Книга Лев правосудия - Леена Лехтолайнен

Он взял из пепельницы наполовину выкуренную сигару, сунул ее в рот, но не зажег.

— Нет, спасибо. Перейдем прямо к делу. — Я уселась, не дожидаясь приглашения, а Лайтио остался стоять у окна. — Привет из Тосканы.

— Так вот где ты была в романтическом путешествии. Конечно же, со Сталем?

— В настоящее время он известен как Даниэль Ланотте. Не знаю, сколько у Давида личин. Но он может серьезно вляпаться из-за своего внезапного исчезновения.

Я пыталась сохранять спокойствие, хотя испытывала большую неловкость. Рассказала об исчезновении Давида, о моем посещении ресторана «Трюфель» и о трупе, в кармане которого нашла телефон Давида. Взлом ящиков комода я сохранила в секрете, но призналась, что нашла в мобильнике Давида два номера: мой собственный и второй, при помощи которого установила личность погибшего.

— И где сейчас этот телефон? — Усы Лайтио зловеще дрогнули, он поспешил зажечь сигару.

— Я бросила его в реку.

Лайтио подошел и выдохнул сигарный дым прямо мне в лицо — будто пощечину отвесил.

— Ты же сообразительная женщина, Илвескеро. И как тебе удается раз за разом делать подобные глупости? Вот так сразу уехать и не сообщить о трупе!

— Я не знала, кто он! А если убийца — Давид?

— Сначала он якобы от тебя скрылся, потом подождал, пока ты уйдешь, и притащил в квартиру своего приятеля, чтобы его убить? По женской логике такое возможно, но вовсе не по мужской. Да как ты вообще осмелилась прийти рассказывать мне подобные глупые истории! Лучше бы молчала.

Лайтио обошел комнату кругом. На ногах у него были поношенные коричневые уличные туфли; правый у большого пальца протерся почти насквозь. Коротковатые штанины тускло-коричневых брюк позволяли видеть носки в синюю и горчичную полоску. Вытянувшаяся шерстяная кофта была такого же горчичного цвета, и на ходу с нее сыпались желтоватые ворсинки, по всей видимости кошачьи.

— Я хочу знать, кто такой Дольфини и почему его убили. Ты полицейский и можешь связаться с итальянскими коллегами в рамках служебной помощи.

— И на каком основании? Откуда мне знать о существовании этого трупа?

— Придумай что-нибудь. Врать ты умеешь не хуже меня.

— Но ты не вляпаешься так запросто в дерьмо, потому что твоему начальнику до всего есть дело! Возьмем-ка хотя бы Рютконена. О жителях Саво говорят, что они мастера нагородить с три короба, но на Рютконена это не распространяется! Он ни капли не кривит душой и не понимает, что ради достижения результата иногда нужно проявить гибкость, а не цепляться за букву параграфа. Да он сам — ходячая должностная инструкция, кандидат юридических наук, написал диссертацию о каком-то вздоре, но не имеет ни малейшего понятия о настоящей полицейской работе. Ни дня не провел в патруле, не задержал ни одного пьяницы и вряд ли когда-нибудь видел труп. И таких теперь делают начальниками, черт побери!

— Разве сейчас не самый подходящий случай слегка изменить сложившуюся практику? — рискнула я спросить и еще улыбнулась в заключение, хотя в действительности мое сердце колотилось с бешеной скоростью.

Конечно, я могла бы поехать в Лаго-ди-Сканно и побеседовать с госпожой Дольфини, но на какие деньги? Внезапное возвращение обошлось мне непозволительно дорого. Кроме того, я нужна Монике.

— Я не знаю никого в полиции Италии, а ассигнования на агентов уменьшаются год от года, — привел еще один довод Лайтио.

Он уселся в кожаное кресло за столом и отыскал в ящике толстый том в кожаном переплете, который при ближайшем рассмотрении оказался чем-то средним между адресной книгой и альбомом для визиток.

— Флоренция… Это в Тоскане?

— В ней самой, что-то вроде столицы.

