Книга Сто историй любви Джульетты - Эвелин Скай

ребра. Я дергаюсь при каждом нажатии, как будто сам там лежу. Лучше бы я. Колину всего восемнадцать, у него вся жизнь впереди. А с меня уже хватит – даже слишком.

Внезапно мальчик кашляет, и из его легких выливается целое ведро морской воды.

– Слава гребаному богу! – кричит Сю.

Грюнберг садится на корточки рядом с Колином, проверяет пульс и подтверждает, что наш новичок жив.

По моему лицу текут слезы – черт возьми, мы все плачем, – но каждый отводит взгляд, притворяясь, что мокрый снег попал в глаза. Краболовы прячут сердца под непробиваемой броней. Такая у нас самозащита, когда работа связана с постоянной опасностью и риском для жизни. Я тоже умею скрывать чувства.

– Согрейте его и уложите в постель, – кричу я сквозь шум бури.

Сю и Грюнберг осторожно поднимают Колина и исчезают под палубой.

Джонс так и стоит на коленях рядом со мной. Я думал, что он впал в ступор от страха за Колина, а теперь вижу, что он волнуется и обо мне.

– Давайте я помогу вам спуститься, капитан, – говорит он.

– Да, – соглашаюсь я. – Погоди минутку.

– Конечно, капитан. Хотел только сказать: то, что вы сделали, просто невероятно!

Он встает, но далеко не отходит, чтобы прийти мне на помощь, если понадобится.

Он не понимает. В моем поступке нет ничего невероятного. Сплошная безответственность.

Я уснул за штурвалом в разгар жестокого шторма, потому что слишком много думал об Элен и отказался от необходимого отдыха. Из-за того, что я был невнимателен и не справился со штормом, Колина выбросило за борт. Только удача позволила мне его спасти. Море с такой же легкостью могло поглотить мальчика или вернуть уже мертвым.

Колин достоин лучшего. Вся эта команда заслуживает капитана, который будет думать о них, а не о своих проблемах. И Элен достойна жить, писать роман и следовать своим мечтам, не связываясь со мной.

Джонс возвращается.

– Пойдемте, капитан. Вам нужен горячий душ и койка с вашим именем.

Я принимаю его помощь, хотя ноги подкашиваются не только из-за усилий, затраченных на спасение Колина. Я знаю, что делать дальше.

Если я не смогу избавиться от Элен, придется вычеркнуть из уравнения себя. Я должен покинуть Аляску.

Элен

– Он нырнул в океан? – переспрашивает по телефону Кэти. – Зимой на Аляске? Он морж?

Она такая же калифорнийская девчонка, как и я: обеим совершенно чужда мысль подойти к океану, если на улице меньше двадцати пяти градусов по Цельсию.

– Здесь только об этом и говорят последние три дня, – поясняю я, переворачивая табличку на двери «Книжной верфи» стороной «Закрыто». – Мэр Рыбной Гавани зашла сегодня в магазин и рассказывала своим друзьям о параде, который она хотела устроить в честь Себастьена. Тот, кстати, отказался.

Кэти фыркнула.

– Я думала, такой высокомерный засранец жаждет, чтобы его восхваляли.

– Не уверена, что он такой уж высокомерный засранец.

Нырнув за стойку, чтобы закрыть кассу, я вспоминаю, как весь порт пел вместе с ним морскую песню.

– Его здесь любят. Он не ушел из больницы, пока не убедился, что с ребенком все в порядке. Возможно, у Себастьена ко мне что-то личное.

– Ты и вправду немножко поторопила события, – говорит Кэти. – Набросилась на него в первый же вечер.

– Ничего подобного.

У Кэти пиликает телефон.

– СМС от мамы. Хочешь пообщаться с ней в видеочате?

Я улыбаюсь. Мне повезло, что мама и сестра – мои лучшие подруги. Мы болтаем втроем почти каждый день.

– Да, конечно, – говорю я. – Только дайте мне закончить работу.

– Хорошо, позвони, когда закончишь.

Кэти вешает трубку. Я убираю детский игровой столик, задерживаясь на минуту над «Церемонией присвоения имен» – иллюстрированной книжкой, которую я читала сегодня очаровательным маленьким девочкам. Они только начали ходить и еще достаточно малы, чтобы пахнуть молочком и детским лосьоном, и меня восхищает их младенческий восторг от всего, о чем я им читала.

Когда я занималась с детишками, сердце немного щемило от мысли, что я, наверное, никогда не рожу своего собственного ребенка. Но по большей части их заливистый смех и наивная любознательность наполняли меня умиротворяющей радостью. Пожалуй, я буду добровольно приходить читать им сказки, когда закончу эту работу.

Прибравшись в детском уголке, направляюсь в заднюю комнату и ставлю на стол коробку с новыми поступлениями, которые надо занести в каталог. Завтра возвращается из Аризоны Анджела, и к ее приезду все должно быть в идеальном состоянии.

Потом я звоню маме и Кэти.

– Привет, девочки!

Мама улыбается на весь экран.

– Отодвинь немного планшет, – советует ей Кэти. – А то я вижу крупным планом волосы у тебя на подбородке.

– Я думала, тебе нравятся мои волосы на подбородке. – Мама поправляет камеру, чтобы мы видели ее лицо. То есть две трети ее лица.

Мама любит повторять, что у нее «проблемы с хронотехнологиями». На самом деле это означает «я слишком стара, чтобы заботиться об идеальном ракурсе и освещении, а вы мои дочери, так что радуйтесь любой части моего лица, которую сможете увидеть».

– У тебя нет никаких волос на подбородке, мам, – говорю я.

– Знаю, но если бы были, ты ведь сказала бы, что они симпатичные? – подмигивает она. – В общем, Кэти только что поделилась со мной последними выходками героя твоих рассказов.

– Он не герой моих рассказов.

Я начинаю жалеть, что рассказала им о сходстве Себастьена с героем моих зарисовок.

– Правильно, он больше не герой рассказов, – напоминает маме Кэти. – Мы ведь изменили его имя на Себастьен Головокружительный.

– Ничего мы не меняли, – протестую я.

– Ты не в курсе.

– Мама!

Она пожимает плечами.

– Себастьен Головокружительный лучше, чем Принц Безрассудство.

– О боже! Зачем я вообще с вами делюсь?!

Я хватаю со стола перочинный нож и вскрываю коробку с новыми книгами.

– Прости, солнышко, – извиняется мама. – Давай поговорим о чем-нибудь другом. Как продвигается роман?

– Никак.

– Что значит «никак»?

Я вздыхаю и опускаюсь на стул.

– Значит, ничего не выходит. Я полторы недели читаю книгу о написании романов и понимаю, о чем там говорится, но это не помогает.

– Ну, ты ведь только начала, – утешает мама. – Нужно потренироваться. Я знаю, что ты писала короткие рассказы еще в школе, но роман – совсем другое дело. Будь терпелива. У тебя талант. Все получится.

– То-то и оно. Я умею писать. Проблема… в самой истории. – Я тычу пальцем в коробку. – Знаешь, у меня какое-то странное чувство по поводу этих набросков. Они должны