Книга Белая рабыня - Михаил Попов

Трудно было бы представить дальнейшую судьбу мисс Фаренгейт и ее служанки, когда бы из-за спин озверевшей испанской солдатни не появился бородатый, лет пятидесяти человек в дорогой кирасе.

— Стоять на месте, негодяи! — крикнул он.

Налетчики нехотя повиновались.

— Разве вы не видите, ослы, что из себя представляют эти дамы? На выкуп, который мы за них получим, вы сможете получить в тысячу раз больше удовольствия, чем возьмете здесь и сейчас, задрав их юбки.

Ропот, бродивший в рядах, утих.

— Идите, обшарьте дом, не может быть, чтобы здесь, не было, чем поживиться.

Лавиния медленно отодвинулась в тень, отбрасываемую колоннами верхней части галереи. Потом быстро прошла по узкому коридорчику в глубь дома. Оказавшись в небольшой комнате с камином, она сильно нажала на одну из львиных голов, украшавших каминную доску. Большая каменная панель бесшумно отодвинулась, и Лавиния скользнула в открывшуюся щель.

Несмотря на то что, казалось бы, чудом ей удалось избегнуть страшной участи стать пленницей озверевших испанских бандитов, выражение лица у нее было недовольное. Соперница лишь на время удалялась с пути. Сэр Фаренгейт сделает, разумеется, все возможное, чтобы выкупить свою дочь.

Глава 6В СЕМЬЕ НЕ БЕЗ УРОДА

Нападение испанцев на Бриджфорд явилось полной неожиданностью не только для жителей этого небольшого, ничем особенным не отличившегося и ни в чем не повинного городка; оно удивило и сэра Фаренгейта, когда он услыхал о нем. Именно так: сначала губернатор удивился, а уж потом разгневался. Никаких рациональных объяснений этой акции не отыскивалось даже при самом детальном рассмотрении. Но самое забавное заключалось в том, что даже его католическое величество, король Испании, когда ему примерно через три недели после происшествия доложили, что некий испанский капер атаковал одну из британских колоний, был весьма и весьма этим озадачен. Когда же ему растолковали, что нападение это было не просто удачным, но победоносным, он расхохотался, и в смехе его слышалось неподдельное удовлетворение. Довольно долго испанским морякам приходилось мириться с отрицательным балансом в столкновениях с английскими и голландскими кораблями.

Посланник его величества короля Англии Карла II лорд Бредли явился в Эскориал, неся за отворотом своего камзола ноту чрезвычайно нервного содержания. Там отмечалось, что Сент-Джеймский дворец и вся Англия возмущены этим «пиратским деянием, могущим возыметь слишком далеко идущие последствия». После самых недоуменных (а втайне самодовольных) восклицаний лорду Бредли были даны если и не исчерпывающие, то удовлетворительные объяснения и самые твердые уверения, что ничто подобное не повторится ни в коем случае, а все виновные в данном огорчительном эпизоде будут разысканы и наказаны самым суровым образом. Когда разговор уже близился к концу, военный министр его католического величества не смог удержаться от искушения сказать английскому посланнику:

— На мой взгляд, в этой истории есть темные места, милорд. Или белые пятна, как вам будет угодно.

— Что вы подразумеваете под словами «белые пятна»? — напрягся лорд Бредли.

— Насколько я знаю, на Ямайке очень сильная эскадра, чем же она занималась в то время, как одинокий капер грабил остров?

Лорду Бредли было очень неприятно отвечать на этот вопрос.

— Следствие еще не закончено, но, судя по всему, эскадры в этот момент на месте не было.

И военный министр, и король сочувственно покивали. Когда англичанин, несомненно посрамленный, вышел, они обменялись торжествующими взглядами. В конце семнадцатого века Испания уже утратила значительную часть своего былого могущества, но и Англия была отнюдь не готова к решительному выяснению отношений. Поэтому суровый вид лорда Бредли никого не испугал, любые слова политиков, не подкрепленные военной силой, всего лишь сотрясение воздуха.

— Кто этот смельчак? — спросил король. — Или, если хотите, кто этот сумасшедший?

— Его зовут дон Диего де Амонтильядо и Вильякампа, — ответил министр двора дон Алонсо.

— Амонтильядо? — удивился его величество. — Это приличная фамилия, мне служили многие из Амонтильядо.

— Вы абсолютно правы, ваше величество, дон Франсиско де Амонтильядо является алькальдом острова Санта-Каталана в тех местах. В Новом Свете, как говорят англичане.

— Не является ли этот налетчик его родственником?

— Родной брат, — тихо сказал военный министр.

— Н-да, а скажите, дон Эскобар, естественно, это мнение останется тут, среди нас… — Король оглядел придворных. — Что все-таки заставило этого дона Диего совершить столь дикую выходку?

— Вообще-то он является командором королевской службы, но полтора года назад вы уже подписали указ о лишении его всех… ну, проще говоря, ваше величество, подобные выходки — обычная вещь для дона Диего.

— Ах, да, да, да, человек необузданного нрава. Я еще, помнится, сказал, что держать на службе такого человека — все равно что подкармливать на кухне бешеную собаку.

— Вы заметили также, ваше величество, что затевать против него слишком уж активное дело тоже не в наших интересах.

— Вот видите, дон Алонсо, я, как всегда, оказался прав.

И военный министр, и министр двора, и все остальные охотно поклонились в знак согласия.

— Смотрите, как удачно все складывается! Этот дон Диего, оказывается, давным-давно отлучен нами от службы, но приносит короне больше пользы и, скажем так, своеобразной славы, чем иной строевой адмирал. А для лорда Бредли…

— Да, ваше величество.

— …заготовьте копию того нашего рескрипта об отлучении дона Диего от должности.

— И немедленно переслать? — быстро спросил военный министр.

— Держать наготове, если наш «королевский капер» еще что-нибудь выкинет.

Если бы дон Диего де Амонтильядо и Вильякампа узнал о настроениях при испанском дворе, он, несомненно, приободрился бы. Дело в том, что уже давным-давно он считал себя потерянным для королевском службы, с которой он вынужден был уйти из-за своей совершенно неукротимой ненависти к этим «английским собакам». На политическом дворе стояло время компромиссов, все старались сохранить шаткое равновесие в Европе, люди типа дона Диего были крайне неуместны в свете новой уравновешенной политики.

Покинув ряды королевского флота, дон Диего на свои собственные средства снарядил несколько кораблей и продолжил войну с неудержимо растущим британским влиянием в Новом Свете. Он не считал себя пиратом, более того, он всерьез полагал, что его деятельность способствует восстановлению справедливости скорее, чем бесконечная лукавая болтовня политиков. В самом деле, если англичане позволяют себе натравливать на торговые испанские суда своих корсаров и при этом умывают руки, утверждая, что те действуют исключительно по своему разумению, а не по указаниям Сент-Джеймса, почему Испания должна отказывать себе в праве иметь такое же оружие, пару-тройку каперов, грабящих избирательно только английские и голландские суда? Придя к выводу, что его деятельность угодна Испании и Богу, дон Диего взялся за дело самым решительным образом и даже снискал уважение у своих собратьев по ремеслу с противоположной стороны.