Книга Человек, земля, хлеб - Евгений Фёдорович Куракин

митинг. Я один в группе ваш коллега, — объяснил Маслихов. — Из деревни, значит. Мне у вас нужно было побывать, дома меня спросят об этом.

У него узнали, что он хочет посмотреть.

— Машины. Все, какие у вас есть. Это по моей части.

— Вы инженер?

— Нет, пока еще нет, — засмеялся Александр Петрович. — Я просто механизатор, комбайнер, тракторист.

Он обошел мастерскую, заглянул в каждый уголок. Задержался возле рабочих, поднимавших какую-то тяжелую деталь. Не раздумывая, помог им. На машинном дворе спросил:

— Можно посидеть на комбайне или на тракторе?

Он сбросил пальто и оглянулся, куда бы положить его. Кто-то из рабочих взял у него пальто. Он обошел комбайн со всех сторон, похлопал его, потом забрался наверх. Оттуда задавал вопросы. Вытащил небольшую записную книжку и что-то записывал в ней.

Спрыгнул на землю, радостно сказал:

— Хорош. Да и вообще тут у вас хорошо. Солнце вон какое, у нас еще зима.

Запрокинул голову, зажмурил глаза. Солнце било ему прямо в лицо. Он не отводил его, точно хотел загореть за эти несколько минут. Золотая звезда с серпом и молотом тоже ловила солнце.

Позже в большой комнате, полной от желающих поговорить с русским, его попросили рассказать о себе, о своем крае. Он встал, взволнованный этой просьбой.

— Рассказывать я не мастер, — сказал Маслихов. — Но попробую. Жаль, что я не привез вам в подарок ковыль. Вы бы сразу поняли, где я живу. У нас в степи много ковыля, и весной он цветет.

Впервые в жизни он говорил так долго. Рассказал о взволновавшем всю страну походе на целинные пустоши. О том, как сам в пятьдесят пятом приехал в брединские степи.

— А Золотую звезду за что получили? — спросили его.

Улыбнулся, словно не знал, что сказать.

— В пятьдесят шестом целина оплатила нам. Такого хлеба я еще ни разу не видел. Даже страшновато было, успеем ли убрать. На осень вся нагрузка пришлась, а с ней у нас шутки плохи.

На долю Маслихова пришлось тогда побольше полутора тысяч гектаров. Вспомнил один день. Было сухо, но он знал, что к вечеру задует. Еще накануне просил всех, кто работал вместе с ним, одеться потеплее. На соломокопнителе у него трудились ребята из города.

— Выдумываешь, Саша. Еще вспугнешь золотую осень, пойдут дожди.

— За́ полночь будем косить. Холод придет.

— А сам-то выдержишь, Саша? Нам что — смотри. Себя бы уберег.

— Я катаный, — сказал Маслихов. — Ко мне холод не пристанет.

Солнце ушло не в тучи, он сам видел. Был спокоен — дождя не будет. Около двенадцати, когда остановились, чтобы разгрузить бункер, шофер спросил его:

— Последний рейс, Саша?

— Покосим еще.

— Шутишь, Саша. Другие вон разъезжаться собираются.

— Что, уморился уже? Пойди отдохни в соломе.

— Иди ты со своей соломой… — разозлился шофер. — Что тебе больше всех нужен этот хлеб?

Маслихов соскочил на землю, подошел к шоферу.

— Не шуми, а то сусликов разбудишь. Это ведь тоже твой хлеб! И мой, и твой. Наш хлеб. На меня ты можешь кричать, но на хлеб не смей. Я тоже устал, еще неделя — и добьем.

— У меня глаза слипаются, — сказал шофер. — Врежусь куда-нибудь.

— Поспи немного, — предложил Маслихов. — Полегче будет.

Косили до трех часов ночи. Потом остановились, натаскали соломы, забрались в нее.

…Той осенью Маслихов намолотил больше двадцати одной тысячи центнеров хлеба. Той же осенью он стал Героем Социалистического Труда. В тот год ему было двадцать шесть лет.

Когда Маслихов закончил свой рассказ, встал один пожилой чех. Подошел к нему, обнял: они расцеловались. У чеха на глазах блестели слезы. Он что-то сказал переводчику.

— О чем он говорит? — спросил Маслихов.

— Он говорит, что с русских во всем надо брать пример. И еще он говорит, что был бы рад, если бы вы работали в их кооперативе.

* * *

В начале этого лета двое парней зашли в Миасский горком комсомола. Походили по коридору, почитали фамилии на дверях. Негромко разговаривали. Прошла мимо девушка.

— Вам кого, ребята?

— Мы по делу, — сказал невысокий худощавый парень. — Не знаем только, к кому обратиться.

— Откуда вы?

— Мы издалека, — сказал тот же парень. — Из Восточного совхоза.

— Это где же? — спросила девушка, стараясь припомнить, где находится Восточный совхоз.

— В Брединском районе.

— А зачем к нам?

— Понимаете, — парень немного замялся, — мы сами в общем-то из Миасса. В пятьдесят четвертом на целину уехали.

— Вы целинники? — воскликнула девушка. — Наши, из Миасса? А где работали?

— На автозаводе.

— Пойдемте со мной. — Девушка повела ребят к первому секретарю горкома. — Какие вы молодцы, что зашли.

— Да мы по делу.

— Пошли, пошли, там и поговорим о делах.

Ребят долго не отпускали. Пришел фотокорреспондент из «Миасского рабочего». Пришлось рассказать о своей работе, вспомнить десятилетней давности зиму.

Сейчас ребята отдыхают в доме отдыха, завтра уезжают, вот и зашли перед отъездом.

Уже прощаясь, стоя в дверях, Саша Еремин напомнил:

— Так вы помогите, нужен нам инструмент. Что соберете, нам все пригодится. Мы и директору пообещали, что зайдем к вам.

— Постараемся, поможем, — заверили ребят.

Ему еще не было семнадцати — Саше Еремину. Он работал слесарем на Миасском автозаводе. Очень похожий на своих сверстников, семнадцатилетних подростков. У него тоже не было отца, как у многих его товарищей. Сорок первый год не вернул ему отца.

Их было трое у матери. Ереминых, недавно приехавших из Пензенской области, радовала уральская новь, озера с прозрачной глубиной, горы, заросшие соснами, и воздух, удивительно чистый. Саша и не подозревал, что где-то далеко от Миасса есть степь, — столько земли, что среди нее чувствуешь себя одиноким.

Агриппина Павловна думала, что сын закрепится на заводе. Он приходил домой, сбрасывал спецовку и взахлеб рассказывал о цехе, о новых друзьях. Она была спокойна за него. К настоящему делу присматривается. Но однажды он прибежал домой раньше времени. Не пришел, а прибежал. Она испугалась, уж не случилась ли беда. Парнишке и семнадцати нет…

— Еду, мама, — закричал Саша. — Еду на целину.

— Куда ты едешь? Кто тебя гонит?

— На целину, мама.

— Зачем, Саша? Тебе здесь плохо?

Он засмеялся, схватил ее за руки, закружил по комнате.

— Вот она путевка, видишь, комсомольская.

— Ты же хотел стать слесарем, Саша?

— Передумал, мама. В батю пойду.

— А получится? — спросила мать.

— Года через три увидишь.

Агриппина Павловна вспомнила мужа. Всю жизнь он возился с машинами. После работы забирал сыновей и уезжал с ними за околицу деревни. Трехлетний Сашка готов был бегать за любой машиной. Его знали все шоферы и трактористы. Как-то он пропал. Она всполошила всю деревню. Ночью Сашу привезли спящим.