Книга Смерть в чужой стране - Донна Леон
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Амброджани сразу же почувствовал, что интерес Брунетти слабеет.
— Я это затем говорю, чтобы объяснить, как американцы смотрят на нас. Их парни и девчонки, полагаю, все добровольцы. Для них это возможность сделать карьеру. И это им нравится. Им платят столько, что хватает на жизнь. И многие из них своим положением гордятся. А что они видят здесь? Мальчишек, которые предпочли бы играть в футбол или ходить в кино, но которым приходится выполнять вместо этого работу, которую они презирают и потому выполняют плохо. Вот почему американцы считают, что мы все здесь лентяи.
— И что же? — спросил Брунетти.
— А то, — ответил Амброджани, — что они нас не понимают и думают о нас плохо, а мы не понимаем почему.
— Вы должны понимать почему. Вы же военный, — сказал Брунетти.
Амброджани пожал плечами, словно напоминая, что он тоже прежде всего итальянец.
— А есть что-либо необычное в том, что они не показывают вам досье, если оно у них есть?
— Нет. В таких вещах они не хотят идти нам навстречу.
— Я не вполне уверен, что понял, что вы подразумеваете под «такими вещами», майор.
— Преступления, в которых они замешаны и которые произошли за пределами базы.
Конечно, это вполне было применимо к молодому человеку, который лежал мертвым в Венеции, но Брунетти это выражение показалось странным.
— А они часто происходят?
— На самом деле нет. Несколько лет назад какие-то американцы оказались замешаны в убийстве африканца. Они забили его до смерти палками. Они были пьяны. Африканец танцевал с белой женщиной.
— Они защищали свою женщину? — спросил Брунетти, даже не пытаясь скрыть сарказма.
— Нет, — сказал Амброджани. — Солдаты были черные. Человек, который убил его, был черный.
— А что с ними сталось?
— Двое получили по двенадцать лет. Один оказался невиновным и был освобожден.
— Кто их судил, американцы или мы? — спросил Брунетти.
— К счастью для них, мы.
— Почему «к счастью»?
— Потому что их судил гражданский суд. Его приговоры гораздо мягче. И обвинили их в непредумышленном убийстве. Африканец спровоцировал их, бил по их машине и кричал на них. Поэтому судьи постановили, что они отвечали на угрозу.
— И сколько их было?
— Трое солдат и один штатский.
— Хороша угроза, — заметил Брунетти.
— Судьи решили, что она была. И приняли это во внимание. Американцы закатали бы их на двадцать-тридцать лет. С военной юстицией шутки плохи. И потом, они же черные.
— Это все еще имеет значение?
Пожатие плеч. Поднятые брови. Еще пожатие.
— Американцы непременно сказали бы, что не имеет. — Амброджани снова отпил воды. — Сколько вы здесь пробудете?
— Сегодня. Завтра. Есть еще дела вроде этого?
— Случаются. Обычно они расследуют преступления, совершенные на базе, сами расследуют, разве что дело слишком уж разрастается или нарушает итальянские законы. Тогда и мы подключаемся к расследованию.
— Как в случае с тем директором? — спросил Брунетти, вспомнив историю, о которой несколько лет назад кричали заголовки всех итальянских газет и подробности которой сохранились в его памяти весьма смутно, — что-то насчет директора американской средней школы, которого обвинили и осудили за изнасилование малолетки.
— Да, вроде. Однако обычно они ведут расследование сами.
— Только не на этот раз, — скромно заметил Брунетти.
— Нет, не на этот раз. Раз его убили в Венеции — он ваш, все дело ваше. Но они захотят принять в этом участие.
— Почему?
— Public relations, — употребил английское выражение Амброджани. — И времена изменились. У них, наверное, есть ощущение, что им уже недолго здесь оставаться, и здесь, и вообще в Европе, поэтому им не нужно ничего такого, что сделает их пребывание еще короче. Им не нужна дурная слава.
— По многим признакам это — уличное ограбление, — сказал Брунетти.
Амброджани устремил на него долгий спокойный взгляд.
— Когда в Венеции последний раз убивали при ограблении?
Если Амброджани мог задать такой вопрос, значит, ответ ему известен.
— Дело чести? — Брунетти решил предложить другой мотив убийства.
Амброджани снова улыбнулся:
— Если вы решили смыть кровью обиду, вы не станете делать это в сотне километров от дома. Если бы такое случилось здесь, мотивом был бы секс или деньги. Но это произошло в Венеции, значит, причина другая.
— Стало быть, убийство не на той почве? — спросил Брунетти.
— Да, не на той почве, — повторил Амброджани, которому, очевидно, понравилась эта фраза. — И оттого еще более интересное.
Кончиком большого пальца майор подтолкнул к Брунетти тощую папку и снова налил себе стакан минералки.
— Вот что они выдали нам. Там есть перевод, если нужно.
Брунетти покачал головой и открыл папку. На обложке красными буквами было отпечатано: «Фостер, Майкл, р. 09. 28. 64, SSN 651 34 1054». Он открыл папку и увидел приклеенную к внутренней стороне обложки ксерокопию фотографии. Мертвого человека нельзя было узнать. Эти резкие черно-белые контуры не имели ничего общего с желтоватым лицом мертвеца, которого Брунетти видел вчера на берегу канала. Внутри подшивки находились две машинописные страницы, утверждавшие, что сержант Фостер служил в отделе санитарной инспекции, что один раз ему был выдан пропуск для прохода на базу через контрольно-пропускной пункт, что год назад он получил чин сержанта и что его семья живет в Биддефорд-Пуле, Мейн.
На второй странице помещался конспект собеседований с итальянцами — гражданскими лицами, работающими в отделе санитарной инспекции. Получалось, что Фостер ладил с коллегами, работал усердно, держался вежливо и дружелюбно с итальянскими гражданами, работающими в его отделе.
— Маловато, не так ли? — спросил Брунетти, закрывая папку и отодвигая ее к Амброджани. — Отличный солдат. Усердный работник. Послушный. Дружелюбный.
— Но кто-то воткнул ему в ребра нож.
Брунетти вспомнил доктора Питерс и спросил:
— Женщины не было?
— Нет, насколько нам известно, — ответил майор. — Но это еще не значит, что ее в самом деле не было. Он был молод, неплохо говорил по-итальянски. Так что вполне возможно. — Амброджани помолчал и добавил: — Разве что он пользовался тем, что продается у вокзала.
— Это там они находятся?
Амброджани кивнул.
— А как в Венеции?
Брунетти покачал головой.
