Книга Чосер - Питер Акройд

Из других его брошенных вскользь слов мы можем заключить, что лондонскую толпу Чосер ставил не слишком высоко и так отзывался о ней в “Рассказе Студента”:

О ветреная чернь! Душой неверной

Ты мечешься, предательства полна!

К тому, что ново, ты падка безмерно, —

Свое лицо меняешь, как луна.

Твоим суждениям лишь грош цена[14].

Все указывает на то, что Чосер неизменно оставался на стороне королевской и городской власти. Да и почему бы ему и не поддерживать эту власть? Благосостояние его, как и известность, росло, он становился богатым и всеми уважаемым горожанином. Девятнадцатого июня, всего через шесть дней после вторжения мятежников, он продал арендатору право владения своим родовым гнездом на Темз-стрит. Возможно, что к отказу от этой собственности его подтолкнула случившаяся незадолго перед тем смерть матери, но, без сомнения, он был рад отделаться от этого дома ввиду происходивших вокруг событий. Повстанцы питали особую ненависть к иностранным купцам, обласканным короной, и податными инспекторами. На следующий же день после вторжения повстанцы осадили церковь Святого Мартина в Винтри, где укрылись тридцать пять фламандцев, и вытащили их из укрытия. Надо помнить, что церковь эта находилась в двух шагах от родного дома Чосера и, возможно, именно в ней поэт был крещен. Купцы и их домочадцы были обезглавлены, а тела их брошены гнить на улице. Говорили, что Уот Тайлер самолично выслеживал одного из фламандских купцов, сэра Ричарда Лайонса, близкого друга и бывшего начальника Чосера. Это яркий пример средневековой жестокости, бушевавшей у самого порога Чосера. И все же в этом отклике на убийство фламандцев, уже нами процитированном, проглядывает удивительная отстраненность. Деньги, вырученные Чосером от продажи родного дома, явились добавкой к другим выгодным сделкам. Всего лишь за три недели до этого он получил фунтов шестнадцать в подарок от благодарного начальства. Ему были выделены деньги казначейства, возвращенные им по долгам, – выплата, которую непременно должен был санкционировать король или королевский совет. К тому же незадолго перед этим ему были выплачены двадцать два фунта в возмещение расходов во Франции, а за год до этого ему вернули израсходованное во время миссии в Милан. Наверное, покажется странным, что всего через два месяца после продажи дома Чосеру понадобились еще “аванс” с его годового жалованья, а также аванс за ноябрь. Не совсем ясно, почему он так нуждался в этих маленьких добавочных суммах. Любители драматических домашних историй вольны предположить, что виной всему были претензии к нему Сесилии Шампейн.

Глава девятая

Дела Троянские

Если, прибыв в лагерь повстанцев, Ричард II доказал свою храбрость, то его бракосочетание с Анной Богемской в 1382 году отметило печатью стабильности то, что становилось теперь полноценным и общепризнанным королевским двором и положило начало эпохе во многих отношениях замечательной и блестящей, хотя и окончившейся вынужденным отречением и убийством самого Ричарда. Правление его прославила и культура, созданная в этот период. Ричард заслужил память потомков за то, что при нем творили не только Чосер, но Ленгленд и Гауэр. То была эпоха блестящей литературы, просвещенная эпоха, сравнимая с елизаветинской конца XVI века, эпоха создания шедевров, подобных “Уилтонскому диптиху”. В это время впервые появились мистерии, замечательные богословские труды Марджери Кемпе и Джулиана Норвичского, что стало предпосылкой “Восточно-английского Возрождения”, проявившегося в иллюстрировании рукописных книг и настенной живописи. Ричард II был преисполнен сознанием величия своего королевского предназначения и воплощал это средствами едва ли не театральными. Он верил, что власть его от Бога, и вдохновлялся этой верой. При дворе его царил ритуал и строго соблюдались церемонии, главным становились не драки и противоборства, а борьба идей, что, в свою очередь, двигало вперед национальное самосознание. Государство крепло и развивалось, и это находило всестороннее выражение как в произведениях драматического искусства, так и в трудах ученых мужей. Никто из средневековых королей не смог бы похвастаться таким оставшимся после них наследием. Тут нельзя не отметить и влияние на королевский двор Милана и Богемии, Генуи и Парижа, Прованса и Павии. Поэзия Чосера стала частью европейской традиции, но не следует забывать о том, сколь многим он был обязан не только поэзии Данте и Петрарки, но и народному языку мистерий. Он находился в самом средостении культуры – национальной и общемировой.

