Книга Смерть от тысячи ран - D.O.A.

— Сложновато для меня.

— Кто-то сбежал, какой-то паразит, который интересует Группу.

— А какая связь с вашими убийствами?

— Никакой.

— Но тебя это беспокоит?

— Обычно Группа не совершает таких обходов местности. И Доминику явно было не по себе.

— Почему?

Подполковник пожал плечами:

— По всему видать, он очень устал. — Он положил в рот кусок и отхлебнул вина.

— Бывает.

Две-три минуты они молчали.

— Значит, трое?

— Да, убиты и сожжены. — Пауза. — Прости.

— Когда я была девчонкой, здесь такого не случалось.

— Об этом меньше говорили.

— Неужели?

Массе дю Рео удержался от ответа. Поспешно закончив ужин, он поцеловал Сюзанну, которая уже ложилась спать, и присоединился к жене в гостиной. Они поговорили о том, как она провела день, покритиковали телевизионные передачи и тихонько включили музыку. Рассказывать ей о мрачных предостережениях Барреры он не стал.

Тод не сразу нашел то, что искал, и наступившая ночь не способствовала ему в этом. Но в конце концов они все же остановились перед стоящей на отшибе строящейся виллой.

Иней тонким слоем покрывал унылый пейзаж вокруг стройки. При свете фар «ауди» Тод и Нери обыскали багаж Саскии Джонс. Привязанная к опорному столбу будущего гаража, обнаженная, девушка медленно приходила в себя. Ее трясло от страха и холода. На земле грудой валялась ее одежда, а прямо перед ней, плотоядно глядя на свою жертву, стоял Каннаваро.

Подошел Тод.

Глаза Саскии открылись, затрепетали ресницы, глаза снова закрылись. Она застонала.

Каннаваро ухватил ее за подбородок и грубо заставил поднять голову:

— Сейчас ты нам все расскажешь, слышь, ты, fucking bitch![62]— Его рука скользнула по грудям англичанки, взвешивая каждую; он обратился к Тоду по-испански: — Дай мне с ней поразвлечься, я заставлю ее вывалить все, что она знает.

Тод с безразличием скользнул по нему взглядом, затем посмотрел на автомобиль, его глаза остановились на табличках с итальянскими номерами.

— Твой «ауди»?

— Краденый. — Не обращая внимания на Тода, неаполитанец игриво подергивал волоски на лобке девушки. — Поддельные номера и документы к ним.

— Эй, Каннаваро!

Симоне Каннаваро чуть повернул голову в сторону окликнувшего его и даже не успел удивиться. Он едва ли осознал, что дуло его собственной «беретты» направлено прямо ему в лоб.

Саския Джонс взвыла не от звука выстрела, а от того, как разлетелись осколки костей и брызги мозга. Захваченный врасплох Жан Франсуа Нери, по-прежнему на корточках рывшийся в раскрытом чемодане девицы, осел на задницу.

Когда отгремело эхо выстрела, перестало звенеть в ушах и затихли крики ужаса, выждав паузу, Тод снова заговорил:

— Насчет дона Альваро я тебе солгал, — он плюнул на труп, — и кроме того, ты мне не понравился. — Не спуская глаз с тела, он приказал: — Нери, в машине, в моей дорожной сумке, большой нож. Ну-ка, принеси.

Мертвенно-бледный Нери быстро вернулся с кинжалом и неловко протянул его Тоду.

Перед лицом Саскии, пытающейся подавить жестокие приступы тошноты, возникло черное стальное анодированное лезвие.

— Это вот называется «ка-бар», — заговорил Тод по-английски. — Несколько лет назад мне подарил его американский инструктор. Прежде у меня уже был такой, но тупой, он хуже резал. Как раз в тот день, когда я получил этот нож в подарок, мы с другими paramilitares[63]совершали рейд в деревню, которую удерживали communistas. Так что я сразу его опробовал. — Какое-то время Тод ловко поигрывал лезвием, вертя его между пальцами. — Я неплохо им владею, no?

По лицу англичанки текли обильные слезы.

— Мы там перерезали с полсотни парней. Может, шестьдесят, уже точно не помню. Давно дело было. У нас это заняло почти неделю, это уж я не забуду. Каждый вечер несколько штук приводили на местную бойню. Им пускали кровь, потрошили, разделывали и потом бросали в протекающую рядом реку. Некоторых еще живыми. Но таких было немного. — Лицо колумбийца осветила улыбка. — Это было уроком, вы же понимаете, чтобы вывести регион на верный путь, наш путь. — Тод опустил нож. — Надо все мне рассказать, сеньорита Джонс, и мы быстро управимся, иначе… Иначе я не стану спешить. — Он подождал, пока утихнут рыдания. — Кто вам заплатил, чтобы вы предали Хавьера Грео-Переса?

— I don’t know anything, please, — взмолилась Саския. — Я ничего не знаю, клянусь вам.

— Wrong answer.[64]

Острие «ка-бара» вонзилось в кожу молодой женщины чуть ниже груди. Она взвыла таким нечеловеческим пронзительным голосом, что Нери заткнул уши. Резким и точным движением Тод повернул лезвие под правой грудью Саскии и извлек им оттуда длинную полоску плоти.

Жан Франсуа Нери согнулся пополам: его рвало.

Тридцать шесть часов спустя

— Не двигайся.

— Что?

Шепот:

— Доверься мне.

— Что ты делаешь?

— Не мешай. Ешь.

В рот связанного по рукам и ногам Омара Пети́ кто-то сует хлеб с маслом. Чья-то рука у него за спиной, под свитером.

— Стой, что ты?..

— Тсс. — Едва слышно. — Нож.

— Постой, сейчас…

— Ешь! — Голос Стефани, непреклонный. Еще кусок хлеба — и совсем тихо: — Когда пойдешь в туалет, перережешь скотч.

— Ты спятила!

— Слушай меня.

— Нет!

Снова бутерброд. Вкус кофе с молоком и соленого масла. Как Омар любил. И Зоэ тоже. Зоэ. Стефани. Он. Все они любили такой завтрак. Теперь конец. Теперь только страх. Не за себя, за них. Только за них. За жену: она сошла с ума.

— Он убьет нас. — С полным ртом. — Он тебя увидит.

— Успокойся, иначе он услышит. — Чуть громче: — Еще глоток.

Другая рука по-прежнему неловко шарила у него за спиной. Нож выскользнул. Едва слышно звякнул о бетонный пол. Омар закашлялся, сплюнул хлебные крошки, оттолкнул поднос. Заглушить звук падения ножа. Слюна, смешанная с едой, стекала по подбородку.

Стефани вытерла ему лицо влажной салфеткой.

— Поскорее там! — Мотоциклист — возле лестницы, метрах в семи-восьми от них.