Книга Клиника жертвы - Мария Воронова

«Эх, жаль я не врач, – подумалось ему, – в две секунды пресек бы этот бардак».

– Сейчас к вам поднимут двух бабушек! – кричал травматолог в телефон. – У одной бабушки подозрение на перелом позвоночника, ей нужен щит!

– А второй бабушке – меч, – вполголоса заметил Нейман, и как-то сразу всех успокоил.

Травматолог составил план диагностики, выделил первоочередные мероприятия, реаниматолог соизволил принять одного непонятного больного до выяснения обстоятельств, и даже Холмогоров взял пациента с резаной раной головы. Получив четкие инструкции, бодро заработали и сестры. Паники не случилось.

С тех пор его стали звать в приемное отделение, если случалась нештатная ситуация: массовое поступление, буйный больной, драка. Нейман сам удивлялся, откуда такая популярность. Наверное, за много лет службы на лодке он насытился особой энергией спокойствия в опасности и теперь автоматически ею делился.

Дора почти на бегу приняла у мужа пакет с ужином:

– Не ждите меня, я на аппендицит, больной на столе… Что за день сегодня такой, ни разу не присела!

– Устала, Досенька? – Глеб придержал ее, обнял прямо в коридоре.

– Да нет… Ты меня знаешь, я лучше три аппендицита подряд сделаю, чем буду лечить всяких истеричек и старушек. Господи, как они надоели… Чуть стрельнет или кольнет, сразу верхом на «скорой» мчатся в приемное на консультацию хирурга. И потом их домой не отправишь: положите в больницу, да и все тут! Начинаешь историю писать, так рука отсохнет, пока все их болячки перечислишь. Так что аппендицит – просто музыкальная пауза по сравнению вот с этим вот. – Дора широко повела рукой, указывая на длинную очередь, состоящую действительно почти целиком из бабушек. – Все, я побежала, а вы зайдите к нам в дежурку, Лорик вам чаю даст.

Нейман удивился: Лариса Анатольевна была сменщицей Доры, значит, сегодня не должна быть на работе. Оказалось, несчастная женщина корпит над отчетом для подтверждения категории, они застали ее среди горы медицинских документов, мучительно считающей в столбик на клочке бумаги.

Увидев их, Лариса обрадовалась, мгновенно убрала журналы и захлопотала насчет чая. Владимир Валентинович знал, что она очень близка с Комиссаровыми, как шутила Дора, тройная ковалентная связь. Жена работает вместе с женой, муж – первый заместитель мужа, и обе семьи живут на одной лестничной клетке. Глеб держался с ней почти как с сестрой.

Нейман устроился на диване и залюбовался ею. Таких женщин скорее можно встретить на старинных дореволюционных фотографиях, чем в жизни. По современным меркам Лариса, наверное, не считалась красавицей, но ее спокойное лицо с правильными немного крупноватыми чертами просто завораживало Владимира Валентиновича. От нее исходило какое-то особенное сияние душевной чистоты и покоя. Нейману почти физически было приятно ее присутствие. Так, наверное, озябшему человеку бывает хорошо погреться возле огня.

Если бы ему предложили угадать профессию Ларисы Анатольевны, до хирурга он никогда бы не додумался. У нее была очень мягкая, даже застенчивая манера общения. Разговаривая, она невольно повышала голос к концу каждой фразы, придавая ей вопросительную интонацию, и улыбалась чуть смущенно. Но, понимал Нейман, застенчивость эта была особая, так ведут себя очень красивые женщины, понимая, что им незачем кричать, чтобы привлечь к себе внимание, или умные люди, стесняющиеся, что им приходится озвучивать очевидные вещи.

Вот Дора – энергичная, резкая, решительная, «резать к чертовой матери, не дожидаясь перитонита» – была типичным представителем этой суровой профессии, а Ларису Нейман не представлял со скальпелем в руках.

Он бы влюбился в нее, но, во-первых, она была счастливо замужем, а главное – его сердце уже занято мужененавистницей Кристиной. Владимир Валентинович не считал себя вправе менять возлюбленных как перчатки, даже если эти дамы и не отвечают ему взаимностью. Ветреником он никогда не был.

Приготовив чай, Лариса извинилась, надела халат и пошла принимать больных.

– Немножко помогу, – улыбнулась она. – А то бабульки взбесятся от ожидания, и когда Дора выйдет из операционной, порвут ее на кусочки. Хоть колики раскидаю, и то дело.

Друзья почувствовали себя неуютно: гонять чаи, когда все вокруг работают, – не самое приятное занятие.

– Глеб, ты ходишь по городу запросто, без охраны… Не боишься? – спросил Нейман, когда они проходили мимо ночного клуба.

– Ну, если я не могу навести порядок в своем городе и у меня по улицам спокойно разгуливают наркоманы с ножами, будет только справедливо, если они зарежут именно меня.

– Я не в смысле убийства. Тебя все знают в лицо, неужели не привязываются на улице?

– Как видишь, нет.

– Сейчас вечер, темно, и народу мало. А днем? Граждане просто не должны давать тебе проходу.

Глеб пожал плечами:

– С какой стати? Я соблюдаю закон, все, что кому положено, выдаю. Например, идет старушка. В кошельке у нее пенсия, идет она по вычищенной от снега дороге, если, не дай бог, все же поскользнется и сломает ногу, к ней быстро приедет «скорая» и отвезет в больницу, где она получит нормальную помощь. Сын ее получил жилье, сколько ему полагалось, а внучка учится в нормальной школе, ходит в кружок бальных танцев за пятьсот рублей в месяц, а летом дышит воздухом на выделенном мэрией садовом участке. Что она хочет мне сказать? Здравствуйте, товарищ мэр! И я отвечу: здравия желаю, товарищ старушка! И мы разойдемся, довольные друг другом.

– Неужели все так благостно?

– Нет, конечно. Проблем хватает, но люди видят, что я над ними работаю. Кроме того, каждый гражданин может ко мне обратиться лично, в приемные часы, или по Интернету. У меня свой сайт, на котором я отслеживаю все комментарии. Эх, Володя, как жаль, что я не знал о твоем переселении к нам! Обязательно предложил бы тебе должность!

– Какой из меня чиновник!

– Нормальный! – отрезал Глеб.

Это был уже не первый разговор на эту тему. Комиссаров активно переманивал Владимира Валентиновича к себе, но тот не поддавался. Считал, что нужен людям на своем месте, а потом, ему все же очень нравилась Кристина Петровна…

– Глеб, еще Лев Толстой отметил, что военная служба – это в первую очередь безделье. За тридцать лет я так привык валять дурака, что могу действовать только в экстремальной обстановке, – отшутился Нейман. – Да и разве у тебя плохая команда?

– Да нет, ничего… – протянул Глеб без особого энтузиазма.

Нейман сочувственно вздохнул. Командир лодки – особая должность. Ты царь и бог для своих подчиненных, и не потому, что такой умный, просто нет физической возможности получать в боевой обстановке приказы от вышестоящего начальства. И каким бы ни был твой подчиненный, он обязан выполнить твой приказ. Всякие там демократии, коллегиальность и прочий плюрализм оставались для Владимира Валентиновича terra incognita. Он понимал Глеба, которому, наверное, тяжело пришлось на первых порах – не только привыкать к новому стилю руководства, но еще и вникать в личностные особенности сотрудников.