Книга Игры больших мальчиков - Ольга Славина

Петр попытался увезти Светика, но та отмахнулась.

— Хочешь остаться на поминки по этому дрянному мальчишке? — спросил Петр довольно громко.

— Что ты такое говоришь? — шикнула на него Светик. — О мертвых или хорошо, или ничего.

— Действительно! Какой он мальчишка? Сколько ему? Тридцать пять лет? А все в игрушки играл. То с куклой этой восточной, то с пистолетиком. — Петр вдруг перешел на обличительный тон, распаляясь все больше. — Мажоры, мать их! Живут на всем готовом. Самим напрягаться не надо. Предки уже обо всем позаботились. Можно и застрелиться. Тоже развлечение…

Авиакомпания досталась Петру явно не по наследству, поняла Катя. В чем-то он прав. Самоубийство среди дорогого шампанского, красивых женщин, избранного общества выглядит по меньшей мере странным. Но, возможно, парень был смертельно болен. Или безнадежно влюблен. Не все можно купить. Чужая душа — потемки. В лучшем случае следователь Сильянов прольет свет на некоторые закоулки.

— Не время и не место вести воспитательные беседы, — ледяным тоном заметил Алексей Горчаков. — Вам не кажется, Петр?

— А с пушкой играть — время и место? Испортил вечер всем нам, щенок! — злился ухажер Светика.

— Нарываетесь на судебный иск? Хочу вам напомнить Гражданский кодекс Российской Федерации, уважаемый, — процедил владелец юридической фирмы. — По требованию заинтересованных лиц допускается защита чести и достоинства гражданина и после его кончины.

— Хватит! — твердо заявила Елизавета Алексеевна, напомнив, кто хозяин на этом празднике жизни и… смерти. — Что за препирательства над гробом? Вообще не надо мнений и сплетен. Всем нужно успокоиться. Утро вечера мудренее…

Двери закрылись. Терраса и гостиная почти опустели. Кто-то погрузился в свои иномарки и уехал в Москву. Остальные разбрелись по комнатам. Катя так и осталась в своем кресле. Она не знала, что ей делать. Вряд ли для нее здесь приготовлена спальня. Видимо, придется вызвать такси. После зарплаты она могла это себе позволить. Да, нужно ехать домой. В родных стенах ее перестанет трясти, она сможет спокойно все обдумать и понять, что происходит.

Она знала, конечно, что история имеет привычку повторяться. У нас было две Екатерины, и мировых войны две. Но повторение в таких бытовых, фамильно-любовных, кровавых деталях! Как по писаному. Причем писанному ей самой, в собственной диссертации. Как будто люди — куклы, которые разыгрывают свою жизнь, а главное, смерть по сценарию. Но так ведь не бывает!

— Как он мог! Как он мог нас бросить? — причитала Ксюша. — Мы же с ним в Ниццу собирались, да, Алекс? Купаться голыми при луне, гонять на водных мотоциклах…

— Как он мог застрелиться? — вторила ей Лада. — Даже если ему эта Гюльчатай отказала, мы бы его утешили. Он же знает. У меня прямо руки трясутся. Может, травки покурим?

Алексея Горчакова раздражало это кудахтанье. Он чувствовал себя так, будто нырнул с аквалангом. И не в солнечный денек рядом с рифом, вокруг которого снуют разноцветные рыбки. Он погрузился в какую-то темную расселину, где все мертвое. Он, Колька и Олег росли вместе. У их родителей были дачи в одном поселке.

Ученые, врачи, юристы, журналисты. Самовар под цветущей вишней. Рыбалка на озере. Стихи вслух при свечах на террасе. Это был особый мир, где даже детей называли на вы. Потом они выросли и стали бунтовать против этого мира. Купили себе мотоциклы и заявили, что не хотят идти по родительским стопам. Хотя каждый из них вспоминал то время не без привкуса ностальгии.

Но изменились не только они — изменилось все. Теперь вместо чая пьют виски, вместо трубки курят травку, а вместо стихов — мат. Они могут позволить себе все, что хотят. Только радость осталась в детстве. Вместе с парным молоком и бабушкиной шалью…

А Колька ушел, причем навсегда. Его, в отличие от Олега, не вернешь ни деньгами, ни юридическими знаниями, ни хитростью. Ничем и никогда. И Алексей все глубже погружался в свое мертвое море, где ни говорить, ни чувствовать не хотелось. Да и не с кем ему говорить. Друг в могиле, друг в тюрьме, помолитесь обо мне…

Катя это и делала. Она видела, что Алексею сейчас плохо. Она привыкла, что он улыбчивый и беззаботный. А теперь у него на душе не камень, а скала. Он мечется по террасе. Выпроводил Светика вместе с Петей. О чем-то спорил с Валерией, или она в чем-то оправдывалась. Когда она ушла в дом, Горчакова окружили модельки. Галдят, то плачут, то смеются. И он явно мечтает от них отделаться.

Хотя откуда она знает, что ему нужно? Может быть, как раз длинноногие и эротичные антидепрессанты. Но когда Ксюша и Лада принялись приставать к Владу, который остался на террасе покурить, с вопросами, как они получились на фотках, видно ли там, что у них роскошные бюсты, а не могильные холмики, Горчаков едва сдержался, чтобы не заткнуть уши.

Раз его так бесят эти свистушки, значит, ему нужен кто-то другой. Не похожий на них. Кто сидит в кресле в уголочке и тоже придавлен случившимся, а не своим бюстом.

Алексей Горчаков несколько минут пристально разглядывал Катю. Словно смотрел на картину, пытаясь понять, подлинник перед ним или очередная подделка. Потом, наверное, понял. Потому что шагнул к ней через террасу, взял за руку и сказал:

— Пойдем!

Она не расслышала, был ли это приказ или просьба о помощи. Но она поднялась со своего плетеного кресла и пошла. С ним хоть на край света. Он привел ее на край озера.

У воды было прохладно, порывами налетал ветер. Она подняла воротник своего пиджака. Она не знала, зачем они здесь. Однако это хорошая идея — быть здесь, а не там. Там все чужие. Здесь — один он. И он смотрит так, как будто уже не совсем чужой.

Из сарая на берегу Алексей вытащил на песок лодку, столкнул в воду. Обычную лодку, с веслами. Как из старого фильма про рыбаков. Не яхту какую-нибудь и не катер с каютой, отделанной красным деревом.

— Садись, — сказал он.

И подал ей руку, и она взошла на суденышко, как принцесса на трон. Конечно, принцесса, ведь рядом ее принц. Катя перестала чему-либо удивляться. Это был странный вечер. Страшный и приятный одновременно. Из обрывков туч проглядывала луна. Ветер усиливался, волны качали лодку.

Светик бы никогда не ступила на это безобразие.

— Если ты спишь на лавке — ты бомж, — сказала бы она. — Если в номере люкс — твоя жизнь удалась.

Но Коле не помог номер люкс. Даже помешал.

Алексей сел на весла.

Кате понравилось, что весла. Это значит, что он будет грести для нее. Это совсем не то же самое, что сидеть за рулем иномарки. Иномарке все равно, сколько человек внутри. А гребцу нет. И он пригласил ее, значит, готов приложить усилия. Для нее. Обычно мужчины этого не делали. Тем более такие.

Может, это специальная акция? Опрощение, как у Толстого. Когда весельная лодка вместо яхты и Катя вместо длинноногой блондинки?

«Наверное, стоит ей все рассказать», — подумал он. Вот прямо сейчас, под плеск волн. Конечно, не совсем все. Ведь это не только его тайна. Но надо прояснить главное.