Книга Урусут - Дмитрий Рыков

Не успели.

Во двор зашел татарин и ощерился. Он молча смотрел на Белых Лбов и играл обнаженной саблей.

– Чичас, сынок, чичас… – бормотал старший и разбрасывал солому вокруг входа. – Ты полезай, я и крышку забросаю…

У пацана вдруг полились слезы.

Ордынец что-то гортанно выкрикнул.

– Батя… – простонал Олег.

– Я справлюсь, полезай!

Сын ступил в яму, Иван выхватил топор и с криком кинулся на бесермена. Тот ловко увернулся от маха, вонзил саблю древоделе в бок, потом для верности следующим толчком вогнал ее еще глубже и повернул, насколько смог, вокруг оси. Будто намеренно показывая отца сыну, ворог, не вынимая клинок, сделал шаг в сторону, отчего батяня оказался лицом к Олежке. На губах показалась кровь, недвижимые глаза были уже мертвы.

– А-а-а! – не помня себя, бросился мальчишка на убийцу. Тот не успел вытащить саблю и ударил отрока кулаком свободной руки, снизу вверх. Удар пришелся в висок, плотницкий сын упал на спину, топорик больно надавил на позвоночник.

Ужасающий вопль раздался из погреба. В нем соединилось все – и плач по погибшему мужу, и осознание неизбежной смерти и своей, и сына. Татарин, распознав женский голос, заулыбался, выдернул клинок из трупа и зашагал к погребу.

Олег сквозь слезы видел, как окровавленное тело отца упало на землю, как мать вышла наружу, и как сменилась гримаса на лице разбойника с радостной на сердитую – это он увидел маманин огромный живот. Пробормотав бесерменские проклятья, тать вонзил клинок прямо в него и начал вырезать плод из чрева.

Слезы вдруг высохли.

Олег поднялся, взял топорик, прицелился, размахнулся и метнул его. Лезвие воткнулось ордынцу чуть ниже затылка, а сила броска оказалась такова, что топор вошел до основания. Ворог повалился на мать, и два трупа легли рядом. Мальчик не думал ни о чем, он не хотел думать, он не хотел смотреть. Но он подошел к отцу, закрыл ему вежды, снял дедовский крест и повесил на себя, он подошел к матери, закрыл вежды ей, он вынул топорик, вытер его от крови соломой, засунул за спину за пояс, вытащил из мамани татарскую саблю, ее вытирать не стал – она звала новую кровь. На улице бесчинствовали ордынцы, он направился в другую сторону. Перелез через плетень к соседям, спрыгнул на землю, и сразу нога поехала на чем-то склизком. Он опустил глаза и увидел разрубленное надвое тело Митрошки. Внутренности вывалились на траву. Невдалеке лежал труп Васятки – видно, тот пытался побежать, когда сабля отсекла ему голову – так он лежал, вытянув вперед руки, а перед ними находилась голова. Казалось, Вася хотел ее взять и вернуть на место. Из-за амбара раздался визг. Олег забежал за угол – татарин, спиной к нему, держал лежащую Анфиску одной рукой, а другой задирал ей рубашку – рвал так, что в стороны летели лоскуты. Рядом, прислонившись к амбарной стене, сидел Тимофей – будто присел отдохнуть. Только недвижимый взгляд был направлен в небо, а в груди зияла красная дыра.

Олег на бегу приноровился, пристроился к новому оружию, и одним махом снес разбойнику голову. Она гулко стукнулась о стену, упала на землю и, разбрызгивая кровь, откатилась в сторону. Тело татя опрокинулось на спину. Анфиска не переставала кричать. Мальчишка пытался взять ее за плечо, она начала царапать ему руку.

– Анфиса! – проорал он ей прямо в ухо.

Девушка посмотрела на него взглядом сумасшедшей.

– Беги в наш погреб! Крышку закрой за собой! И сначала трупы ближе подтяни! Тогда не найдут! – кричал древоделя. – До вечера не вылезай! Потом иди в Курмыш – до Нижнего пешей не доберешься! Давай, беги! Ну!

