Книга Сто прикосновений (Дневник Мелиссы) - Мелисса Панарелло

– Я не могу в это поверить!

Затем он повернулся ко мне и прошептал:

– Видишь? Мы записаны в звездах.

Я не поняла, что он этим хотел сказать, однако это «мы» меня успокоило и заставило почувствовать частью целого, в котором эти части были схожими, как я и зеркало.

Мне стало страшно в этом раю, так как было темно, место какое-то неровное, непроходимое, особенно если у тебя сапоги на высоченных каблуках. Я старалась прижаться к нему как можно сильнее, я хотела ощущать его тепло. Мы неоднократно спотыкались о неровную почву, идя по каким-то узким темным тропинкам, обнесенным каменными заборами; единственное, что можно было видеть, так это небо, усеянное этой ночью мириадами звезд, а луна то показывалась, то играла в прятки с нами. Я не знаю отчего, но это место вызывало во мне чувство ужаса и страха.

Мне пришло в голову – не знаю, может, по глупости, а может, и нет, – что где-то здесь, совсем рядом, служится черная месса, для которой я предназначена в качестве жертвы, и что люди в капюшонах должны были бы привязать меня к столу и вокруг меня поставить свечи и канделябры, потом бы меня изнасиловали по очереди, а потом в конце концов меня бы убили ударом кривого и отточенного лезвия.

Но я доверяла ему. Возможно, в тот магический момент это были мысли моего подсознания.

Эти улочки, вызвавшие во мне страх, привели нас к площадке с обрывом над морем, отсюда был слышен плеск волн, бьющихся о берег. Белые утесы были большими и гладкими: я сразу представила себе, для чего их можно было бы использовать.

Он притянул меня к себе, лицом к лицу, мы соприкоснулись губами, не целуясь, как бы вдыхая запах друг друга и слушая свое дыхание. Мы приблизились друг к другу еще чуть-чуть, снова соприкоснулись губами и стали их кусать, целуясь взасос. Наши языки встретились: его язык был горячим и мягким, он меня ласкал нежно, как перышко, и все же я задрожала. Наши поцелуи нас раскалили, и он наконец меня спросил, может ли он меня тронуть и настал ли для этого нужный момент. «Да, – ответила я, – именно сейчас».

Он остановился, когда обнаружил, что я без трусов, и остался просто неподвижным перед моей плотской наготой. Затем я интуитивно уловила признаки вулкана, который был готов к извержению. Он мне сказал, что хочет меня.

Тогда я села на один из огромных камней, и его язык ласкал мою половую щель, как рука матери ласкает щечку новорожденного: осторожно, нежно… ко мне пришло неумолимое наслаждение, которое не кончалось, оно было плотным и хрупким одновременно и меня растворяло…

Он поднялся, поцеловал меня, и я почувствовала, что во рту у него была моя жидкость: она была сладкой.

Я уже не один раз задела его член, твердый и мощный под джинсами; он расстегнул джинсы и предложил мне его. Я никогда еще не была с мужчиной, у которого было обрезание, я не знала, что головка в этом случае уже снаружи самого члена. Я вижу ее, гладкую и мягкую, и я не могу не приблизится к ней.

Я поднялась и прошептала ему на ухо:

– Выеби меня!

Он тоже этого желал, а еще он меня спросил, пока я вставала с колен, у кого это я научилась лизать так, что он сходит с ума от моего змеиного языка.

Он попросил повернуться к нему спиной, чтобы ему хорошо были видны мои ягодицы. Перед этим он их рассматривал, и его взгляд показался мне странным, но меня возбудил ужасно. Я стояла, опершись руками на холодный гладкий камень, в ожидании его первого толчка. Я захотела, чтобы он сказал, каким способом лучше мне ему отдаться: так спрашивает потаскушка, которая никогда не кончает. Я издала стон в знак согласия, почувствовав первый удар, произведенный резко и точно.

Затем я отделилась от этого усладительного пазла и, глядя на него с мольбой, желая, чтобы он оставался внутри меня, попросила его задержаться еще на несколько минут до того, как мы станем владеть друг другом, чтобы наш оргазм стал бы более интенсивным и взаимным

– Пойдем в машину, – сказала я ему. – Там будет удобнее.

Мы снова прошли по темному лабиринту, на этот раз мне не было страшно; по моему телу пробегали тысячи чертенят, которые развлекались своей беготней наперегонки, и это в какие-то моменты вызывало во мне тревогу, а в другие моменты – эйфорию, эйфорию просто невыразимую. Перед тем как сесть в машину, я снова перечитала написанные имена на воротах и, улыбнувшись, пропустила его в машину первым.

Я разделась мгновенно, полностью; я хотела, чтобы каждая клеточка наших тел и нашей кожи вошла бы в контакт с каждой клеточкой другого и чтобы они обменялись новыми распаленными ощущениями. Я села на него верхом и начала им управлять, изнуряя его быстрыми движениями, нежными и ритмичными, перемежая их движениями точными, жесткими и суровыми. Когда я его целовала и лизала, я услышала, что он стонет.

Его стоны меня сводят с ума, я теряю контроль над собой. Это так легко – быть с ним и потерять контроль над собой.

– Мы оба владеем друг другом, – говорит он в какой-то момент. – Как же нам сделать, чтобы подчинить одного другому?

– Двое хозяев ебутся и кончают попеременно, – ответила я.

Я стала совершать поступательные движения все быстрее и быстрее и чудесным образом схватила ту сладость, которую еще ни один мужчина не смог мне доставить, и только я сама себе могла дать. Я почувствовала спазмы повсюду: в половой щели, в ногах, в руках, даже на лице. Мое тело стало сплошным праздником. Я сбросила с него футболку и ощутила грудью его обнаженный торс, волосатый и жаркий. Я потерлась сосками об эту неожиданную волосатость и стала ее гладить обеими руками, чтобы сделать полностью моей.

Затем я с него слезла, а он мне сказал:

– Дотронься до него пальцем.

Я сделала это и увидела, что его член испускает капельки; я нагнулась, ртом подобрала и проглотила эту сперму – самую сладкую и приятную из всех, что я пробовала.

Он меня обнял, и мне показалось, что эти мгновения бесконечны и что он весь полностью принадлежит только мне. Потом он осторожно положил мою голову на сиденье, и я так и осталась лежать, обнаженная, свернувшись калачиком, освещенная луной.

Я лежала с закрытыми глазами, но все же ощущала, что он смотрит на меня. Я подумала, что это несправедливо, если на тебя так долго смотрят, что мужчины никогда не насыщаются твоим телом, помимо того, что ласкают его и целуют, хотят еще в придачу запомнить его и не стирать из памяти. Я спрашивала себя, что он мог испытывать, глядя на мое заснувшее неподвижное тело; для меня не так важно смотреть, как важно ощущать, в эту ночь я это поняла. Я попыталась подавить свой смешок, когда услышала, как он недовольно бормочет, не находя зажигалки; и я, все еще не открывая глаз, хрипловатым голосом сказала, что я видела, как она вылетела из кармана его рубашки, когда он бросал ее на заднее сиденье. Он на меня едва взглянул и открыл окно: в машину ворвался холод, которого раньше я не заметила.

Потом после долгого молчания, выдыхая дым сигареты, он сказал: