Книга Глобалия - Жан-Кристоф Руфин

— Конечно производит. Точно так же их потрясла бы обычная автокатастрофа. Не больше и не меньше. Это стало восприниматься как роковое стечение обстоятельств. Но образ врага, который во всем виноват, врага активного, решительного, опасного...

Каждое слово он сопровождал ударом по столу, каменная поверхность отзывалась глухим звуком.

— Этот образ уже почти стерся из сознания людей. Мы переживаем одну трагедию за другой, но никто вроде бы и не виноват. Вы понимаете, о чем я?

— Не вижу, в чем здесь проблема, — ответил Байкал, несколько осоловевший после еды.

Услышав это, Альтман поднялся с живостью, какой трудно было от него ожидать, и, пристально глядя Байкалу в глаза, прошипел ему прямо в лицо, как кошка:

— Говорю же вам, проблема в том, что людям нужно чего-то бояться. Может быть, вам и не нужно. Вы исключение. Но остальным, всем остальным это просто необходимо. Как вы думаете, зачем они каждый вечер включают телевизор? Чтобы узнать, чего еще им сегодня удалось избежать.

— С жиру бесятся.

— Мне очень жаль, но я не могу с вами согласиться. Этого не заменит никакое богатство. Понимаете, страх — редкое сокровище. Настоящий страх, который становится частью вас самих, проникает в плоть и кровь, оседает на дне сознания, крутится в голове день и ночь. А без него нельзя. В свободном обществе только он один способен удержать людей вместе. Не будет угрозы, не будет врага, не будет страха, — зачем тогда подчиняться, зачем работать, зачем мириться с существующими порядками? Можете мне поверить, хороший враг — основа стабильного общества. А у нас такого врага больше нет.

— Вы преувеличиваете, — сказал Байкал, которому очень хотелось успокоить старика.

— Простите, но вынужден вам сказать, что вы — последний, кто может об этом судить. Вы ведь никогда не верили в террористов.

— И все-таки, — попытался возразить юноша, — кто-то же совершает теракты.

— А, теракты... Вообще говоря, тут можно обойтись и без врагов...

Последовало молчание, собеседники обменялись понимающими взглядами, в которых смешались легкое удивление и ирония. Но Рон Альтман не собирался углубляться в подобные дебри, а потому решительно тряхнул головой.

— Дело не в этом. Недостаточно формально воспроизвести трагедию. Нам нужны герои, которые смогут вдохнуть в нее жизнь.

Какие-то силуэты бесшумно задвигались по парку и вскоре растаяли в тени деревьев. Похоже, целая армия слуг, телохранителей, садовников оберегала покой этих мест с таким же тщанием, с каким сторожа в зоопарке пекутся о здоровье почтенных представителей краснокнижных видов. Словно старый носорог, Альтман сокрушенно наморщил лоб и сказал:

— В каком-то смысле мы стали жертвой собственных успехов. Социальная безопасность потрудилась на славу. Церкви, мечети, синагоги, секты, пригороды, разные организации — все нашпиговано скрытыми камерами и подслушивающими устройствами. Теперь все под контролем, но у нас больше нет врага, достойного носить это имя. Опасность мы изгнали вовне, в антизоны. Но антизоны раздроблены, изолированы друг от друга. Их так часто подвергают бомбардировкам, что там не осталось никакой организованной силы, способной сопротивляться.

Внезапно Рон Альтман перестал скользить взглядом по сторонам и пристально посмотрел Байкалу прямо в глаза. При всей подчеркнутой предупредительности, любезности речей и вкрадчивости тона взгляд его был бесстрастен, холоден и тверд, как лезвие ножа.

— Естественно, добровольцев больше не найдется. Раз нам нужны хорошие враги, придется самим искать подходящих кандидатов. Вот вы, например.

Байкал остолбенел.

— Я не собираюсь становиться вашим агентом, — медленно произнес он, не отводя взгляда.

— Этого вам никто и не предлагает. Вы не получите никаких инструкций. Мы лишь снабдим вас самым необходимым, чтобы вы смогли выжить. Но никто не станет решать за вас, что вам делать.

С непроницаемым выражением лица Рон Альтман медленно опустил и поднял веки, словно огромный хищник, и продолжил свою речь:

— Где сейчас можно найти настоящую угрозу? Естественно, в антизонах, где бродят без дела толпы оборванцев. Но для этого нынешнее положение дел там должно измениться. Мы слишком ослабили антизоны. Отныне мы станем их укреплять. Мы направим туда ярких личностей, жаждущих действия и приключений, в надежде, что те сумеют встать во главе отчаявшихся масс, сплотят их, заразят своей энергией.

Потрясенный, Байкал не мог вымолвить ни слова.

— Вы ведь хотели выбраться наружу? — сказал Альтман. — Вы прекрасно знаете, что без нашего согласия это невозможно. Прекрасно, теперь наше согласие у вас есть. Это хорошая новость, не так ли?

При этих словах он скрестил руки на груди и замолчал, давая Байкалу время осознать услышанное.

— Я искал свободу, — мрачно проговорил Байкал, — а вы предлагаете мне ссылку.

— Нет, друг мой, осмелюсь вам напомнить, свобода — это здесь. А вы ищете приключений. Теперь у вас их будет сколько душе угодно.

Явная ирония, с которой были произнесены эти слова, выдавала такой жестокий расчет, что Байкал счел позорным проявить малейшую слабость.

— А как насчет Кейт? — спросил он твердым голосом, как будто речь шла о хладнокровном обсуждении условий договора.

Рон Альтман провозгласил с печальным видом, нисколько не скрывая, что ломает комедию:

— Пока она останется у нас. Это не значит, что в один прекрасный момент вы не сможете с ней воссоединиться. Вам остается только изобрести способ. Вот, кстати, и первая цель, которую вы можете поставить себе в новой жизни.

На секунду у Байкала появилось искушение спросить, может ли он отказаться. Но с тех пор, как его снова арестовали, в Глобалии его ожидало мало хорошего. Возможно, приговор и не окажется особенно суровым, но за ним последует пожизненный надзор, и до конца жизни уже не удастся вырваться из лап психологов.

К тому же Байкалу только что бросили вызов. Этот старик от имени целого мира, хоть и непонятно, по какому праву, цинично, но откровенно провоцировал юношу, швырнул ему прямо в лицо перчатку.

— По крайней мере, смогу я перед отъездом увидеть Кейт?

Рон Альтман, казалось, размышлял.

— Мы постараемся организовать вам встречу... Пока не знаю, каким образом... У вас должна быть возможность любить ее по-прежнему. Поймите нас правильно. Мы должны использовать все средства, чтобы помочь вам... нас возненавидеть.

Тени в саду становились все заметнее, все чаще мелькали туда-сюда, перешептывались все громче. Может быть, так Байкалу давали понять, что беседа подходит к концу.

Юноша подумал, что, реши он проявить агрессию, например, наброситься на Альтмана, близость телохранителей должна была бы остудить его пыл. Но, к своему удивлению, он понял, что у него нет ни малейшего желания драться. Несмотря на все, что сказал ему Альтман, Байкал не испытывал к нему той ненависти, какую вызывали у него все его предыдущие гонители, подлое тюремное начальство, самодовольные холуи Министерства социальной безопасности.