Она вдруг кивнула, вскочила и понеслась в соседский двор.

Олег подержал саблю на весу с закрытыми глазами, поводил клинком вправо-влево, осмотрел ручку – удобная, ничего не скажешь. Деревянную основу сначала обмотали проволокой, затем обтянули кожей – с ладони не соскользнет, как ни руби.

Вышел за ворота – трое бесерменов, сидя на корточках, раздевали трупы двоих дружинников. В отдалении стояли еще несколько ворогов, лаяли на своем наречии. Увидев Олежку с окровавленной саблей, один из татар показал на него пальцем и захохотал. Другие тоже схватились за животы. Те, что грабили мертвецов, обернулись, заулыбались, но даже не попытались встать.

А зря.

Как можно меньше движений – это юный ратник запомнил хорошо. Отточенный клинок, принесший смерть отцу и матери, со свистом отсек голову ближайшему татю и взрезал бедра начавшему вставать второму. У того отсутствовали сабля и щит, удобней всего следующим ударом было бить его в живот, только Олег боялся, что лезвие застрянет. Не застряло. Как и обещал воевода, кольчужные кольца лопнули и разошлись. Третий, без щита и мисюрки, успел выхватить оружие, пацан принял удар на заставу и сразу, снизу вверх, полоснул разбойнику острием по лицу – попал по глазу. Татарин взвизгнул, отпрянул, опустил от неожиданности саблю, Олег одновременно с шагом вперед повернул в воздухе ушедший ввысь клинок и опустил его на неприкрытую броней шею, потягивая на себя – сабля дошла ворогу до груди, и древоделя, не останавливая движения, выдернул ее.

От кучки уже отделился еще один, орал на бегу, поднимая над головой оружие. Мальчишка шагнул вправо, давая разрубленному трупу упасть, выставил вперед левое плечо, и как только очередной противник с ним сблизился, резко присел на разъехавшихся в стороны ногах, одновременно перебросив клинок из правой руки в левую и сделав движение острием снизу вверх. Можно сказать, татарин сам на саблю наткнулся – она вонзилась ему в живот. Плотницкий сын хотел ее уже вытащить, но краем глаза заметил, как другой ворог, теперь не пытаясь подойти, натягивает лук со стрелой. Мальчишка ухватился за рукоять обеими руками и сдвинул хрипящего бесермена на полсажени в сторону, из-за чего стрела попала тому в спину. Белый Лоб сразу отпустил саблю, выхватил из-за спины топорик и швырнул его в стрелка. Лучник даже успел взяться рукой за топорище, но поздно – из горла несколькими струями била кровь, он сначала упал на колени, затем завалился набок, несколько раз дернулись ноги, и тело затихло.

Ор стоял сильный, несколько татар тоже схватились за луки, Олежка понял, что жить осталось несколько мгновений, и вдруг властный начальственный крик перекрыл прочие голоса. Из уже сгущавшейся все более и более толпы вышел широкоплечий воин с грудью колесом, поднял руку, и все замолчали.

У него доспехи казались во много крат дороже и лучше, чем у других. Поверх короткой черной кольчуги шел халат с прикрепленными золочеными наплечниками, причем один был разрублен. На груди сверкал золоченый круг. Покрытые серебром продолговатые пластины на кольчужных рукавах защищали руки. На них красовались какие-то выбитые надписи – Олег понимал, что это долгая и кропотливая работа. С кончика купольного шлема с носовой стрелкой спадала тонкая кисточка. Кольчужная бармица защищала уши и шею. На широком золоченом поясе справа висела кожаная черно-желтая тула со стрелами, слева – сразу две сабли, на одной из них плотницкий сын узрел самоцветы на рукояти и с болью узнал булат Клобука. Если и Андрей не уберегся, значит, младший Белый Лоб сейчас сражается последним.