Книга Пуля с Кавказа - Николай Свечин

– Ну, золотой разговор, – сразу согласился босяк. – Куда тебя вести-то? У нас тута четыре биллиардных, да и «мельницы»[39]имеются.

– Федька-Шулыкан говорил: «Попадёшь в Шуру – иди к Варданову, лучше его нет».

Шулыкан[40]был известный на Кавказе налётчик, сидевший сейчас под следствием в Ставрополе.

– Да ты Федьку знаешь?

– В Новом Черкасске на единой наре сидели.

– Федя мне, как брат! – заявил оборванец. – Когда он в Шуре, завсегда угостит! душа-человек. Пошли к Варданову. У Жоржика и всамделе хорошо, быдто мёдом намазано. Токмо ламышник-то наперёд отдай.

Алексей выдал монету.

– Зови меня Лыков.

– А я Гришка Хрипатый.

– Веди, Гришка, а то горнило аж жгёт, так кизлярки охота. И думай пока – никому тут скуржавые колья не нужны?[41]

– Скуржавые?

– Ну, почти… Однако работы хорошей, не отличить.

Хрипатый сделал важно-задумчивое лицо и некоторое время шёл молча, потом сказал:

– Надоть Павла Тёмкина спросить. Энтот беспременно знает – серьёзный мущщина.

За разговором они дошли до одноэтажного деревянного дома с мезонином, давно не крашенного. Дверь и окна биллиардной, по случаю жары, были распахнуты, изнутри доносились стук шаров и громкие голоса. Прямо поперёк входа лежал пьяный и храпел.

– Вот черти… – пробормотал Гришка, перешагивая через тело. – Перед приезжим человеком неудобство…

Внутри взору Лыкова открылся обыкновенный «пчельник»[42], каких он повидал уже не мало. Разве что, присутствовал кавказский колорит: половина посетителей были туземцы в разноцветных черкесках, а на стойке вместо водки и хлеба подавали кизлярку и чурек. Публика была очевидно нехорошая: воры, суровые громилы в войлочных шляпах и пьяные казаки. Прямо возле стойки Алексею попался высокий джигит со смоляной бородой и бешеным взглядом. Он глянул сверху на уруса крайне недоброжелательно, сказал что-то гортанное и отошёл в угол.

– Рожа, прости Господи… – пробормотал вполголоса Хрипатый, опасливо косясь на туземца. – Ты, Лыков, постой покуда, токмо тихонько, ни во что не ввязывайся. Здеся голову свинтят, и не заметишь, как. Купи себе для разгону чарку говядины да фунт вина… А я пошёл Тёмкина искать.

И исчез в задних комнатах. Коллежский асессор взял стакан кизлярки, отломил кусок чурека и прошёл в комнату, где шла игра. Страшный горец бурчал ему вслед что-то злое, но Лыков не обращал на него внимания.

Первый, кого он встретил у стола, оказался Сашка Мухортый! Он стоял в компании разбойного вида парней и о чём-то тихо им рассказывал. Увидев Лыкова, Сашка прервал разговор. Он подскочил, вперил в гостя подозрительный взгляд и скомандовал властно:

– А ну замри!

Алексей остановился, отхлебнул из стакана и спокойно ответил:

– Дыру только во мне не высмотри, а так не жалко.

Во время ареста Раковникова Сашка видел Лыкова всего несколько секунд, в горячке схватки, и, к тому же, загримированного; вряд ли он мог его сейчас опознать.

– Где я тебя видал?

Сыщик внимательно, но равнодушно рассмотрел бандита и пожал плечами:

– Ты встречал – ты и вспоминай. А я тебя вижу впервые.

И прошёл дальше в комнату. Присел на подоконник и принялся наблюдать за игрой, медленно откусывая чурек. Всё поведение Лыкова выказывало неподдельное спокойствие сильного человека.

Сашка Мухортый смотрел на него озадаченно, потом упрямо набычился и подошёл опять.

– Как звать?

– Зови меня Лыков.

– Какого занятия?

– Учу дураков уму-разуму. На хлеб хватает…

– В Семибашенном, случаем, не сидел?

Лыков отложил чурек, принялся загибать пальцы:

– В Семибашенном сидел, на Шпалерной сидел, Демидов проходил. В Москве в Бутырках сидел и на Камещиках.[43]Далее Нижегородский этапный двор, Казанская, Тобольская, Томская пересылки, Лунжанский рудник. Выбирай любую!

– Шайтан разберёт… – пробормотал Мухортый. – Ну, точно же я тебя видал! Лыков, Лыков… Не слыхал. Ты хоть фартовый?

– Я вольный человек. Служил в Питере у Анисима Петровича Лобова, ежели понимаешь, о ком речь.

– Как же! – воодушевился бандит. – Я и сам у него служил!

– А вот это легко проверить. Не всё тебе вопросы задавать. У Анисима Петровича два знатных батыря было. Одного звали Пересвет, а второго?

– Второй был Яша Челубей. Могутный парень!

– А офицера бывшего, что близко к Лобову стоял?

– Озябликов. Погоди, дай, и я тебя проверю. Кто в «Трёх Иванах», что на Лиговке, заправлял?

– Чулошников Прохор Демидыч. Брюхастый был мужчина…

– Ну, Лыков, тогда звиняй, и вот тебе красный угол! – сказал с чувством громила. – Зови меня Сашка Мухортый, как все кличут.

И вдруг всплеснул руками:

– А точно! Там я тебя и видал, в «Трёх Иванах»! Как вышибалу ихнего завалил, по ушам ему настучал. Ты тогда бороду носил. А Прохор Демидыч опосля увёл тебя вовнутрь. Было?

– Было. Тогда–то меня приметили и к Лобову и подвели. Мы с Челубеем в Сибирь потом пошли, «Этпаную цепочку» проверять. Этим и убереглись…

– Да, – вздохнул Судовиков. – Грохнули и Лобова, и Пересвета с Чулошниковым. Всех постреляли московские. За «короля» своего мстили, за Анчутку. И нету теперь в Питере главного.

– Говорят, осенью выборы будут, – понизил голос Лыков. – Без главного плохо. Раздрай идёт. В лесу и медведь архимандрит… Моя воля, я бы Раковникова выбрал. Вот орёл!

В глазах Мухортого что-то мелькнуло, и Алексей понял, что переиграл.

– Или Большого Сохатого, – поторопился добавить он. – Приятель мой. Потом Сашка Красный Туз серьёзный парень. Есть люди, есть…

– Пойдём, что покажу, – тронул Судовиков сыщика за плечо и, не оглядываясь, шагнул в коридор. Отмерял его весь, толкнул последнюю направо дверь и посторонился, пропуская Лыкова вперёд. Тот чуть замешкался на пороге. Мгновенно бандит сильно толкнул его сзади в спину, и Алексей буквально влетел в помещение.