Книга Расстрельное время - Игорь Болгарин

Когда вдали растаял красный огонек хвостового вагона, в наступившей тишине кто-то из журналистов громко спросил:

— Ну и что мы имеем?

— Бульон от вареных яиц, — осклабился корреспондент «Дня».

— Нет, почему же! Он сказал даже больше, чем хотел. Анализировать надо не только то, что он сказал, но и то, о чем промолчал, — сказал лысый редактор «Русского слова». — Материала для размышлений вполне достаточно.

— Любопытно все же, по каким делам он помчался в Севастополь? — задумчиво спросил корреспондент «Крымского вестника». — Фронт-то здесь…

— Поближе к морю, — с ядовитым смешком произнес корреспондент «Дня», чем вызвал иронические ухмылки остальных.

— Вы полагаете…— начал было корреспондент «Русского слова», и смолк, так и не высказав испугавшую его мысль.

— А чего тут полагать! Драпаем! Улепетываем! Рвем когти! — не в пример всем остальным хилый и щуплый редактор «Крымского вестника» не осторожничал, а высказывался громко и скандально.

— Нет-нет! Это неправда! Этого не допустят союзники! — не согласился редактор «Русского слова» и обернулся к французу Жапризо. — Скажите, ведь не допустят?

— Не знаю, — пожевав немного губами, Жапризо уклонился от ответа. — Мы, журналисты, не делаем политику. Мы ее всего лишь потребляем.

— А вы? — редактор «Русского слова» обернулся к Колену. — Что думаете вы?

— Я думаю о пинте пива, куске сочного бифштекса и о чистой теплой постели. Вы — русские — заварили эту кашу, вот и думайте. Это — ваши заботы.

Глава пятая

В Повстанческую группу войск Нестора Махно, которую после Старобельского совещания условились называть Крымской Повстанческой, Кольцов выехал не сразу после беседы с Менжинским. По меньшей мере сутки ему понадобились для того, чтобы разобраться во всей оперативной обстановке на фронте, но главным образом в полосе, которую штаб отводил махновцам. Там же, в разведотделе Южфронта, он выяснил месторасположение группы и подробно расспросил, как удобнее и безопаснее туда добраться.

В разведотделе Кольцова предупредили о том, что сейчас в районах Присивашья большая вероятность оказаться в плену у какого-нибудь батьки Чобота, Чалого или Матвиенка: в последние дни слишком много банд расплодилось в Северной Таврии. Они передвигались вслед за фронтом, и в районах, освобожденных от белых, где еще не успела прочно установиться советская власть, грабили недограбленное и, хоронясь днем где-нибудь в степных колках или жидких лесочках, ночами с тяжелой добычей растворялись на широких таврических просторах.

Перспектива оказаться еще у одного батьки Ангела Кольцова вовсе не грела, но и выделить ему достойное сопровождение не имели возможности. Как выяснил Кольцов, махновцы с боями уже миновали Мелитополь и Акимовку и находились на подступах к Крымскому перешейку. По предварительной договоренности, они должны были разместиться неподалеку от Сиваша, во Владимировке и в нескольких ближних от нее селах. Отсюда начинался участок их боевых действий за овладение Крымским перешейком.

Как рассказали Кольцову разведчики, это была голая просоленная равнина. Нигде ни деревца, ни кустика. Сиваш, вдоль которого стояли малолюдные села, только в летнюю жару можно было перейти вброд. Зимой, когда ветры нагоняли с Азовского или Черного моря в него воду, он был редко когда проходимый. Иногда, в лютые морозы, он замерзал, но лед был не прочный, не всегда мог выдержать человека.

На противоположной стороне этого Гнилого моря (так еще называют Сиваш) к самой воде спускались пять рядов колючей проволоки и кое-где даже издалека были видны пулеметные гнезда.

Чтобы форсировать Сиваш и утвердиться на крымском берегу, махновцам предстояло решить не одну задачу. И каждая из них была почти неразрешимая.

…Гольдман делал все для того, чтобы всячески обезопасить поездку Кольцова в район участка боевых действий, отведенного Повстанческой армии. Позаботился он и о том, чтобы и там, среди махновцев, ему не было бы одиноко. В качестве адъютанта к Кольцову приставили Тимофея Бушкина.

Такую должность Тимофею ещё никогда не приходилось исполнять. Он решил, что, прежде всего, в его обязанности входит охрана Кольцова. Поэтому помимо уже имевшихся у него маузера, сохранившегося ещё со времен службы в бронепоезде Троцкого, он уже к вечеру где-то добыл короткий кавалерийский карабин и полный подсумок патронов.

Гольдман тем временем носился по знакомым полковым командирам в поисках транспорта. Случайно встретил в Каховке недавнего попутчика снабженца Жихарева. Он появился, как черт из рукомойника, но обрадовался Гольдману, как своему родственнику, и долго жал ему руку.

— А как комиссар? — спросил Жихарев. — Лихой парень, люблю таких. Может, потому, что и сам такой.

Поговорили о разном.

— Вы где же сейчас, Жихарев? — поинтересовался Гольдман. — Где вас можно найти?

— А я — везде! — хохотнул Жихарев. — Я вам нужен?

— Просто так спросил. Вспоминаем иногда…

— Я тоже часто вас вспоминаю. Хорошая компания, хорошая поездка. Не против еще раз ее повторить.

— После войны, — сказал Гольдман.

— Никаких возражений.

Они попрощались, и Жихарев исчез также внезапно, как и появился. Впрочем, Гольдману было не до него, и вскоре он совсем забыл об этой мимолетной встрече, не догадываясь, что она еще будет иметь необычное продолжение.

Там же, у снабженцев, Гольдман раздобыл тачанку с тройкой коней. Тачанка была, вероятно, музейная, покрытая черным лаком и немного смахивала на катафалк. С ней никак не гармонировал стоящий на задке пулемет «Максим».

На рассвете следующего дня Гольдман громко разбудил Кольцова:

— Карета подана, ваше сиятельство!

Наскоро умывшись, Кольцов вышел во двор каховской гостиницы, в которую была превращена обыкновенная сельская хата со сволоком[18]и с пучками душистых степных трав, заткнутых за него. По настоянию Гольдмана Кольцов и Бушкин остались здесь ночевать.

Оглядев двор, Кольцов не увидел тачанки, которую с вечера обещал ему Гольдман.

— Ну и где же тачанка? — спросил Кольцов у Гольдмана.

— Да вон же! — Гольдман указал на стоявший в глубине двора угловатый, словно весь сколоченный из больших тарных ящиков, зеленый грузовой «фиат». В его кузове на высокой самодельной турели был установлен пятиствольный пулемёт «Гочкиса». Возле грузовика прохаживались трое красноармейцев. Один — весь в коже, с квадратными очками на кожаном шлеме — был, вероятно, шофер. Остальные двое — обслуга пулемета.

— Ну, зачем это! — Кольцов укоризненно посмотрел на Гольдмана и с иронией спросил: — Что? Броневик не сумели достать?