Книга Алгебра любви - Мария Чепурина

– Не пойму, что ты маешься в этой школе?! – воскликнул Костя. – Там ведь не учат, а только вид делают! А на уроках такой галдеж, что и учителя не слыхать!

– Тебе-то откуда знать?

– Да уж знаю! Есть знакомые, которые учились там. Не пойму, Лен, почему ты к нам в «Семерку» не пойдешь?

– Да у вас же там по блату принимают! Кучу денег заплатить надо!

– Какую кучу денег?! – Костя рассмеялся. – Ты что, думаешь, что я миллионер?

Я неуверенно посмотрела на Соболевского. Миллионер? Ну, не знаю… Мне всегда казалось, что он из обеспеченного семейства.

– Да у меня мама окулист в районной поликлинике! Знаешь, сколько врачи получают? А папа вообще на пенсии! И в классе у нас богатеньких всего двое! А так из обычных семей все.

– Так как же вы поступили?

– Как-как! Сдавали экзамен, разумеется!

– И что, платить не пришлось?

– Ох, Ленка, смешная ты, в самом деле! Платить, платить… Напридумывают люди всяких мифов и верят в них. Ты, наверное, еще думаешь, будто писатели платят деньги за то, чтобы книгу их напечатали? А актеры – за то, чтоб в кино сняться?

– Но разве не так?

– У плохих актеров и писателей, может, и так. А у нормальных все наоборот… Пойми ты, не нужны «Семерке» богатые! Умные ей нужны!

– Умные?.. – я задумалась. – Ну, не знаю… Может, и так. Но я-то обычная. Мне ваш экзамен не сдать.

– Не сдать?! И это говорит финалист всероссийской олимпиады?! Ленка, ты еще страннее, чем я думал!

Я еще страннее? Он считает меня странной? Ну, конечно. Надо было догадаться. Соболевский думает, что со мной что-то не так. Что я хуже других. А почему, собственно, он должен считать иначе? Ведь все так думают! Ведь так оно и есть, по большому счету… Я неудачница…

– И в чем моя странность? – спросила я вслух.

– В том, что ты нормальная девчонка, но почему-то с ужасно заниженной самооценкой. Ты так плохо к себе относишься, что иногда мне кажется, будто ты притворяешься. Скажи, это так?

– Я? Притворяюсь? Зачем?

– Не знаю. Но у меня просто в голове не укладывается, что такой… ну… «качественный» человек, как ты, может всерьез считать, что он хуже всех.

– Откуда ты знаешь, что я так считаю?

– Да видно же! Ты все время ноешь, что у тебя ничего не получится, что тебе не на что рассчитывать, что не за чем и пытаться что-нибудь сделать. Если честно, это даже раздражает.

– Я тебя раздражаю?.. Я так и знала…

– Ну вот, пожалуйста! Начинается!

Я не знала, что ответить. Произнесенные Костей слова были чем-то очень новым и странным для меня. Приятным или нет – определить это пока не получалось. Неожиданно вспомнился вывод, к которому три дня назад меня привели настойчивые звонки и истерики одноклассниц. Девчонки считают, что я могу нравиться? Костя считает, что я могу поступить в «Семерку»?

А что, если все это правда?!

Еще с полминуты я помолчала. А потом произнесла:

– Спасибо, Кость. Мне кажется, это была очень важная для меня беседа. Я все это обдумаю.

– Обдумай, – улыбнулся Соболевский. – Обдумай и приходи к нам в лицей.

– Знаешь, я даже рада, что мы отстали. В вагоне такой разговор не сложился бы.

– Рада? Ну что ж, я старался!

Тут мы засмеялись вдвоем.

В ту ночь, сидя полуодетыми на вокзале чужого города, мы пообщались еще о многом. О музыке, о кино, о семье. Об отношениях между людьми. О математике, разумеется. Кажется, еще никогда в жизни у меня не было ни с кем такого душевного разговора. Остатки того стеснения перед Костей, которое я испытывала, первый раз встретив его в лицее, исчезли. Общаться с Соболевским оказалось удивительно легко и спокойно.

В третьем часу ночи, когда сон начал одолевать меня, я положила голову Соболевскому на плечо и закрыла глаза. «А не начало ли это нашего романа?» – подумалось вдруг. Я в очередной раз представила, как мы обнимаемся, целуемся… И вдруг поняла, что не хочу этого! Никогда не хотела! Да-да! Вот почему подобные мечты не доставляли мне удовольствия! Я ведь никогда не была влюблена в Костю! И решение добиваться его шло только от ума, а не от сердца! Соболевский был «престижным» парнем, он нравился всему классу, вот я и поддалась этой моде! Но если быть откровенной с самой собой, к Косте как к парню у меня нет ни малейшего влечения! Зато после этой вокзальной ночи… он мне как брат.

– Кость, давай дружить, – промямлила я, не разлепляя глаз.

– Да мы вроде как уже дружим, – сказал Соболевский.

В четыре часа ночи наконец пришел поезд, в последнем вагоне которого для нас отыскались места – две боковушки у туалета.

– Верхнюю или нижнюю выбираешь? – шепотом, чтобы не разбудить спящих вокруг людей, спросил Костя.

– Нижнюю, конечно.

– Почему ты всегда выбираешь нижнюю?

– На верхней полке страшно. Я упаду.

– Да ты, вообще-то, была там хоть раз?! Верхняя полка – это же круто! Неужели ты никогда не мечтала о двухэтажной кровати?!

Мечтала… И о сестре тоже. Ее мне мама так и не родила. Зато теперь есть брат!

– Я точно не свалюсь?

– А ты видела, чтобы за все время нашего путешествия хоть один человек свалился? И вообще, Лена! Что это за жизнь такая, если всего бояться?!

И то верно. Мы застелили постели, и я забралась на верхнюю полку. Оказалось, это совсем не трудно, даже Костиной помощи не понадобилось. А ощущение от того, что ты надо всеми, и правда классное!

«Эта поездка была ненапрасной», – подумала я, засыпая под размеренный стук нашего нового дома на колесах.

Глава 7 Вопреки ожиданиям

В первый после поездки учебный день я шла в школу, полная тревожных ожиданий. Отношения с наиболее активной, влиятельной частью класса – девчонками, – и без того неблестящие, были, кажется, окончательно испорчены. Когда одноклассницы звонили мне, я, сидя в Пятигорске, конечно, могла и бросать трубку, и грубить им, и прибегать к помощи Соболевского, и вообще отключать мобильный. Но теперь от их гнева мне было не уйти. В мыслях рисовались самые ужасные картины: одноклассницы, обвиняющие меня в пренебрежении и в том, что Костя так и не стал бойфрендом ни одной из них, решают объединиться и развернуть на меня травлю… унижают на каждой перемене… настраивают против меня мальчишек… а то и вообще избивают! Они это могут!

Каково же было мое удивление, когда вместо коллективной атаки я была встречена общим настороженным молчанием. Меня не трогали, со мной не заговаривали. Игнорировали? Нет. Теперешнее молчание в отношении меня разительно отличалось от того, что было месяц-два назад. Если раньше Лену Кузнецову не замечали, смотрели словно бы сквозь нее и вели себя так, словно ее вообще не существовало, теперь за ней наблюдали. Любопытные, назойливые взгляды преследовали меня по всему классу. Я чувствовала себя каким-то заморским животным, привезенным в нашу школу напоказ. Или как будто бы в Пятигорске я превратилась в страшного зверя, и все теперь изучают новую Лену, гадая, как с ней вести себя.