ в жокейском костюме поддает папаше стеком по ребрам и орет что есть мочи: «Ты отпетый мошенник, Смит, но дело свое знаешь!»

От одной мысли о том, каких комплиментов удостаивается подагрический и страдающий несварением родитель Смита со стороны благородного сословия, лицо Уэлстеда приобрело такое нелепое выражение, что мы все дружно расхохотались. Этим и закончилась наша первая и последняя попытка вывести провинциала Джо из себя и заставить его призадуматься. Жизнь его проходила в атмосфере постоянных подшучиваний и поддразниваний, и его прозвище настолько крепко прилепилось к нему, что заменило его настоящее имя. Однако он обладал таким добродушием и таким чудесным даром превращать колкости в комплименты, что расстроить или обескуражить его было практически невозможно. Все замечания касательно его шляпы, галстука и прочих предметов туалета встречались неизменным гоготом и серьезнейшими предложениями отправить его в «командировку», чтобы купить то же самое для всех нас.

— Нет у вас в Берчиспуле настоящего шика, — говаривал он. — Вот дома я знаю одно место, где можно сделать оторочку воротников лисьими головами. Это куда импозантнее, чем просто белый цвет, который сам по себе невыразительный и скучный.

По — моему, он думал, что мы отказывались покупать расхваливаемые им предметы роскоши лишь потому, что нуждались в деньгах. Поэтому наш Джо постоянно намекал, что «нам это будет стоить буквально гроши», при этом звеня монетами в карманах брюк.

Жизнь в городе никоим образом не пошла Джозефу на пользу. Наоборот, она еще больше испортила его, и он стал превращаться в настоящее посмешище. За первые полгода, что он почтил нашу контору своим присутствием, Джо не только не расстался с привычками, обретенными в конюшне своего родителя, но и приобрел все отрицательные черты городского сноба. Первыми тревожными симптомами этой опасной болезни явились подозрительная гладкость и блеск десятка волосков, украшавших его верхнюю губу, а также появление большого кольца с бриллиантом, имевшим стеклистый блеск и зеленоватый оттенок. Следующим его приобретением стал монокль. Наконец, он облачился в длинное пальто в крупную черную клетку, в котором он выглядел, словно носил на себе настоящую металлическую клетку — сверху торчала голова, а снизу — ноги.