Книга Дом Живых. Арка третья: Лопата кумкватов - Павел Сергеевич Иевлев

извлекаем. То же Корпорское Солнце есть в сути своей сжатая и разогретая давлением краевая субстанция. При этом почти все исследования по фундаментальной краевой магии были утрачены в Смутное Время, а современная наука критически недофинансирована из-за непонимания властями её важности…»

В общем, опуская дальнейшие рассуждения о грантах, получаемых по протекции всякими шарлатанами, переходим сразу к выводу:

«…Любое изменение состояния Края чрезвычайно опасно и может вести к самым непредсказуемым последствиям. Вплоть до полного исчезновения жизни на Альвирахе».

В общем, дорогие читатели, профессор считает, что, возможно, мы все умрём. Но мы и так все умрём, кроме, может быть, бессмертных нефилимов, так что нет смысла об этом беспокоиться…'

— Это заметка из старого номера «Дежавю Всеношны», — пояснил Вар.

— И зачем ты мне её прочитал?

— Затем, что она вышла аккурат на следующий день после того, как твоя юная протеже пошалила в своём монастыре. Тебе ни о чём не говорит эта дата, кстати?

Драматург глянул в выписку и признался:

— Что-то знакомое, но не вспоминается.

— Именно тогда случилась Белая Скорбь.

— После не значит вследствие, — пожал плечами Полчек.

— Это не единственная статья. Множество странных и зловещих событий произошли тогда. Одно то, что почти сутки по всему побережью не могли зажечь ни один светильник…

— Ну и что? Посидели при свечах, подумаешь.

— Полчек, ты правда не понимаешь? У меня тут целая куча выписок, — Вар потряс стопкой бумаги. — Каждый раз, когда твоя девица баловалась со своим антимороком, трясло весь Альвирах!

— Серьёзно? — вяло спросил Полчек, наливая себе вино.

— Вот! — Вар кинул на стол верхнюю бумажку. — Мор на Брикыше. Неведомые вибрации нарушили работу охранных заклятий, в город зашли чумные куницы.

Он вытащил из стопки следующий исписанный аккуратным почерком лист.

— Муниципалитет Раана сообщает о массовом скисании молока. А вот ещё, из Серена пишут о нашествии гугнявок. Дальше зачитывать?

— Не вижу смысла, — отхлебнул из бокала Полчек.

— Каждый раз, когда эта девушка использует свой талант, за этим следует вал происшествий разного масштаба по всему континенту.

— Ты проделал большую работу, — кивнул Полчек. — Очень познавательно.

— В основном, это Талена, — признался Вар. — Очень дотошная и почерк хороший. Так ты понял, Полчек?

— Что именно?

— Я понимаю, почему матриарх натравила на Завирушку андедов. Девушка реально опасна. Не только для Дома Теней, для всего Альвираха!

— Интересная мысль, — зевнул Полчек. — Пойду посплю, всю ночь писал. Эта пьеса — лучшее, что я создал до сих пор. Что бы ни было дальше, оно того стоило.

— Тебе плевать, что мы можем разрушить мир?

— Если Альвирах настолько непрочен, что его можно поломать визгом какой-то девчонки, то он обречён, — заметил драматург, вставая. — Завтра в Кеффиль-море кто-нибудь громко пукнет, и солнце упадёт на Корпору. Надеюсь, я успею дописать пьесу до того, как это случится. Приятного тебе дня.

Полчек зевнул и удалился, провожаемый сердитым взглядом Вара.

* * *

— Уважаемая Фламерия д’Камарут, Консилиум готов принять вас.

— Наконец-то, — Спичка поставила пустую кружку из-под эля на столик и сползла со слишком высокого для неё кресла на пол. — Вы не очень-то торопились, Гундир.

Верховный служитель Плексус сделал такое лицо, как будто откусил несвежий кумкват, но сказал только:

— Обычно Консилиум вообще никого не принимает. Цените сделанное для вас исключение.

— Обценилась уже вся, — буркнула дварфиха. — Куда тут идти-то?

— В эту дверь, будьте любезны. Осторожно, тут порожек…

— А почему тут темно?

— Консилиум очень ценит свою анонимность, — ответил голос из темноты.

— И что, я тут буду стоять такая в темноте и разговаривать не пойми с кем?

— Таковы условия…

— К демонам! — дварфиха с хрустом прокрутила стальное ребристое колесо массивной латунной зажигалки.

Брызнули искры, запахло керосином, комната осветилась трепещущим огнём горящего фитиля.

— О, вот и свободное кресло, — сказала Спичка с удовлетворением, — а то в ногах правды нет.

— Что вы творите? — возмутился один из членов Консилиума, богато одетый эльф с лицом, выдающим изрядный даже для этой расы возраст.

— Это моё кресло! — заявил Плексус.

— Пойди погуляй пока, — отмахнулась от него Спичка, — услуги спикера нам не потребуются, сами поговорим.

— Безобразие, — сказала пожилая дама в мантии птахи.

— Зажгите уже свет, — с досадой велел сидящий во главе стола солидный мужчина. — Всё равно она нас видит. Чего глаза ломать?

— Зал защищён от световых заклятий, — напомнил Плексус, — чтобы никто не зажёг магический светильник. Кто знал, что у неё… Такое…

— Кстати, что это? — спросил брезгливо эльф. — Запах ужасный.

— Дварфийское автоматическое огниво, — ответила Спичка, устраиваясь в кресле. — И мой вам совет: хотите работать с дварфами, заведите мебель поудобнее. Не все такие дылды, как вы.

— Мы пока что не услышали ваших предложений, — недовольно сказала птаха.

В зал внесли свечи, и дварфиха огляделась. Помимо Плексуса, которого она не без оснований считает номинальным членом Консилиума, в зале ещё восемь Разумных. Три эльфа, явно из почтенных и родовитых, наверняка помнивших ещё расцвет Империи. Немолодая птаха с лицом надутым и недовольным. Гоблин весьма преклонных лет, так похожий на покойного Франциско, что Спичка с ним чуть не поздоровалась. Мускулистая и покрытая шрамами орчиха, явно матриарх какого-то из крупнейших кланов Диаэнкевала. Человек, одетый чрезмерно дорого и сидящий во главе стола. Но более всего удивил дварфиху стоящий (они не любят сидеть, потому что редкий стул их выдерживает) кованый. По его стальному лицу невозможно понять, с каким чувством он уставился на дварфиху, но их давний антагонизм не может не сказываться на отношениях.

НЕОФИЦИАЛЬНАЯ БИБЛИОТЕКА АЛЬВИРАХА

Кованые, относительно недавно появившаяся на Альвирахе новая раса, существуют благодаря Дому Колловски, известному также как Дом Создания. Хотя этот Дом прославился в основном изобретением и развитием огнестрельного оружия, это далеко не единственная его продукция.

Парциваль д’Колловски, создатель первой «перечницы», известен также своим безразличием к этическим коллизиям, связанным с производством разумных военных орудий. Первых кованых он построил просто как ходячие лафеты к перечницам, которые в ранних своих модификациях были слишком тяжелы даже для полуогров. Природные же чистокровные огры оказались слишком тупыми для обращения со сложной техникой. Колловски решил, что