Нигде это не проявляется столь отчетливо, как в произведении, начатом им как раз в этот период. Поэма “Троил и Хризеида” заслужила признание как первый роман, написанный на современном английском языке. Но значение ее этим не исчерпывается. Это любовная история и фарс, элегия и философский трактат, комедия нравов, оплакивание горестной судьбы, маньеристский роман и гимн во славу героических подвигов. Это пространное, всеохватное и примиряющее все жанры эпическое полотно – явление в английской литературе столь новое, что трудно даже дать ему определение. Единственное, что можно с уверенностью утверждать, что это первое произведение современной литературы, написанное по-английски. В каком-то смысле его можно считать эпосом Англии и выражением самой ее сути, настолько оно всеобъемлюще, настолько широк его охват, настолько естественна его способность вбирать в себя и соединять разнородные эстетические формы. По общему мнению, источник поэмы – боккаччиевский “Филострато”. Это основа, фундамент творения Чосера, и существуют многочисленные признаки внимательнейшего штудирования им итальянского поэта. Начальные строфы Чосера в особенности обнаруживают сходство с боккаччиевской моделью, словно Чосеру требовались подъем и вдохновение оригинала, прежде чем пуститься на поиски собственных сокровищ, начать изобретать и переоценивать.

Так строки:

В ее глазах стоишь ты высоко,

На месте, доблестей твоих достойном…

являются очень близким переводом итальянского первоисточника, переводом, в котором ради абсолютной, дословной точности употреблены слова, редкие, экзотические для современного Чосеру состояния языка. Вообще во всем корпусе текста “Троила и Хризеиды” явственно проглядывает “Филострато”, составляющий тканевую основу английской поэмы.

Сюжет стар и известен европейской традиции с середины XII века как некий памятник несчастной любви и обреченной культуре. Печальная история происходит в Трое перед самой ее гибелью от рук греческих захватчиков. Отец Хризеиды переходит на сторону осадивших город вражеских полчищ, и девушка остается одна в родном городе, удрученная и утратившая всякую надежду. Один из героев-троянцев по имени Троил без памяти влюбляется в одинокую Хризеиду. Они становятся любовниками – в чосеровском варианте – не без помощи Пандара, дяди Хризеиды, – и переживают краткий период восторга и счастья. Но городские власти принимают решение отослать Хризеиду к находящемуся в греческом стане отцу в обмен на нескольких видных горожан, попавших в неприятельский плен; влюбленные расстаются, и клятва Хризеиды, дающей слово чести до гроба хранить любовь и верность своему избраннику, принадлежит к шедеврам европейской литературы и равна по силе любовным сценам между Тристаном и Изольдой. Однако, очутившись в безопасности у греков, Хризеида нарушает торжественную свою клятву и предается любви с воином Диомидом. После неустанных поисков и выслеживаний возлюбленной Троил в конце концов осознает ее коварство и умирает от горя. Однако в интерпретации Чосера он возносится в горние выси, где ему открывается вся тщета земной любви и злая переменчивость судеб людских. Чудесная легенда эта передавалась из поколения в поколение в творчестве многих поэтов и менестрелей, но, лишь прочтя ее у Боккаччо в его “Филострато”, Чосер в полной мере оценил возможности данной темы. Вряд ли будет натяжкой сказать, что он вступил тут в соревнование со старшим своим итальянским собратом, попытавшись доказать, что может превзойти того на собственной его территории. Различия двух произведений определяются разницей общего тона – ведь одно из них написано юным итальянцем, другое же принадлежит перу умудренного опытом англичанина средних лет. Наблюдаются и иные, более тонкие различия. Для каждого исследователя творчества Чосера большое значение имеют те изменения и дополнения, которые он вносит в “Филострато”. Боккаччо создал свою поэму, когда ему было двадцать с небольшим, и замысел ее частично определила его собственная любовная история: тоска по покинувшей Неаполь возлюбленной. Чосер же удаляет из поэмы всякую соотнесенность с личными переживаниями и вводит в текст фигуру рассказчика, как бы озадаченного происшедшим, к которому сам он не имеет ни малейшего касательства, – он лишь ссылается на авторитеты, не претендуя на собственное суждение относительно излагаемых событий: