Книга Маркиз и Жюстина - Олег Волховский

Со времен Мотекусомы I введена особая инаугурационная церемония – «мытье ног (в крови)», в ходе которой всякий новый тлатоани, начиная правление, приносил кровавые жертвы в честь племенного бога Уитсилопочтли, который считался воплощением Солнца. А для жертвоприношений нужны пленники. Поэтому перед инаугурацией ацтекские правители вели инаугурационные войны с целью захвата пленных.

В тысяча пятьсот семнадцатом году другой ацтекский правитель Мотекусома II начал войну против городов-государств Тлашкала и Уэшотцинко. Первая битва не принесла успеха. Разгневанный правитель приказал холодно, без почестей, встретить вернувшихся воинов. Но в новом сражении взяли в плен много людей, что служило критерием успеха, и тлатоани был доволен. Были устроены жертвоприношения пленников в честь богини плодородия Тонатцин, которые по жестокости превзошли все, что было ранее. Пленных разделили на три группы. Первых принесли в жертву традиционным способом: рассекли грудь и вырвали сердце. Вторым повезло меньше: обреченных сначала поджарили на жаровне, а потом, уже у полумертвых, вырвали сердца. Для третьих у храма Тонатцин построили эшафот со столбами. Пленников привязывали к ним и убивали стрелами. Тлашкальцы и уэшотцинки были потрясены жестокостью, они тоже практиковали человеческие жертвоприношения, но считали, что пленник должен умирать на жертвенном камне не мучительной смертью (это не казнь), а легко и быстро. Действительно, зачем? Если нужна кровь, чтобы оросить землю для повышения плодородия или накормить Солнце, и сердце, чтобы поддержать жизнь божества, какой смысл в столбах, стрелах и жаровнях?

Зачем? Чтобы смотреть на это горящими глазами, чтобы чаще билось сердце и учащалось дыхание, чтобы наслаждаться мучениями жертв.

В отместку уэшотцинки направили в Теночтитлан лазутчиков, которые ночью сожгли храм кровожадной богини.

Тлашкальцы тоже не остались в долгу. Три года спустя они поддержали испанцев, а в 1521 году Теночтитлан был взят, множество домов разрушено, а хранилище с рукописями сожжено. Последний ацтекский тлатоани Куаутемок был захвачен в плен. Он готовился к смерти, но испанцы долго пытали его, надеясь выведать, где спрятано ацтекское золото. Ничего не добились. Тогда они обвинили бывшего правителя в попытке поднять восстание, и он был повешен, а тело сожжено. Так погибла империя ацтеков.

Кабош

Илья Полевич – старый знакомец и регулярно пользуется услугами клиники. Телевизионщик. Хотя я бы предпочел газетчика. Зато неравнодушен к выборам.

Я нанес ему на лицо метки. Именно здесь, в этих точках, следует сделать инъекции ботокса[10], чтобы морщины максимально разгладились.

– Полгода продержится? – спрашивает Илья.

– Полгода и продержится. Больше тридцатника никто не даст.

– Лады.

– Слушай, ты знаешь такого депутата Пеотровского?

– Сволочь-то эту? Знаю.

– И как?

– Да никак. Постоянный представитель партии власти. Каждый раз разной, но всегда власти. Много их таких! Пока на плаву. Серега, а тебе-то зачем? С каких это пор ты политикой заинтересовался?

– Случайно. У меня интересный материал есть про этого Пеотровского.

Полевич напрягся, как собака, почуявшая зайца.

– Какого рода материал?

– Дневник его дочери.

– Педофилия?

– Увы! Не так круто… Она была из нашей тусовки.

Илья в курсе моих нетрадиционных сексуальный предпочтений, но, как человек творческий и умный, относится к ним с завидным спокойствием (у всех свои тараканы!) и даже причастным интересом (хоть бы раз на вечеринку позвал!).

– Ага! Для обывателя сойдет. Подать надо правильным образом. Почему «была»?

– Умерла. Острая коронарная недостаточность. Но господин Пеотровский обвиняет ее мужа в убийстве.

– Еще интереснее. Успешно обвиняет?

– Человек в тюрьме.

– Друг твой?

– Да.

– Знаешь… Мы ведь его партию поддерживаем…

– А из газетчиков кто-нибудь? Неужели не клюнут?

– Должны. Есть у меня на примете… Материал, как я понимаю, бесплатный?

– Благотворительность!

Он рассмеялся.

– Нет, я интересуюсь, оплатит ли кто-нибудь публикацию.

– Разве во время предвыборной кампании это не поднимет тиражи?

– Может быть. Ладно, посодействую. Но ничего не обещаю.

– Сколько это может стоить?

– Не бери в голову! Здесь и спонсора найти не проблема!

«Идиот!» – сказал я себе, когда он ушел. Ну зачем раньше времени помянул Маркиза и дал понять, что заинтересован в публикации? Надо было сыграть продавца, а не покупателя.

Вздохнул. Выглянул в окно. Там ждало черное «Ауди» Джин.

Спустился вниз. Джин вышла из машины и открыла дверь.

– Садитесь, Господин.

Я кивнул.

Вообще-то я люблю водить машину, но последние несколько дней дергаюсь и нервничаю. Пару раз чуть не влетел в аварию. А тут Джин, наконец, получила из ремонта свою любимую тачку и вызвалась поработать моим личным шофером. Честно говоря, я рад. Вести машину – тоже работа, когда голова забита ментами и адвокатами, лучше спокойно откинуться на сиденье и позволить себя везти. Я согласился. Джин просто счастлива (ну теперь не разобьется «драгоценный Господин»).

Она вопросительно смотрит на меня.

– На дачу, – говорю я. – Готова?

– Да, Господин.

Джин – хозяйка мелкой риелторской фирмы. Дела идут не ахти как, но на хлеб с маслом и икоркой хватает. А где-то у истоков трудовой биографии лежит мертвым грузом незаконченное медицинское образование. Впрочем, не совсем мертвым. А иголки?

Руководящие должности далеко не так характерны для мазохистов, как принято думать. Типичный стереотип: приходит с работы большой начальник (начальница), становится на колени перед каким-нибудь мелким клерком и делает земной поклон, вытянув вперед руки: «Здравствуйте, Господин!»

Реально роли в жизни и в Теме не так уж сильно различаются. Тот, кто руководит на работе, и в Теме в большинстве случаев Топ. Мазохисты более склонны к интеллектуальной деятельности или принятию ответственных решений, при этом оставаясь на вторых ролях. Например, работать аналитиком в банке, как Жюстина. Самая мазохистская должность.

Впрочем, Джин – свитч. Приятно иметь рабыней бывшую госпожу. Тешит самолюбие.

Мы подъехали к дому. Я вышел из машины, Джин поставила ее в гараж. Холодно. Снег лежит на верхушках сосен.

Я поднялся по лестнице, Джин за мной, на шаг сзади.