Книга Дети Белой Богини - Наталья Андреева

- Да что же это такое творится! Я прямо не знаю, что и думать! Федор-то опять запьет! Он как в кабинет вошел...

Вспомнил, что сторож Федор - ее муж. Зна­чит, Федор видел тело Маши. Причитая, баба Таня спустилась с крыльца и выплеснула из ведра гряз­ную воду. Он машинально отметил, что вода ка­кого-то странного цвета. Грязно-розовая. И толь­ко когда санитарка ушла, сообразил, что это кровь. С пола смывали кровь. Это могла быть только кровь Маши. Сердце, притихшее было, вновь жа­лобно заныло...

ПРИБЫВАЮЩАЯ ЛУНА

День первый

ТОЛЬКО ЧЕРЕЗ НЕДЕЛЮ ОН НЕМНОГО пришел в себя. Миновали ноябрьские праздники, а он их даже не заметил. До праздника ли. Горе, великое горе. Герман оказался прав, визит к ро­дителям Маши дался нелегко. Да что там - не­легко! Как все, оказавшиеся на ее месте, Капитолина Григорьевна во всем винила зятя. Мол, из-за него Маша так надрывалась на работе, дежу­рила ночами в больнице, где ее и убили. Чувствуя свою вину, он и не возражал. Молча курил, зап­рещать уже было некому.

- Как же нам теперь, а? - причитала Капитолина Григорьевна. - Похоронить по-человечески до сих пор не можем. Как же это?

- Надо ждать, - хмуро сказал он.

- Чего ж еще ждать? Чего ждать-то?

- Идет следствие, надо найти убийцу.

- Ну найдут, что с того? — всхлипнула Капи-толина Григорьевна. У нее просто больше не было сил плакать. - Машеньку не вернешь. Ты бы схо­дил к этому своему...

- К кому?

- К Герману Георгиевичу. Отдали бы нам Ма­шеньку, а? Саша?

- Да ведь нельзя, как вы не понимаете! По делу идет следствие!

- По делу... Убийство жены для тебя, значит, дело. Значит, не любил ты ее. Я знала, говорила -не связывайся ты с ним...

- Да замолчите вы, наконец! - не выдержал он. - Хорошо, я попрошу следователя Горанина.

Не удивился, когда просьбе выдать как мож­но скорее тело Маши Герман откровенно обрадо­вался;

- О чем разговор! Вскрытие было, акт состав­лен, судебно-медицинская экспертиза сделала окончательное заключение. Дальше уже моя ра­бота. Сделаю все, что могу.

А Герман может все. Но чего он так суетится? Завьялов спросил:

- Как идет следствие? Что ты выяснил?

- Да почти что ничего, — неохотно сказал Горанин. - Судмедэксперт ничем не порадовал, раз­ве что время смерти уточнил. Но все у него с ого­ворками, ты же его знаешь. Проникающее ране­ние в височной области послужило причиной мгновенной смерти. Орудие убийства так и не найдено. Видимо, преступник унес его с собой.

Отпечатков пальцев много: сам понимаешь, сколько народу бывает в кабинете старшей сест­ры. Больные, медперсонал, да и просто знакомые. Уж очень общительная женщина старшая сест­ра. Зафиксировали отпечатки, проверили по картотеке. Пока ничего. Мы все отработали, как по­лагается. Не сомневайся.

Не сомневался он только в одном: Горанин сознательно тормозит следствие. Что ж, придет­ся самому. И вечером он пошел к сторожу. Но в больнице его не оказалось. Никто и не ожидал, что он объявится. Баба Таня оказалась права: пос­ле, случившегося в больнице ее муж запил. Вот уже несколько дней не появлялся на работе, и первым делом она начала жаловаться и причитать.

- А можно мне с ним поговорить? - спросил Завьялов.

- Да что с ним говорить-то, — махнула рукой санитарка. - Он ни мычит, ни телится. Я вот сей­час закончу, и поеду. Глаза б мои не видели за­разу!

- А мне с вами можно?

- Приезжай-ка ты лучше завтра, Сашенька, ежели уж так надо. Сегодня толку не будет, я его утром добудиться не смогла. В запое ирод. От нервов, говорит. А какие у него нервы? Дубиной не убьешь, вот какие нервы.

- А куда приезжать?

