Книга Утерянный рай - Александр Лапин

И, оставляя взлохмаченный травный след, сбивая босыми ногами прозрачные капли росы, пошел к озеру. Там стоял на светло-прозрачной глади привязанный к дереву плот. Вчера они его собрали. Местный егерь помог найти сухую лесину в основание. С помощью лошадиных и собственных мускулов стащили ее к воде. К лесине прикрепили поперечины из тонкого сухостоя. К этому скелету увязали четырнадцать ЗиЛовских камер. Туго-туго накачали их насосами.

Сверху настелили брезентовую палубу. На корме положили длинные шесты для управления.

Шурка взял с плота зеленый чайник, аккуратно обмазал его желтой глиной, набрал воды. После этого постоял в нерешительности на берегу, поежился, представляя холодную воду, и все-таки решил искупаться.

Ощущение полной растерянности и безнадежности владело им в эти минуты. Признание Андрея полностью разрушило те воздушные замки и мечты, что бессонными ночами строил он. Рано или поздно развяжется узел. И если Галка заметила и поняла, как он смотрит на нее, то тогда… У него дыхание останавливалось, едва он представлял себе, что тогда… В этом случае будущее виделось ему как вечное счастье. Одна радость, и ничего больше. Теперь же. «Разве может он, всегда бывший душой компании, перейти дорогу своему другу? Никогда».

И ему остается только желать им счастья. Зажать сердце в кулак и молчать, опуская глаза при встрече с нею.

Еще вчера он присмотрел хорошее местечко. Громадный пятнисто-серый от лишайников и мха валун торчал из глубины недалеко от берега.

Дубравин сбросил мешковато-плотные, смоченные снизу росой и оттого задубевшие брюки, рубашку и, краснокожий, могучий, остался в одних темно-синих плавках.

От озера пахнуло глубинной прохладой. Он поежился, побежал к камню. На ходу поднял плотную белую гальку, вспомнил примету: перевезет дедка бабку на тот берег – быть чему-то хорошему. Сбудутся желания.

Метнул. Галька, булькнув, сразу пошла ко дну. Но у Шурки был упрямый характер. «Ах так, ну-ка еще раз, будет», – решил он и, схватив другой камешек, швырнул.

«Бабка» с брызгами восемь раз отскочила от поверхности воды, оставляя разбегающиеся круги, потом скользнула катерком по глади и звякнула о прибрежные камни.

Шурка влез на обкатанный валун, ступнями ног чувствуя его холодок и шероховатость. Сверху глянул в призрачную, темнеющую глубину воды. Там со дна к поверхности, покачиваясь, тянулись темно-зеленые косы водорослей, между которыми молниями скользили стайки мелких рыбешек.

У противоположного берега с плеском выскочил из воды сазан. Потом ближе затрепетал в воздухе серебристым хвостом второй.

Разноголосый птичий хор, устроившийся на деревьях, словно ждал этих сигналов. Неожиданно неистово грянул он свой гимн солнцу и утру. Птицы пели, старательно вытягивая клювики, перелетали с ветки на ветку, и от этого казалось, будто сами деревья машут ветвями, встречая новый день.

«Как же надо любить жизнь, – подумал Дубравин, – чтобы каждый день встречать ее вот так, с песней!» И, собравшись с духом, сильно оттолкнувшись вверх, а в высшей точке полета переломившись, он колом вошел в темную глубину.

Каждую клеточку блаженно обожгла прохлада. Вода будоражила и пьянила. Он дотянул до самого дна. Сердце бешено заколотилось от глубины, в ушах заболело. Он оттолкнулся и стрелой, прорезая светлеющую к поверхности воду, вылетел на воздух. Отдышавшись, поплыл саженками, сильно хлопая ладонями, в мелкий заливчик, где теплее вода.

А по поляне уже скользили косые длинные лучи восходящего солнца. У поющего на все голоса дерева стояла в зеленом купальнике и венке из голубых лесных цветов Галинка Озерова. Она оглянулась на поднятый им шум, увидела подплывающего Дубравина, смущенно улыбнулась, показала ему язык и убежала.

У Шурки, как он ее увидел, сердце сразу стукнуло с перебоем, а потом будто сорвалось, заторопилось. Ему стало тепло и радостно. Он постоял, потоптался в мелкой воде, унимая шальную радость. Потом прошел вдоль берега, нашел хорошее местечко. Блаженствовал, лежа на спине в теплой мелкой воде. Чувствовал, как от затылка к пяткам по течению щекотно перекатываются пузырьки воздуха и песчинки.

«Эх, сейчас бы пойти к ней и все сказать сразу! Прекратить это мучение. Быть рядом и молчать… А как же Андрей? Как друзья? Что они скажут? Предал друга, который тебе доверился. Но я же не виноват, что тоже не могу жить без нее. Ладно, видно, судьба моя такая – молчать и терпеть. А как она ко мне относится? Может, она меня и знать не хочет. Действительно. Никаких отношений у нас нет. Разве что вместе сидели когда-то за одной партой. Так это было в детстве. Вот загадка. Нравлюсь ли я ей?»

XXI

Ребята оттолкнули плот. Серебристая, волнующаяся полоска воды между зеленым берегом и черным толстым боком плота стала расширяться. Джуля забегал по краю, царапал когтями, скулил. Дубравин подозвал его к себе, посадил.

Первые километры тяжелое сооружение шло туго. Камеры то и дело скребли по камням или шуршали на песчаных отмелях. Тогда парни спрыгивали прямо в воду – бурлачили. Но вырвавшаяся из озера река постепенно набирала силу, и скоро плот ходко пошел по чистой воде.

На крутых берегах зеленел лес. Корни деревьев выглядывали из подмытых обрывов. Бессильными мохнатыми щупальцами тянулись к воде. Сразу от берега начинались непроходимые заросли. Какое-то фантастическое сплетение густых зонтиков папоротников, кустов боярышника, кизила. Там и сям бугрили, пенили воду упавшие в реку и застрявшие на отмелях рукастые стволы деревьев. Тонкие тростинки залитого на стремнинах камыша трепетали, упруго гнулись под напором течения.

Не раз и не два в узких местах, где вода ревела и неслась со скоростью хорошего скакуна, все ребята брались за длинные жерди и отталкивали набегавший прямо на плот берег.

После обеда они вышли на большую спокойную воду.

Толик Казаков лежал на самом краю плота и сквозь ресницы разглядывал окрестности.

Они находились сейчас в самом, наверное, широком месте, где Гульба разлилась по прибрежным лугам, подступила к лесу. Поэтому Казаков видел сверху сквозь прозрачную воду корни деревьев, затопленную траву.

Потом он приподнял голову, и прозрачность исчезла. Поверхность реки отразила лучи солнца, засверкала водным зеркалом, в котором отразились плывущие по небу белые облака, прибрежные скалы, ветвистые кроны деревьев.

Рядом встрепенулся Андрей Франк. Его остренькая треугольная физиономия выразила досаду. Он легко вскочил, пошел к ребятам на корме.

– Ну и куда вы рулите? Надо держать ближе к тому берегу, выходить на струю. Иначе мы будем тут барахтаться до обеда!

– Да бы был мотор… – оправдываясь, возразил Вовуля, – мы бы за час тут промчались. А так попробуй вырулить. Несет как придется.

– Да бросьте вы, мотор, мотор! Не туда вам мама руки пришила! Дай мне! Я покажу, как надо рулить!