— Не знаю, работает ли еще Карузо… Может, он уже на пенсии. Я спас его однажды… Ну, не будем об этом, это не для ушей молодой женщины. Во всяком случае, за ним должок.

Я улыбнулась этому трогательному желанию уберечь меня от лишней информации. В своей жизни я видела, как покрывались намного более тяжкие преступления, чем его маленькая авантюра. Пусть хранит свою тайну, у меня ведь тоже кое-что есть.

— Дай номер Дольфини. И что ты сказала об этих ногах разной длины, повтори-ка! — Лайтио начал делать пометки в блокноте.

На его домашнем рабочем столе даже не было компьютера. Я повторила, изо всех сил стараясь не упустить ни одной подробности, связанной с Дольфини.

— Отправляйся-ка восвояси, пока я не начал раскаиваться, — пропыхтел Лайтио, когда я замолчала. Он дышал с трудом, возможно, уже докурился до хронического бронхита. — Не звони мне, я сам свяжусь с тобой, когда что-нибудь узнаю. Конечно, кроме того случая, если будут новости о Стале.

— Понятно, — сказала я, поднимаясь.

Направляясь вниз по лестнице, я думала, не стоило ли мне скрестить пальцы, давая это обещание. Если Давид объявится, я сама решу, кому об этом рассказать. Однако он хорошо сделает, если припасет убедительное объяснение всему случившемуся! Настолько блестящее, чтобы благодаря ему я смогла бы даже защитить убийцу.

7

Проходили дни, но от Лайтио ничего не было слышно. Вся Финляндия, казалось, сошла с ума из-за облака пепла. Люди были вынуждены отменять поездки или придумывать совершенно невероятные способы возвратиться на родину. Майк Вирту нередко твердил нам, что не стоит недооценивать силы природы: в США наводнения и землетрясения стали обычными явлениями, снег регулярно нарушал движение транспорта. Во времена моей юности поезда в Финляндии не примерзали к рельсам, и если кто-то, проезжая по сельской местности, застревал в снегу, поблизости всегда находился сосед и его трактор, которые были готовы отбуксировать оказавшегося в беде на нормальную дорогу. Самолеты падали иногда, но кто велит туда соваться? Сейчас люди настолько привыкли перемещаться быстро, что о долгих автобусных поездках и бессонных ночах в поезде сочиняют героические истории. Складывалось впечатление, что эти паникеры не продержались бы в лесу и одной ночи, даже летом. И в армии попадались тяжелые случаи, когда человек был не способен сходить в лесу по-большому, хотя даже в наше время преобладающая часть населения планеты понятия не имеет о туалетной бумаге.

После первого посещения врача Моника вернулась в растерянности. Проблема оказалась в кишечнике, но доктора, которые крутились вокруг нее аж в трех экземплярах, не могли сказать, какая именно. Взяли кровь на анализ, на очереди был рентгеновский снимок. Услышав, что Моника несколько последних лет прожила в Мозамбике, врач озабоченно покачал головой. А я провела свой первый вечер в квартире кузена Моники на Юрьонкату, разыскивая в Google сведения о различных кишечных болезнях, вирусах юго-восточной Африки и паразитирующих в человеческом организме червях. Последние казались самым вероятным источником проблемы, но я не осмелилась сказать об этом Монике. Кому хочется иметь внутри себя такое?

Несмотря на болезнь, Моника продолжала подыскивать подходящее помещение для ресторана, и ей было необходимо отдыхать в дневное время по нескольку часов. Мы с ней еще не заключили никакого трудового договора. Платить за квартиру кузена Монике было не нужно, кроме незначительной платы акционерному обществу: пятьдесят два евро в месяц. Она настаивала на том, что будет нам готовить, поэтому я взяла на себя всю тяжелую работу вроде уборки. Я также забрала от тетушки Воутилайнен свои вещи, однако оружие пока оставила в Хевосенперсет. Облако пепла, висящее в воздухе, по-прежнему казалось мне надежной защитой от итальянских убийц.