Книга Племя деревьев. О чем говорят корни и кроны - Стефано Манкузо
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Они с радостью присоединились к общине и с тех пор являются ее частью, защищая ее, помогая ей по мере возможностей, но всегда с гордостью осознавая свое отличие. Думаю, именно поэтому они продолжают называть себя группой: чтобы не забывать, кем были на протяжении всей своей истории.
Именно в этом уединенном краю Эдревии, населенном нашими легендарными товарищами нам с Лизеттой и Пино предстояло добраться до 35-го уровня библиотеки-лабиринта.
Само путешествие, пусть и не было особенно легким, прошло без особых трудностей, если не считать того, что для нас, товарищей, путешествие – всегда жертва, без которой мы с радостью обошлись бы. Можно сказать – не сочтите за преувеличение, – что мы ведем малоподвижный образ жизни. Если бы мне пришлось найти одну черту, в которой мы в Эдревии все единодушно схожи, так это нелюбовь к путешествиям, коротким или долгим. При необходимости, мы могли бы даже задуматься о том, чтобы перебраться из одной части планеты в другую. Но при малейшей возможности избежать этого все, чего мы хотели – это остаться на любимой территории. Некоторые старейшины, гордо заявляя о своем статусе товарищей, больше-ничего-неделающих, отказывались передвигаться даже на несколько метров, считая предложение личной обидой и оскорблением достоинства.
А между тем мы все чаще становились приверженцами оригинальной философии неоподвижности: согласно ей любое перемещение с места, где прорастал член сообщества, есть падение до уровня животного. Возвращаясь к нашим истокам, неоподвижники подчеркивали: для товарищей первобытных времен перемещение с места рождения было вообще невозможно. Способность выдергивать корни из земли, использовать их для передвижения и погружать обратно в почву, когда нужно, говорили неоподвижники, появилась позднее, в ходе эволюции, направлявшей нас к неизбежному – утрате высокой духовности существования. Идеология неоподвижности, изначально зародившаяся в группе Черноземов, посвятивших себя медитации, приобретала все больше последователей. Многие находили необычайно привлекательной возможность оставаться неподвижными и наслаждаться жизнью общества без каких-либо усилий.
Словом, по тем или иным причинам никому в Эдревии не нравилась идея путешествовать на большие расстояния. В том числе мне, Пино и Лизетте: мы блаженно сидели бы дома, если бы не назойливая настойчивость Летописца.
По правде говоря, идти до самого края Эдревии казалось пустой тратой времени: входы в основные залы библиотеки-лабиринта находились повсюду, в одной только долине Летописцев их было девять. Я долго обсуждал это со своими спутниками, но потом мы пришли к выводу: если хотим достичь вершин Гурров, придется двигаться внутри библиотеки, преодолевая десятки, а может, и сотни километров, не имея ни карты, ни надежных указаний. Поэтому лучше внешний путь, хотя и более долгий. Идея проста: пройти до главного входа на вершине Гурров, а затем спуститься вниз, на подземный 35-й уровень библиотеки-лабиринта.
Однако меня раздражало, что путешествие пришлось на особый момент в жизни общины – на расцвет многих товарищей. Должен признать: не самое мудрое решение сдвинуться с места в этот момент. В свою защиту могу лишь сказать: я был слишком юн, чтобы понять это. Если бы я только знал раньше, как влияет это время года на товарищей, тысячу раз подумал бы, прежде чем отправляться на вершины Гурров. Но поставьте себя на мое место: откуда мне было знать, что значит цветение? В то время мы с Лизеттой были еще маленькими и, следовательно, совершенно свободными от безумия, которое весна приносит взрослым.
Честно говоря, я изучал эти побочные явления – пусть и теоретически, – и как хороший Летописец могу и сегодня перечислить их без ошибок: истощение необычное влечение к другим товарищам; утрата способности к рациональной обработке информации; повышенная склонность к корневому обмену лишней информацией; повышенное внимание к своей внешности; привлекательное, ароматное и красочное цветение, равномерно распределенное по всей кроне (что подразумевает непропорциональные и неоправданные затраты времени и энергии). И, будто недостаточно перечисленного, еще и потеря ориентации и рассудительности.
Я наивно полагал, что мы с Лизеттой пока не подвержены этой транс формации. Пройдет еще несколько лет, прежде чем переход к взрослой жизни начнется и для нас. А Пино, со своей стороны, не был похож на того, кто теряет голову во время цветения.
Итак, совершенно не осознавая опрометчивость своего решения, прекрасным весенним утром, когда великолепное солнце низко стояло над горизонтом, а температура воздуха была такой, что хотелось сидеть и наслаждаться, мы отправились к вершинам Гурров.
Будь у меня чуть больше опыта, я сразу понял бы: в поведении Пино что-то не так.
Во-первых, он явился на встречу весь сияющий и элегантный, как будто мы собирались на вечеринку в Черноземии, а не планировали долгое и трудное путешествие через всю Эдревию. Каждый из его листьев, сияющий зеленью и безупречный, был аккуратно уложен в соответствии с безупречным филлотаксисом, которого я никогда раньше не видел. На стволе – не знаю, как ему это удалось, – не было видно ни сантиметра старой коры. Он выглядел так, будто его обработали рубанком. Это был не просто ствол, а колонна из темного мрамора, прямая и идеально отполированная, из которой в соответствии с архитектурой прорастала череда прекрасно ухоженных ветвей и веток. Он выглядел еще более стройным, подтянутым, с осанкой и уверенностью, которых мы раньше не замечали.
Увидев его в новом образе, мы с Лизеттой обменялись понимающими взглядами. Забавно он выглядел, величественно вышагивая, один корень за другим.
– Доброе утро, Лизетта, доброе утро, Лорин. Замечательный день для начала путешествия.
Он достал откуда-то скомканную карту Эдревии, на которой был небрежно нарисован маршрут. Предстояло подняться на холм Черноземии, пересечь длинную, изолированную долину без названия – ее так и называли Безымянной, и жили там лишь несколько одиноких Крепкоспинов, – и подняться вдоль побережья к вершине Гурров.
– Если мы будем двигаться быстро, то сможем добраться до места уже завтра вечером.
Мы с Лизеттой впервые оказались вдали от родных мест, и, хотя никому не признались бы в этом, очень боялись. Единственный, кто чувствовал себя совершенно спокойно, был Пино. Правда, по роду работы все Мерцающие, а особенно тяжеловесы, привыкли много перемещаться. Однако и для Пино это была ответственная миссия. Воз-можно, в здравом уме он взялся бы за нее с гораздо большей осторожностью. Но, как я уже сказал, наш друг расцвел, и ничего разумного ожидать