Книга Вспомни лето - Элизабет Лоуэлл

Ароматы приятно щекотали ноздри, а глаз радовало изобилие разноцветных закусок – горячих и холодных, сладких и сдобренных уксусом и солью.

К еде подали серебряные палочки и миску с лимонной водой. Корд заметил, что Рейн ела то, что полагалось, руками, каждый раз окуная их в миску с водой. Палочки для еды, однако, не поддавались ей. Она никак не могла подцепить ими рис.

– Вот так, – сказал он, укладывая палочки ей в пальцы. – Держи их почти параллельно тарелке, а не вертикально, это тебе не вилка. Теперь сдвинь верхнюю.

Или наоборот. Делай как удобно.

Стараясь, Рейн уже более умело действовала непослушными палочками, но роняла примерно один из трех лакомых кусочков. Может быть, ее отвлекал Корд, Он орудовал палочками с восхитительной ловкостью. Она наблюдала за ним со смесью восхищения и раздражения.

Когда от Рейн ускользнула еще одна сочная креветка, ее раздражение достигло предела.

– Чертов слизняк, – пробормотала она.

Корд ловко подхватил креветку своими палочками и поднес к ее губам. Без колебания она открыла рот и проглотила ее. Он с жадностью смотрел на ее белые зубы, розовый язык, полные чувственные губы, мечтая завладеть ими в поцелуе.

Корд почувствовал тяжесть в чреслах и нехотя отвел взгляд от ее рта. Сегодня вечером Корд хотел доказать ей, что он не только мужчина, обученный насилию, но и джентльмен. Он хотел совратить ее так, чтобы она была его и душой, и телом.

Он хотел, чтобы она доверилась ему.

Ему было совершенно ясно, что Рейн, самая младшая дочь Джастина Чандлер-Смита, становится обыкновенной женщиной, когда дело касается мужчин.

Но она мудро не доверяла им.

Корд едва не задохнулся от гнева. Какой ублюдок так глубоко ранил ее? Она опасается откровенного восхищения Корда и отношений с ним.

Интересно знать, успеет ли он завоевать ее доверие, прежде чем закончатся Летние Олимпийские игры? Впрочем, какое ему до нее дело, пусть даже он изнемогает от желания!

Мысленно выругавшись, он принялся за еду, стараясь не смотреть на губы Рейн.

– М-м-м… – сказала она, аккуратно очищая палочки губами. – Этот креветочный соус просто волшебный.

Что в нем?

– Тебе не надо знать.

Она захлопала глазами.

– Неужели карри?

– Нет, поверь мне.

Она улыбнулась.

– Передай, пожалуйста, креветку.

Наконец Рейн насытилась и положила палочки на подставку из слоновой кости.

– Все.

– Ты уверена? – с улыбкой спросил Корд. – Если ты устала от палочек, я могу кормить тебя.

Она рассеянно сжала кулак. Напряжение – сжимать палочки для еды – давало себя знать.

– Ты мог бы покормить меня, – согласилась она с улыбкой, – а переварить за меня?

Засмеявшись, он покачал головой и приподнял правую руку. Официант, возникший словно из ниоткуда, быстро убрал со стола.

– Десерт? – осведомился Корд, снова взяв Рейн за руку.

– Нет.

– Кофе? Ликер?

– Я того гляди лопну.

С улыбкой он обратился к официанту. Через несколько секунд мужчина вернулся с двумя шоколадными конфетами, завернутыми в золотую бумагу. Они, словно драгоценные камни, мерцали на серебряном подносе.

Рядом с ними стоял пластиковый стаканчик кофе с арманьяком.

Она едва удержалась от смеха, увидев сочетание пластика и чистого серебра. Вино ли тому причиной или еда, но скорее всего мужчина, который усаживал ее в обтекаемый спортивный автомобиль с невероятной нежностью.

Когда дежурный стоянки подал Корду кофе и конфеты на дорогом подносе, Рейн рассмеялась.

– Что тебя так рассмешило? – поинтересовался Корд, усаживаясь в водительское кресло.

– Пластик и чистое серебро.

– Официант уговаривал меня взять фарфоровую чашку, но я выбрал то, что понадежнее.

Корд направил «пантеру» по затемненным улицам к автостраде. Их обтекали потоки машин, а она кормила его конфетой; потом откусила сама и, наконец, осторожно сдвинула пластиковую крышку на стаканчике кофе. Салон заполнил изумительный аромат колумбийского кофе и французского арманьяка. Она жадно вдохнула, но отпила только один глоток.

Он улыбнулся.

– Не стесняйся. Тут на двоих.

Она осторожно потягивала горячую, опьяняющую жидкость.

Его рука потянулась к панели магнитолы. Мягкий щелчок – ив салоне зазвучала нежная музыка Дебюсси.

После первого потрясения – вот это вкус! – она вздохнула и стала наслаждаться мелодичными звуками.

Когда Корд взял у Рейн кофе и она ощутила мимолетное тепло его пальцев, в ее душе зазвучала другая музыка.

Когда музыка наконец смолкла, Рейн была почти загипнотизирована красотой ночи и присутствием Корда. Она наблюдала, как меняется пейзаж за окном машины, поскольку Корд свернул с автострады. Они проехали через холмы и припарковались высоко на горном перевале, откуда виднелись огни Лос-Анджелеса.

– Где мы? – лениво спросила она. А потом отняла у Корда кофе и допила последние ароматные капли.

– Обсерватория Гриффит.

– Прекрасный вид, – проговорила она со вздохом.

Корд забрал у нее пустой стаканчик и положил на пол.

– Я хотел бы подарить тебе Луну и звезды, чтобы ты простила меня за вчерашний инцидент. Но светила – вне моей досягаемости, – сказал он, отстегивая ремни безопасности и осторожно снимая с нее. – Поэтому я подарю тебе кое-что получше. Прогулку по Вселенной.

Он прильнул к губам Рейн, возбуждающе гладя ее по шее. Затем обвел языком ее нежные губы, страстно мечтая слиться с ней в экстазе.

Трепеща от удовольствия, Рейн расслабилась. Ее руки скользнули по мягкой шерсти его пиджака к шелковой рубашке. Она ласкающе провела по теплой гладкой ткани, наслаждаясь упругостью мышц и инстинктивно желая большего.

Корд заключил ее в объятия и услышал тихий вздох.

Его язык ворвался ей в рот, жадно исследуя, дразня, возбуждая, безмолвно призывая отдаться его ласкам… Наконец он захватил ее язык и пососал, упиваясь его сладостью.

Кровь забурлила у Корда в жилах. Его возбуждение стало непереносимым. Она покачала бедрами, и он глухо застонал. Корд знал, что Рейн сделала это легкое движение неосознанно, не пытаясь тем самым проверить, как он владеет собой, и уж тем более не провоцируя его немедленно заняться любовью.

Но он был очень близок к тому, чтобы овладеть ею, здесь и сейчас.

Нехотя Корд взял себя в руки и отстранился от Рейн.

Увидев ее округлившиеся глаза, ее пылающие щеки, услышав ее тяжелое дыхание, он понял, что она так же возбуждена, как и он. Корд испытал сладостно-мучительное удовольствие.