Книга Жду ответа - Дэн Хаон

«Твой отец умер в гостиничном номере, — сказала она. — Его нашла горничная. Он остановился в „Холидей-Инн“. И не в Индианаполисе, а в Миннеаполисе. И если хочешь знать, он присутствовал на съезде Национальной гильдии гипнотизеров. Не устраивал никакого сеанса».

Она хлебнула кофе, резко вздернула голову, когда на кухню вошел Хейден в длинных трусах и футболке, только проснувшись, хотя уже было два часа дня.

«Ну-ну, — сказала она. — Только черта помянешь…»

Уже тогда Майлс стал понимать, что многие его «воспоминания» почерпнуты из рассказов Хейдена — брошенных в сознание зерен, из которых вырастали «события», «подробности» и «обстановка». Даже через много лет Майлс точней всего помнил последние минуты жизни отца в описанной Хейденом версии.

Оглядываясь назад, Майлс как бы жил двойной жизнью — рассказанной Хейденом и отдельной собственной жизнью более или менее нормального подростка. Пока Хейден все глубже погружался в мир прошлых жизней, который открыл для него мистер Бриз, замыкаясь все больше и больше, Майлс усердно учился в выпускном классе, играл в лакросс[16]в объединенной юниорской команде школы Хокен, где исполнял обязанности директора Марк Спейди. Пока Хейден проходил курс лечения и не спал по ночам, Майлс спокойно получал хорошие и удовлетворительные отметки, готовясь к экзамену на водительские права с Марком Спейди, пятясь задом в машине между оранжевыми конусами, расставленными на площадке, а Марк Спейди стоял в нескольких ярдах и предупреждал: «Осторожнее, Майлс, осторожнее!»

Тем временем жизнь Хейдена шла в другом направлении. Кошмары становились все ярче и ярче: пираты, кровавые битвы Гражданской войны, горящий сарай, где Бобби Берман играл со спичками и пламя высосало кислород у него из легких, — все это означало, что Хейден почти не спал. Мать устроила ему другую спальню в мансарде, где установили специальную кровать с лямками, завязывавшимися на запястьях и щиколотках, чтобы он не бродил, как лунатик, и во сне не покалечился. Иногда по ночам он выбивал ребром ладони стекла в кухонных окнах, заливая все кровью. Порой мать и Марк Спейди просыпались и видели, как он стоит над ними, размахивая молотком и что-то бормоча.

Значит, все это было не наказанием, а делалось ради его безопасности, ради общей безопасности, но Майлс удивлялся, что Хейден так охотно смирился с нововведениями. «Не переживай за меня, Майлс», — сказал он, хотя Майлс не совсем понимал, из-за чего должен переживать. В новой комнате Хейдена были видеоигры, кабельное телевидение, чему Майлс фактически слегка завидовал. Помнится, как они по вечерам лежали вместе в мансарде, запустив «Супер-Марио» на старой системе «Нинтендо», лежали бок о бок, каждый со своей игровой приставкой, уставившись в миниатюрный телеэкран на комоде.

«Не волнуйся, Майлс, — сказал Хейден. — Я обо всем позабочусь».

«Хорошо», — сказал Майлс.

Хейден уже прошел через «полный комплект» психиатров и психотерапевтов, по выражению матери. Получил разнообразные предписания. Оланзопин и галоперидол. Все это не имеет значения, сказал Хейден.

«Получается, никому не могу сказать правду, — сказал Хейден под бурчавшую в плеере музыку „Супер-Марио“. — Только с тобой можно поговорить, Майлс».

«Угу», — бросил Майлс, сосредоточившись главным образом на своем Марио, мечущемся на экране. Они вместе сидели под одеялом, и Хейден повернулся, ткнувшись в ногу Майлса ледяной ступней. Руки и ноги Хейдена всегда были бледными и холодными из-за плохого кровообращения, и он вечно совал их под одежду Майлса.

«Отвали! — крикнул Майлс, убитый в игре ядовитым грибом. — Ох! Смотри, что я из-за тебя наделал!»

А Хейден просто взглянул на него.

«Слушай внимательно, Майлс», — сказал он, когда на телеэкране возникла табличка «Игра окончена».

«Что?» — спросил он, и их взгляды встретились. По мнению Майлса, многозначительный взгляд Хейдена означал, что он должен понять.

«Я рассказал им про Марка Спейди, — сказал Хейден с легким вздохом. — Рассказал, кто такой Марк Спейди и что он с нами сделал».

«Ты о чем это?» — сказал Майлс, и Хейден вдруг вскинул глаза. В дверях стояла мать. Пришла пора спать, она явилась привязывать Хейдена к койке.

Наконец Майлс добрался до Калифорнии. Впервые за долгое время он узнал, где находится Хейден. Прошло четыре с лишним года. Майлс даже не представлял, как теперь выглядит Хейден, хотя, раз они близнецы, должно быть, по-прежнему сильно похож на него.

Был конец июня, им только что исполнилось по двадцать два года, их мать и Марк Спейди мертвы, Майлс, бросив колледж, метался с одной работы на другую. Он доехал по 70-му межштатному шоссе до центра Юты и свернул на 15-е к югу, к Лас-Вегасу.

Когда добрался до окраин Лос-Анджелеса, настало утро.

Рядом с Чайнатауном нашелся мотель, где проспал целый день на койке с тонким матрасом, при плотно закрытых шторах, не пропускающих калифорнийское солнце, под гул миниатюрного холодильника. Проснулся уже в сумерках, пошарил по тумбочке, нащупал ключи от машины, будильник, наконец, телефон.

— Да? — сказал Хейден. Трудно поверить, что он всего в нескольких милях. Майлс мысленно прочертил путь в окрестностях мимо Елисейских полей к Серебряному озеру — Силвер-Лейк. — Слушаю, — сказал Хейден. — Майлс?

И Майлс решился.

— Да, — сказал он. — Это я.

10

Кто-то влезает в твой компьютер и по крупицам собирает личную информацию.

Имя, фамилия, адрес и прочее; посещаемые во время блужданий по Интернету веб-сайты, имена пользователя и пароли, дата рождения, девичья фамилия матери, излюбленный цвет, блоги и новости, которые читаешь; вещи, которые покупаешь; номера кредиток, которые вводишь в базы данных…

Разумеется, все это не обязательно составляет тебя. Ты еще человек, индивидуум, обладающий душой и историей, друзьями, родственниками и коллегами по работе, которые тобой интересуются и могут за тебя поручиться: знают тебя в лицо, по голосу, знают, что ты за личность; ты видишь свою жизнь, как единую нить, уверенно разворачивающуюся историю, которую сам себе рассказываешь; просыпаешься, чувствуя себя вполне счастливым — довольным безмятежной повседневной жизнью, которая даже не осознается счастливой, протекает пустыми часами, занятыми простыми рутинными делами: принимаешь душ, наливаешь в чашку кофе, одеваешься, поворачиваешь ключ зажигания, едешь по улицам, столь знакомым, что даже не задумываешься, делая повороты и остановки, — хотя, да, ты еще существуешь, сознательно тормозишь на углу, крутишь руль и сворачиваешь налево с хайвея, даже не запоминая всех этих действий. Может быть, под гипнозом вспомнятся все эти мелочи, записанные в каком-то досье, бесполезно хранящемся в некоем неврологическом конторском хранилище. Разве это важно? В конце концов, ты еще ты во все эти часы и дни, ты еще одно целое…