Книга Здравствуй, груздь! - Екатерина Вильмонт

Приняв это мудрое решение, она стала собираться на работу.

– Ангелина Викторовна, можно к вам?

– Заходи! Что у тебя? – не слишком приветливоспросила она.

– Мама просила узнать, вы сегодня придете, не забыли?

– А, нет, не забыла, но я уж сказала маме, что не знаю,у меня в семь встреча.

– Ангелина Викторовна, ну пожалуйста, приходите! Мнеэто очень важно!

– Важно, да почему? – удивилась Ангелина.

– Я суеверная! Вы так искренне пожелали мне счастьятам, во Франкфурте, и бусы подарили тоже на счастье, и буквально в тот же деньвсе сбылось… Пожалуйста, приходите!

– Сядь, Мака.

Мака села на краешек стула.

– Послушай, ты уверена в том, что это счастье?

– Да! Конечно!

Ангелина хотела сказать ей, что не стоит спешить, что лучшебы подойти поосновательнее к такому важному шагу, а потом решила – не стоит!Разве можно объяснить этой девочке, что счастье штука призрачная, чтосчастливой можно чувствовать себя какое-то время, да и то лишь тогда, когда тыготова к разочарованию, ждешь его, а оно не наступает… Но этого объяснить нельзя,тем более когда в глазах у девчонки такое сияние.

– Ну и хорошо. Я еще раз желаю тебе счастья. От всейдуши. А теперь скажи, когда сдаешь верстку?

– Юрьева? Уже сдала.

– Умница! Тогда иди.

– Но вы придете?

– Я постараюсь.

…Федор Васильевич был раздражен до крайности. Он всегдараздражался, если ему предстояло какое-то мероприятие, куда необходимо надеватьрубашку с галстуком, а Мака слезно просила его одеться именно так, посколькубабушка и мама придают этому значение. Да и вообще, роль жениха на смотринахказалась ему донельзя глупой. Но как говорится, назвался груздем… А он сам этимгруздем назвался, никто не неволил, и вот теперь, Федор Васильевич, извольтелезть в кузов. Вы же не Подколесин, в конце-то концов, чтобы в окошковыпрыгивать. Во всем виновато яблочное вино, черт бы его побрал. Это Владька,сволочь, посоветовал идти в тот кабак… Может, если б не это вино, ничего бы ине было. Жил бы себе спокойно, приударил бы за Ангелиной с ее дивнымилодыжками… Тьфу! Что за мысли! Он вспомнил восторженные, сияющие глаза Маки, иему стало стыдно. Такая прелестная девочка, из нее выйдет отличная жена.Ничего, надо просто обаять сегодня будущую тещу, найти верный тон – и порядок.В конце концов, даже галстук можно как-то обыграть и снять его, к чертовой бабушке;вы же умеете, Федор Васильевич, Бог вас не обделил чувством юмора, и еслибудущие родственники окажутся тоже не лишены этого чувства, то все сойдетотлично. Там, правда, есть еще какой-то папа, но это все потом. Будемпереживать неприятности по мере их поступления, а неприятность в виде Макиногопапы поступит к нам еще не скоро, папа строит туннель в Испании, кажется. Вот ихорошо. А теща моя ровесница, мы найдем общий язык. Мака говорила, что мамаобожает Битлов. Я в юности тоже отдал дань битломании, вот и отлично, споем стещей «Йестердэй», и хорошо! И прекрасно! Надо еще купить цветы, Дуськанастаивала… Но разумеется, один букет! А что, может, все сложится удачно, искоро я стану солидным, женатым человеком, и жена у меня будет милая, хорошенькая,молодая. У нее куча достоинств, а недостатков я пока не разглядел, разве чтолодыжки толстоваты…

– Мака, прекрати метаться, – потребовала бабушкаЖанна Эдуардовна. – Придет твой жених, никуда не денется!

– Понимаю, баб, но я же волнуюсь…

– Волноваться – это теперь твой удел! Выходишь замуж заживого классика, – с легкой насмешкой произнесла Жанна Эдуардовна.

– Бабушка!

Но тут позвонили в дверь – и Мака бросилась открывать. Этопришла ее лучшая подруга Алина, суперсовременная девица. Под экстравагантной внешностью– волосы лилового оттенка, стоящие дыбом, разной длины рукава и штанины, ималенькие металлические очочки на хорошеньком носике – скрывалась нежная,интеллигентная девушка, которую в семье Маки все любили.

– Боже мой, Алина, что с твоими брюками! –всплеснула руками бабушка. – Это так надо?

– Конечно, Жанна Эдуардовна! Видите, левый рукав иправая штанина короче. Асимметричная симметрия или симметричная асимметрия, каквам больше нравится.

– Это что, так модно?

– Если пока немодно, то скоро будет! – Алина быланачинающим модельером и предпочитала авангардные идеи. – Но клево же,согласитесь?

– По крайней мере, занятно, – рассмеялась ЖаннаЭдуардовна. – А ты-то замуж не собираешься?

– Да кто возьмет замуж такую асимметричнуюдевушку? – хихикнула Алина. – Да и зачем мне замуж? Инстинктыудовлетворять можно и в свободном полете.

– Боже мой, я живу на свете почти восемьдесят лет, и,сколько себя помню, разговоры об инстинктах велись всегда, а потом самые ярыеприверженцы свободной любви взрослели, стремились создать семью, завести детей– и это прекрасно. Ты тоже, поверь, лет через десять с восторгом будешьнянчиться с детишками.

– Через десять лет? Возможно, ведь тогда я уже будустарухой…

– Не могу слушать эту ахинею! Старухой она будет! Вотчто, чем болтать чепуху, разложи лучше салфетки на столе.

– Знаете, кажется, крахмальные салфетки существуюттолько в вашем доме, ну и у олигархов, наверное, но я к ним пока не вхожа!

– Ах пока? Вот и учись…

– Приехал! – закричала Мака, не отлипавшая отокна. – Бабушка, приехал! С цветами!

– Не хватало еще, чтобы он в такой день и по такомуслучаю явился без цветов!

– Знаете, Жанна Эдуардовна, этот роман века простоотвал башки! Сорок четыре года! Морщины и вообще… Дура ты, Мака!

– Много ты понимаешь! – фыркнула Мака, поправилаперед зеркалом свои рыжие кудряшки и ринулась открывать. – Федя!

– Привет, солнышко!

В прихожей пока никого, кроме них, не было, и Мака, став нацыпочки, его поцеловала. От нее приятно пахло ванилью. То ли пирог пекла, то лидухи такие…

Но тут в прихожую выглянула Мария Дмитриевна:

– Добрый вечер, Федор Васильевич.

– Да, добрый… – пробормотал Федор. Он былнесколько смущен. – Вот возьмите, это вам. – Он сунул ей большойбукет белых роз. Так ему посоветовала Дуська.

– Мне?

– Ну да, вам…

– Спасибо, проходите, Федор Васильевич.

– Мария Дмитриевна, я хотел сказать, я хотел просить…

– Да?

– Просить руки… как это говорится…

– Вот прямо тут, в прихожей? – чуть вздернулаброви Мария Дмитриевна. В глазах ее промелькнула легкая усмешка.