Книга Одноклассница.ru. Любовь под прикрытием - Андрей Кивинов

— Я продал…

— Кому?!

— У метро, парню какому-то…

— Конкретней, ковбой!

Я тяну его тупую башку за волосы к полу. Он морщится от боли и машет руками, словно прижатый спичкой таракан.

— Ну… Он там всё время стоит… Рыжий такой, в камуфляже. С табличкой «куплю золото». Под ветерана Чечни косит, чтобы менты не трогали. Кажется, Олегом звать.

«Статья 9 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации. Никто из участников уголовного судопроизводства не может подвергаться насилию, пыткам, другому жестокому или унижающему человеческое достоинство обращению».

Примечание. На козлов данная норма не распространяется.

И это правильно. Иначе как простому милиционеру работать?

Усиливаем нажим.

— Да, да… Точно, Олегом! Больно!..

— За сколько продал?

— Триста…

Прекращаю подвергать участника судопроизводства насилию, как того требует закон. Участник падает на пол и держится за бок. В принципе, всё. Следствие закончено, преступление раскрыто.

Правда, нет вещественных доказательств. Дело нельзя передавать в суд. Увы. Вряд ли рыжий ветеран купил флэшку для себя. Наверняка уже перепродал втридорога. Но это не снимает ответственности с подозреваемого. Мы-то понимаем, что он виновен.

Статья 17, часть 7 Уголовно-процессуального кодекса Российской Федерации: «Судьи, присяжные заседатели, а также прокурор, следователь, дознаватель оценивают доказательства по своему внутреннему убеждению, основанному на совокупности имеющихся в уголовном деле доказательств, руководствуясь при этом законом и совестью».

Интересно, про «совесть» кто придумал? Это ведь весьма расплывчатое понятие. И не у всех она есть.

— Короче, слушай сюда, баянист[5]XXLев. Если еще хоть пылинку у Ксюхи скрысишь…

Окончание фразы я опускаю. В устах любителя китайской поэзии оно звучит не совсем гармонично.

— И вообще… Чтоб ни одной жалобы… Пол на кухне помой! Приду проверю.

Бросив соседа, я вернулся к однокласснице. Она не теряла времени даром и накрыла маленький столик. Чаёк, тортик. Бутылочка «Кюрдамюра».

Вообще, у неё довольно уютно, хотя и небогато. Книжек много. Понятно — профессия. Портрет на стене — рисованная физиономия какого-то китайца, наверно, этого Вана-басурмана. Пара акварелей на китайскую тематику, красные амулеты на стенах… этот, как его… фэн-шуй.

В серванте, за стеклом фотография класса. Такая же, как у меня. Надо же… Она училась у нас всего два года, а фотку поставила именно из нашей школы.

Тут же еще один снимок. Вдвоем с подружкой на фоне пруда. Подружка, кстати, ничего…

В комнате полное отсутствие мужского начала. Нового виолончелиста не нашла. Или не хочет искать. Фэн-шуй не велит.

Ксюха сменила утренний гардероб на более яркий, но все же недостаточно фривольный. Хотя могла бы — фигура у неё вполне-вполне… Она аккуратно уложила волосы, подвела глаза. В общем, подготовилась к приему чрезвычайного и полномоченного посла органов. Но меня она не очень интересует, как женщина. Она же одноклассница. Хм… хотя Голубева тоже одноклассница…

— Ну что, Паша?

— Нормально. Я и не таких колол. Объяснил возможные варианты. Так, чисто на юридическом языке. Он судимый, врубился сразу.

— Это он флэшку взял?

— А ты сомневалась? Не домовой же. Одно плохо: толкнул ее спекулю какому-то.

— То есть… Её не найти?

— Попытаться можно, но шансов маловато.

Вот опять! Опять мой язык без костей! Нет, чтобы сказать: всё, нет у тебя больше флэшки, забудь! А то — «попытаться можно…» Идиот.

— А вы его посадите? — Веселову почему-то больше интересует судьба соседа, нежели судьба флэшки. Хотя понятно: хата освободится.

«Нет, мы его положим».

— А тебе как лучше?

— Ой, Паш… Даже не знаю. Если он больше не будет, тогда не надо. Жалко…

— Думаю, не будет… Хотя я бы посадил. Но раз не хочешь…

Только бы не передумала, а то ведь действительно сажать придется. А куда я его посажу? К себе в кладовку на цепь? Или в сортир?

— Но если что-то пропадет, сразу звони. Отправим в «Кресты».

— Куда звонить, в отдел?

— Нет-нет, я почти не сижу в кабинете. Только на мобильник.

Веселова сразу же забила мой номер в свою трубку.

— А ты был в «Крестах»?

— Конечно. И не раз. По работе.

Никто не сможет обвинить меня во лжи. Бывал. И, в общем-то, действительно по работе.

— И как там? Правду пишут, что условия ужасные?

— Ну, смотря для кого… Помню, случай был. Лето, жара, в хате плюс тридцать…

— Где?

— В камере. Ты извини, я иногда оговариваюсь. Сама понимаешь, с кем поведешься… Так вот, жара, короче. Авторитеты на последнем этаже контролерам бабла заслали, те им надувной бассейн приволокли. Прикинь? Литров на тысячу. Папики его надули, воды набрали, пальмы на стенках нарисовали и балдеют. Плавают, как на курорте. Один даже сигару закурил. Да сдуру по привычке о бассейн и затушил. Ну и всё, накрылось купание… Бассейн лопнул, вся вода хлынула вниз. Народ с нижнего этажа в двери ломится — думает, наводнение началось, «Кресты» в Неве тонут, как «Титаник» в океане… Говорят, неделю сохло. А, вообще-то, там, конечно, не сахар. По пятнадцать человек в пятиместном номере. Не празднично. Хорошо, если в обслугу попадешь — всё при деле. А просто сидеть — удавишься от скуки.

Веселова слушала внимательно, словно шпион радиошифровку из центра. Потом спохватилась:

— Ой, Паш… Я чай подогрела… Садись.

Она засуетилась, расставляя по столу чашки и блюдца.

Присели. Ксюха посмотрела на бутылку и как-то робко сказала:

— У меня вино есть.

— Я, вообще-то, на службе ни-ни, но сейчас можно. Смена закончилась.

Она достала бокалы, я откупорил бутылку и разлил сушнячок.

— С кем это ты? — кивнул я на фотографию за стеклом.

— С подругой, Катюхой. Это мой самый близкий человек. После мамы, конечно.

А у меня кто самый близкий? Кроме матери? Пустое множество, как говорят математики.

— Ну что, Ксюх, за встречу?

— За встречу, Паш… Я правда очень рада, что тебя встретила. Ты даже не представляешь, как…

Наутро я был возле станции метро.

Как вы уже поняли, не совсем по собственной воле.