Книга Мы, Мигель Мартинес. Накануне - Влад Тарханов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Повседневные проблемы
Глава восьмая
Повседневные проблемы
Москва. Кремль. Кабинет Сталина
25 марта 1937 года
— Вяче, так ты говоришь, что делегация Советской Маньчжурии уехала неудовлетворенной? И как это проявлялось?
— Иосиф, ты же знаешь, для них принципиально важным стоял вопрос присоединения к СССР, они даже готовы провести плебисцит по этому вопросу.
— И результат этого волеизъявления населения Маньчжурии, конечно же, известен? — с мимолетной улыбкой поинтересовался вождь.
— Судя по уверенности руководителей делегации, то да. — Молотов оставался серьезным, как и обычно. На службе он не шутил. Это Иосиф Виссарионович мог себе позволить шуточку, порой довольно острую и обидную. А вот Молотов — никогда. Хотя вне рабочего места хороший анекдот любил рассказать, а рассказчиком он был весьма недурственным.
— Вяче, ты же понимаешь, они считают, что смогут под нашим прикрытием крутить свои дела. СССР для них — гарантия от неприятностей со стороны Японии. Только-то и всего. Но присоединение Маньчжурии к нам — это же нарушение наших договоренностей с японцами. Да, тайных договоренностей, да, это никем не подписано и нигде не значится, но они есть. И нарушение этих соглашений — будет сигналом для Токио. Плохим сигналом. Тогда милитаристы возьмут курс на войну с нами. А нападут они одновременно с германцами. И нам война на два фронта не нужна. Поэтому пусть пока всё будет так, как есть. А вот в договоре о коллективной безопасности Маньчжурия должна принять участие. Обязательно. Что у нас по подготовке к нему?
— С Польшей, Финляндией и ГДР противоречий нет. Согласованы все статьи договора. Как ни странно, больше всего проблем с Великой Монголией, которая уже получила гарантии присоединения к СССР в качестве союзной республики, и этот договор ее представители не хотят подписывать.
— Скажи, Вяче, когда мы планировали присоединение монгольских товарищей?
— В конце тридцать девятого. Тут надо провести большую подготовительную работу, привести законодательство под единый стандарт. А в этом у нас есть проблемы.
— Значит, с Востока у нас к договору присоединяются Маньчжурия, Великий Туран и Китайская Советская республика. Я ничего не путаю?
— Нет, Коба, всё верно. — наедине Молотов позволял себе называть Сталина старой партийной кличкой.
— Посмотри, что можно сделать, чтобы сдвинуть принятие Монголии в состав Союза еще хотя бы на год-полтора. Пусть Маньчжурам не будет так завидно. А Монголию мы принимаем в свой состав именно потому, что внешних врагов у нее сейчас на границах нет. А с внутренними они сами справились.
— Окончательное согласование договора мы планируем на конференции наркомов и министров иностранных дел девятнадцатого апреля сего года. Подписание — на Первое мая этого же года.
— Решили приурочить к празднику международной солидарности трудящихся?
— Ну, делегации глав правительств будут приглашены на торжества по случаю праздника, так сказать. совместим приятное и полезное.
— Хорошо, с этим я согласен. Чай будешь?
Молотов согласно кивнул головой. Через пару минут появился Поскребышев с подносом, на котором кроме обычного чайного набора возвышалась и горка бутербродов с колбасой и сыром. Пока руководители СССР насыщались, никаких разговоров не велось. После чаепития Сталин принялся набивать трубку, но это уже разговору не мешало.
— Что-то еще?
— В САСШ получил визу представитель Ротшильдов. Просят о встрече.
— Просят — встретим. Что-то еще.
— Еще одна просьба — они хотят встретиться с Кольцовым.
— Вот как, неожиданно. И что ты им ответил Вяче?
— Пока ничего.
— Разумно. Когда они прилетают?
— Двадцать седьмого.
— Назначишь им на двадцать девятое, Кольцова поставишь на двадцать восьмое.
— Хорошо.
Как только Молотов ушел, в кабинете вождя материализовался срочно вызванный Абакумов.
— Двадцать восьмого состоится встреча представителя Ротшильдов с Кольцоым. Она должна пройти в нужном месте и так, чтобы ни одного слова не пропустить. Задействовать столько людей и аппаратуры, сколько надо. Но каждое слово, каждую гримасу их надо зафиксировать. Понимаешь меня?
— Будет сделано, товарищ Сталин.
Но даже когда Абакумов ушел, Иосиф Виссарионович обдумывал причину, по которой представитель Ротшильдов — начальник их аналитической службы, вошедший в семью, хочет встретиться с попаданцем. Неужели есть какие-то моменты, о которых Пятницын сумел умолчать? Но нет, ведь после всего им занимались Кунин и Орнальдо — неизменная пара гипнотизеров, которые вывернули сознание попаданца наизнанку. Нет, ничего такого там не проскакивало, или? Сталин подошел к сейфу, в котором хранились самые секретные документы. Сред них была и папочка с личным делом Пятницына, на которой большими буквами значилась надпись «Строитель». Но просмотр последнего протокола дознания, сделанного парой сотрудников НКВД, ответа на интересующий вопрос не содержал. Тем более стало необходимым это разговор зафиксировать, а потом посмотреть, насколько выуженные сотрудниками органов из головы Кольцова-Пятницына сведения соответствуют разговору, зафиксированному аппаратными средствами. Что-то вроде эксперимента, тогда можно будет более точно быть уверенным в корректной работе метода гипносуггестивной обработки попаданца. А если он научился каким-то образом скрывать подоплеку каких-то событий? Кем-кем, а наивным человеком вождь не был. И доверять, просто доверять, никому не собирался.
* * *
Казань. Казанский пороховой завод[1]
26 марта 1937 года
На Казанском пороховом ожидался приезд правительственной комиссии. Что нужно комиссарам, и кто входит в состав делегации, местные товарищи не знали. Но готовились — не в том плане, что красили траву в зеленый цвет, а стены — в розовый, но вот чистоту на рабочих местах навели, трижды проверили технику безопасности — всё-таки завод пороховой, в своей истории был тут взрыв, настоящая катастрофа, уничтожившая большую часть производства. Потом пришлось завод восстанавливать буквально из руин. Было это в августе семнадцатого года, и в возникшем пожаре на станции Пороховая, который чудом перекинулся на Казанский артиллерийский склад кто-то видел русскую безалаберность, а кто-то и происки германской разведки, слишком уж серьезными оказались последствия. А главным стал фактический срыв наступления летне-осенней кампании этого года. В начале тридцатых годов завод полностью перестроен, проектная мощность порохов, которые он выпускал стала порядка восьми — десяти тысяч тонн в год, а при введении двух-трехсменного графика работы соответственно, увеличивалось и количество стратегически продукта. В тридцать пятом стали спешно строить два новых цеха: один по производству нитроцеллюлозы более прогрессивным, усовершенствованным способом, что позволило, после реконструкции, увеличить выпуск продукции в односменном варианте до пятнадцати тысяч тонн в год, а второй — патронный цех.
У ворот завода, куда должна была подъехать правительственная комиссия, стояла неизменная троица руководителей завода. Это — Евгений
