Книга Святой Грааль - Андрей Ветер

— Какое мне дело до этого? — так же шёпотом удивилась Гвиневера.

— Я просто подумала, госпожа, что было бы приятно завести себе такого дружка, — хихикнула служанка.

— Твоя голова забита только мыслями о мужчинах, — строго ответила Гвиневера.

— Ничего не могу поделать с собой, потому как знаю, насколько приятны их объятия…

— Ты хуже вавилонской блудницы, — проворчал беззлобно Герайнт. — Придёт час, и с тебя спросится.

— Я усердно замаливаю грехи…

* * *

Гвиневера смиренно приняла решение отца выдать её за Артура, хотя основатель Круглого Стола был вдвое старше и ничем не тронул её сердце. «Такова воля Господа. Знать, не суждено мне познать любви», — решила девушка и покорилась судьбе, хотя всё её существо протестовало против этого брака. Она была юна и знала мужчин только с одной стороны: все они были для неё беспощадными рубаками, единственный смысл жизни которых составляла война. Она видела, как мужчины возвращались из походов, грязные, израненные, но довольные собой. Она видела животный оскал на лицах воинов и никогда не видела мягкости в их глазах. Лишь после того как деревенская девушка Лейла, с которой она иногда ходила купаться на реку, рассказала ей о своём возлюбленном Кае, в Гвиневере зародилась надежда. «Лейла утверждает, что Кай необычайно нежен и любит её больше всего на свете. Значит, есть всё-таки любовь, есть радость и счастье, — твердила она себе, мысленно возвращаясь к разговорам с Лейлой. — И мне тоже должен встретиться человек, которого я полюблю. Я тоже имею право на счастье».

Но жизнь вела свою игру, и мужем Гвиневеры стал Артур — крепкий широкоплечий мужчина, прошедший сквозь множество баталий, к которому она не испытывала никаких тёплых чувств. Человек-Медведь — так называли его в народе. В его внешности и впрямь было что-то медвежье. Это необъяснимое сходство Артура с косматым хищником сразу бросилось в глаза девушке и пробудило в ней тревогу. Не о таком муже мечтала она.

Вдобавок девушка была христианкой, Артур же продолжал молиться древним кельтским богам, и это было главным, что отдаляло её от мужа.

— Могу ли я считать его моим законным супругом? — спросила она настоятеля монастыря, оставшись с ним наедине. — Угоден ли наш брак Господу? Не согрешу ли я, разделив ложе с язычником? Не погублю ли я душу мою?

— Сказано: «Сберёгший душу свою потеряет её, а потерявший душу свою ради Меня, сбережёт её». Дочь моя, — ответил старик задумчиво, — неведомы нам замыслы Небес. Про Артура я слышал всякое: дурное и хорошее. Многие из тех, кто принял нашу веру, продолжают вести прежнюю жизнь, полную греха, оставаясь в сердцах своих язычниками: вино пьют без устали и на ратных делах кровью умываются с наслаждением. Есть ли в их сердцах Христос? Была бы твоя жизнь праведной, стань ты женой такого вледига? Нет, всё не так просто, как нам бы того хотелось. Бог посылает нам испытания множественные, проверяет крепость нашей веры. И ты стала женой Человека-Медведя для того, может, чтобы и его привести в лоно Церкви. Быть женой Артура — твой крест. «И кто не берёт креста своего, тот не достоин Меня», — сказал Иисус. Помни об этом, дочь моя.

— Святой отец, я слаба! Неужели я смогу справиться с этим? Говорят, что воспитателем Артура был ужасный колдун Мерддин.

— Мерддин не колдун. Да, он учился у друидов. Нынче в Британии всех святых старцев называют по привычке друидами. Лишь те, которые живут при монастырях, не позволяют называть себя так, а в народе всё по-прежнему… Мерддин давно принял крещение и несёт слово Божие людям.

— Но говорят, что он умеет творить чудеса, — неуверенно произнесла Гвиневера.

— Христос тоже творил чудеса.

— Ты думаешь, я могу довериться Мерддину, приехав в дом Артура?

— Мерддин возложил на себя тяжёлую ношу. Люди Круглого Стола проповедуют старые нравы, верят в силу колдовских котлов. Мерддин старается донести до них истинную веру, хотя это даётся ему нелегко. Не всякий, кто входит в братство Круглого Стола, осмелится объявить, что он принимает крещение… И ты постараешься оказать влияние на Артура со своей стороны. Не бойся Мерддина. Он принадлежит к числу тех друидов, на которых опираются епископы. Верь ему!

Вспоминая об этой беседе, Гвиневера куталась в меха и смотрела в потолок. Она уже давно лежала в постели, но сон не шёл к ней. Через пару дней ей предстояло въехать в город Артура. Там её примут как жену величайшего воина и правителя (пусть Артур и отказывается официально принять звание вледига, все почитают его за государя).

«Ах, если бы он был хотя бы молод и хорош собой, как Маэль…»

Она вздрогнула, испугавшись промелькнувшей в голове мысли.

«Маэль… Зачем я подумала о нём?.. С этим юношей у меня нет ничего общего. Он — воин и гордец. И пусть он статен и красив лицом, у него тёмная душа язычника. Через несколько лет он сделается ещё более грубым и жестоким… Но если бы у Артура были такие же глаза, как у Маэля, и такие же губы… Господи, о чём я думаю! Какой стыд!»

Она вскочила с кровати и бросилась на колени перед деревянным распятием, висевшим на противоположной стене.

— Припадаю к твоим стопам, Господи, припадаю, как блудница, и молю о прощении грехов моих. Пошли мне очищение от скверных помыслов, избавь меня от темноты души моей…

Она бы немало удивилась, узнав, что Маэль, преданнейший воин Артура, терзался на своей лежанке почти такими же переживаниями. Перед его глазами то и дело возникало лицо Гвиневеры. «Чудо! Какое чудо и счастье находиться рядом с такой женщиной! О великая Дану, Матерь богов, только ты могла наделить женщину столь прекрасной внешностью. Но зачем ты заставила меня повстречать её? Теперь моё сердце изнывает. Никогда мысли о женщине не лишали меня сна, и вот я изнываю. Хочу видеть её, слушать её голос. Я околдован… Но я не имею права думать о Гвиневере, ибо она — жена моего господина. Создатель, прибавь мне терпения и мужества, дай мне силы устоять перед чарами этой сказочной девушки!»

* * *

Рано утром обоз выехал из монастырских ворот. Настоятель перекрестил в спину каждого проезжавшего мимо него всадника и взглядом дал знать выглянувшей из повозки Гвиневере, чтобы она не беспокоилась.

Стелился густой туман, вдалеке звонко заливалась какая-то одинокая пичужка. Лошади громко цокали по выложенной камнями дороге, колёса повозок скрипели, оружие гремело. Когда процессия проезжала мимо высокого, гладко отёсанного, вертикально стоящего камня, Маэль придержал возле него коня, бросил к подножию дольмена небольшой кожаный мешочек, перевязанный травяной косичкой, и прикоснулся рукой к той грани камня, на которой по всей длине отчётливо виднелись насечки огамического письма.

— Что ты оставил там? — спросила Гвиневера, едва юноша поравнялся с её повозкой.

— Подношение, чтобы нам сопутствовала удача.

— Вот самый верный амулет, — проговорила она и протянула ему руку. В кулаке было что-то зажато. — Это тебе.