Оказывается, жили баба Таня и Федор в не­большом сельце, в двух остановках от N. При­шлось утром сесть на рейсовый автобус и ехать за город, ежась от холода. Зима уже пришла, но предпочитала оставаться невидимкой. Снега не было, но был мороз! Голые деревья сиротливо ежились под пронизывающим ветром. От скуки Александр разглядывал надписи на спинке пере­днего сиденья. Нацарапанные ключом, гвоздем, монетой, словом, тем, что оказалось под рукой. Подростки спешили увековечить названия род­ных деревень и .имена своих любимых. И сооб­щить всем остальным, что такая-то дура, а такой-то казел. Через букву «а». Кто-то переживал бур­ную love, кто-то не мог смириться с поражением футбольного клуба, за который болел. Простужен­ная кондукторша дремала, прислонившись к пе­регородке, отделяющей кабину водителя. Боль­шинство пассажиров были женского пола и пре­клонного возраста. С сумками, с котомками, в которых гремели пустые бидоны. Деревенские возили в город молоко, овощи, яйца да яблоки зимних сортов, которые размягчились в лежке, а до того были, как дерево. Он ловил косые взгля­ды, чувствуя себя белой вороной - без сумок, в кепке, в ботинках, низеньких, совсем не по-дере­венски. Наконец, соседка не выдержала:

- Ты откудова будешь, милок? Не из Гатного? Вроде, одет по-городскому. А лицо мне твое зна­комо.

- Я страховой агент, бабушка. Из города.

- Агент... - протянула бабуля, делая ударение на Первый слог. - Сколь будет дом-то застрахо­вать?

- Смотря какой дом. Если хотите, я к вам заеду.

Подумал вдруг, что работа страхового агента -хорошее прикрытие. Можно ходить по домам, расспрашивать людей и объяснить свою празд­ность среди белого дня, если возникнет на то по­требность. Он не гуляет, а работает. Бездельни­ков никто не любит. Вот и бабушка подобрела. Пообещав заехать к ним в село, сошел на следу­ющей остановке. Диалог все в автобусе слыша­ли, теперь никто не смотрел на него с подозрени­ем. Это в большом городе ни до кого нет дела, а в сельской местности каждое новое лицо - пища для разговоров на целый год.

Первым делом он огляделся. Бывал в сель­це и раньше, но ни родственников, ни знако­мых там не имел. Знал, что есть на окраине боль­шой пруд в окружении плакучих ив, где хорошо берет карась. Городские частенько рыбачили здесь, а потом стояли на рынке с уловом. Но на дворе ноябрь, карась больше не брал, и все жда­ли, когда устоится лед на реке и начнется зим­няя рыбалка. С неба сыпалась белая колючая крупа. Он сверился с номерами домов, не спеша побрел вдоль забора. Невольно сравнивал сель­цо с городом, находящимся всего в десяти кило­метрах.

Жители города N в большинстве своем были людьми небогатыми. Городской рынок держал цены на уровне, доступном населению. За доро­гим пожалуйте в столицу. У кого деньги есть. Он бывал в Москве и понимал, что N - такая глубин­ка, куда свет столичного солнца доходит едва-едва. И с опозданием на целую вечность. Но для деревенских N - центр цивилизации, солнце пер­сонального значения, предмет зависти и вожде­ления.

Дело не в убогости села. Дома стояли кирпич­ные, добротные. Построенные еще в те времена, когда здешний передовой колхоз гремел на всю область. Во дворах мычали коровы, квохтали куры. Погреба были доверху забиты картошкой и прочими овощами, в ряд стояли банки с соле­ньями и вареньями. Денег не видели, жили под­собным хозяйством, столы на праздники собира­ли простые, но сытные. И пили при этом в ус-мерть. От скуки. А чем еще заняться? Праздник же! В сельском клубе каждую субботу бывала дис­котека, неизменно заканчивающаяся дракой. Единственная асфальтированная улица вела туда, к клубу. Но каждый год все меньше и меньше юношей и девушек собирались там, все норови­ли уехать в город. Сумевшие перебраться в N на постоянное житье гордились этим неимоверно и на односельчан смотрели свысока. Молодежь вожделела к городу, потому что нравы там были свободнее, круг общения шире, музыка громче, магазины больше. На развлечения город гораздо щедрее, чем деревня, и работа там более легкая. Туда все-таки доходили крупицы солнечного света, ритмы другой жизни...